чернилами. Все предварительные заказы – извините, «выражения заинтересованности» – были сделаны только с приблизительным представлением о цене. Некоторые клиенты хотели Netflix независимо от того, сколько он будет стоить, в то время как другие имели более четкое представление о желаемой цене. Последние могли установить строгие верхние пределы. Ниже этой цены они были в деле. Выше – выходили из него.
Задача банка, в утро нашего IPO, было определить идеальные значения. Установите слишком высокую цену, и заинтересованные покупатели уйдут, – а мы пропустим нашу цель в 70 миллионов долларов. Установите ее слишком низко, и Netflix упустит миллионы.
Еще один осложняющий фактор. Банк не возражал против слишком низкой цены. Одной из причин, по которой они так упорно боролись за сделку с нами, – помимо большой комиссии, – была возможность дать своим лучшим клиентам возможность покупать низко на открытии и продавать высоко на закрытии.
Банкиры называют этот день «отскоком».
Отскок – это необязательно плохо. Быстрый скачок цены может показать общественности, что компания «горячая» и имеет «импульс». Но если кто-то собирался заработать кучу денег в первый же день, мы хотели, чтобы это были мы, а не клиенты Merrill Lynch. Мы хотели здорового прыжка, – но не хотели чувствовать себя так, как будто нас запускают с трамплина.
«Папа! – Логан отвлекся на середине укуса, огромный кусок ванильного мороженого балансировал на его ложке. – Барри говорит по телефону. В самолете. Я думал, это невозможно». Он вопросительно посмотрел на меня, аккуратно отправляя ложкой мороженое в рот, а затем опустил глаза, чтобы положить еще немного брауни поверх мороженого. «Довольно круто, правда? – я не мог не улыбнуться его энтузиазму. – Ты хочешь позвонить? Может, маме?»
Я нажал кнопку быстрого набора домашнего номера и подождал, пока Лоррейн возьмет трубку. «Привет из Омахи», – сказал я, когда она ответила. – У меня тут есть кое-кто, кто хочет поговорить с тобой». Логан схватил телефон и рассказал Лоррейн о поездке. Он едва переводил дыхание, пересказывая меню обеда: салат «Цезарь», печеный картофель и филе миньон, которое он произнес «мин-инь».
«Похоже, он в восторге», – сказала Лоррейн, когда мне наконец удалось вернуть телефон. «Слегка перевозбужден. Но очень счастлив. Видела бы ты его, когда мы поднялись на крейсерскую высоту. Он кувыркался по проходу. Это не шутка. Катился вперед между сиденьями. «Что ж, я рада, что он счастлив, – ответила Лоррейн и, подражая Барри, понизила голос до театрального шепота. – Скажи ему, чтобы не привыкал».
Я посмотрел туда, где Логан скреб свою тарелку, пытаясь собрать последние капли шоколадного мусса в ложку. Я был взволнован ничуть не меньше, чем он, – просто лучше умел это скрывать. По правде говоря, если бы мы были честны, то все делали сальто вместе с Логаном.
Уже совсем стемнело, когда машина зашуршала шинами, останавливаясь под портиком дома моих родителей в Чаппакуа. Логан крепко спал, прислонившись к моему плечу.
Я снова был дома.
«С возвращением, Мистер Новый Медиа-директор», – сказала мама, придерживая для меня дверь, пока я нес Логана по ступенькам на кухню. Когда я поставил его на пол, сын сонно заморгал от яркого света. «Ты можешь спать в кабинете», – сказала ему мама. Он кивнул и зашаркал вверх по лестнице.
В ту ночь я спал в своей детской спальне, окруженный книгами, коллекцией пивных бутылок и трофеями Малой Лиги. В каком-то смысле мне казалось, что я никогда не уезжал. Мне было сорок четыре года. Я был женат и имел троих детей. У меня был большой дом и Audi allroad. Но внутри я все еще чувствовал себя старшеклассником, взволнованным предстоящим матчем против Фокс Лейн[110].
Как я буду чувствовать себя на следующий день после того, как все закончится? Более взрослым? А как насчет денег? Изменит ли это меня? Я знал, что мы с Лоррейн будем волноваться меньше. Но я не думал, что мы станем счастливее. Если детство в Чаппакуа и научило меня чему-то, так это тому, что счастье существует на совершенно иной оси, нежели деньги. Я вырос среди сказочно богатых и фантастически несчастных людей. Их можно было заметить за милю – безупречные лоферы, красивые сшитые на заказ костюмы и пустая полуулыбка на лице.
Большую часть ночи я ворочался с боку на бок, бесконечно предвкушая все, что может пойти не так. Что, если я проснусь, и рынок рухнет в одночасье? А что, если будет еще один теракт? А что, если Рида сбил автобус? Что, если после всей этой работы мне придется вернуться туда, откуда я начинал? Единственное, что успокаивало, – поезд на комоде у стены – одно из самых элегантных творений моего отца, законченное где-то в середине 70-х. Паровая машина блестела в лунном свете, так что поршни, казалось, почти двигались. Это было последнее, что я видел перед тем, как заснуть.
Во многих отношениях это было разочарованием.
Как и большинство технологических компаний, Netflix собиралась быть зарегистрированной на бирже Nasdaq, стопроцентно электронной. Там нет ни торгового зала, ни толпы истерически орущих трейдеров в ярких блейзерах, ни балкона со звонком. На бирже Nasdaq каждая сделка происходит почти мгновенно: покупатели связываются с продавцами в невидимом, эффективном, тихом и упорядоченном мире компьютерных серверов.
Если мы хотели отпраздновать первую сделку, у нас было два варианта: собраться в серверной комнате Nasdaq без окон или наблюдать, как идут дела в торговом зале Merrill Lynch. Но, по крайней мере, здесь были автоматы, – длинный ряд их выстроился в нише напротив лифта. Когда мы с Логаном приехали, Барри держал один из телефонов между плечом и ухом, наполовину сняв куртку и оживленно разговаривая с кем-то. Рид спокойно отвечал на электронные письма за соседним столом. Джей Хог стоял в стороне, расслабленный, как всегда, в своей синей оксфордской рубашке. «Пока ничего не происходит, – отчитался Джей. – Рынки вот-вот откроются, но они все еще работают над поиском цены. Может быть, еще час или около того».
Он указал на угол торгового зала, где четверо или пятеро трейдеров лихорадочно переговаривались по телефонам, а некоторые – сразу по двум. «Каждый раз, когда они пробуют новую цену, то должны перезванивать всем. Это может занять некоторое время».
В 9:15 утра по восточному времени, за пятнадцать минут до открытия, я позвонил в Netflix. «Доброе утро, Лос-Гатос!» – объявил я, представляя, как мой голос эхом отдается из больших динамиков, которые были установлены в офисе. Я представил, как все наши сотрудники прекращают свои разговоры и отставляют кофе. Для них это был
