плохо. Потом верни, как было, и он будет тебе искренне благодарен.
Учитель знал, что девушку в храме сломают, насилуя круглые сутки, а память вычистят, откатив до тринадцатилетнего возраста. Какой он жалостливый! Доброта в стиле Наталины. Поймаю этого Учителя, и отрублю ему руки и ноги. Из жалости.
А что, не убью же, в самом деле. Добрый я.
— Давно вы с ним тут, в Менорании?
— Пятнадцать… Нет, шестнадцать лет.
Что-то по годам тоже не сходится. Если Сениле сейчас биологически двадцать пять, а эти сюда приехали… Ну пусть даже пятнадцать лет назад, то точно херня получается. Сенила была любовницей в десять? Причём «долго была любовницей».
— Сколько ей тогда было лет? — Ткнул я в Сенилу. В ответ Бония пожала плечами. Я скривился. — Примерно хотя бы.
— Не знаю, может лет тридцать, может пятьдесят. — Снова пожала она плечами. — Может все сто. Она же одарённая. Я с ней до этого была знакома года три, не больше. Я прибилась к Учителю, когда Надлена уже была его любовницей. Когда её отдали в храм, я заняла её место в постели Учителя. Так-то я давно с ним периодически спала, но главной ученицей он меня сделал только после этого. Прошлую отослал куда-то. Не знаю, что с ней стало. Не интересовало.
— Главная ученица всегда одна?
— Да. Всегда одна, и всегда одарённая. Надлена была мастер-маг ветра, как и я, но её Учитель главной ученицей делать не захотел. — Чуть подумав, Бония поправилась. — Точнее, я тогда уже была магистром, и меня раздражало, почему Учитель её выделяет, а не меня. Она не была главной ученицей, только любовницей. У неё же муж был. Когда мы уезжали, муж её всё ещё её разыскивал, но в храме, конечно, посмотреть не догадался.
Вот! Тут кроется ещё одна нестыковка. Сенила точно неодарённая. Не знаю, можно ли отобрать одарённость, про такое даже не слышал. Некоторые маги выгорают, перестав быть магами, но ядро у них мне всё равно в магическом зрении видно, пусть оно и мёртвое. Пустое живое ядро гарантировано убивает мага.
Удалить ядро так, чтобы не осталось следов, точно нельзя. Оно является одновременно частью тела и сущности. Разве что, вырвать сущность вместе с ядром, как было со мной, а потом в тело подселить другого человека, не мага.
— То, что ты магистр, а не мастер, я и сам знаю. — Заметил я отрешённо, раздумывая над загадкой своей рабыни. — Я это заметил ещё в нашу первую встречу, когда ты держала между нами стену ветра, вытянув её из локтя.
— Я тогда случайно услышала, что ты слабый маг жизни. — Заметила она несмело. — Поставила стену, чтобы ты не смог кинуть какое-то заклинание, которое постепенно убьёт. Знаю, что некоторые жизнюки такое могут. Вроде бы ничего не сделал, а потом кожа язвами покрылась, и человек умер.
О! Тоже хочу выучить такое заклинание! Только это явно на болезнь крови нацеленное, а их, тем более дистанционно, только с пятого уровня можно сотворить.
— Ты была уверена, что я такое смогу сделать?
— Не то, чтобы смог… На всякий случай. Так-то ты вообще был очень слабым. Выглядел очень слабым. — Исправилась она. — Вот и поставила стенку. Как ты её увидел, ты же…
— Ты всё ещё не поняла, что Дар не слабый маг, он бывший бог. — Внезапно встряла Сенила. — Он сильнее тебя в разы!
— Ой! — Бония бросила на меня испуганный взгляд. — Извини меня! Я же тогда не знала!
— Ты тут стоишь, и врёшь ему. — Продолжила наезд Сенила. — Я не одарённая, и мне всего двадцать пять лет. Это магистр жизни подтвердил.
Встали друг напротив друга две упрямицы. Ещё чуть-чуть, и вспыхнет драка. Вон, у мага ядро активировалось. Хорошо хоть узор не начала формировать, а то пришлось бы реагировать.
— Сенила. — Позвал я негромко. Девушка повернула ко мне своё возмущённое лицо. — А ты помнишь свою мать?
Поражённое молчание обоих девушек было мне ответом. А ведь это было самым логичным.
— Ты не имеешь метки богини, хотя все ублажательницы её имеют. — Добавил я. Вообще-то, метку богини можно убрать, но это может сделать только кто-то уровня Наталины минимум, как она сделала с Кристой. Или вообще другой бог. — Ты точно не та Надлена.
— Ты видишь метки богов? — Переспросила удивлённая Бония, но потом понятливо кивнула. — Ах, да.
— Думаю, тебя сделали ублажательницей с помощью специалиста, работающего на храм, но втайне от служительниц. — Выдал я предположение.
— Но… зачем? — Растерянно пробормотала Сенила.
Тут у меня была гипотеза, но подтверждения она не имела, только догадки.
— Ублажательницы столицы все на строгом учёте. — Это была информация от самой Сенилы, я лично о таком вообще не слышал. — Скорее всего, твою мать убили, и захотели это скрыть, чтобы от богини не прилетело.
— Богиню таким не обмануть.
— Им нужно было обмануть не богиню, а жриц. — Быстро нашёл я аргумент. — Такое получилось провернуть, потому что вы очень похожи, раз вас путают даже те, кто был знаком с твоей матерью целых три года. — Продолжал я рассказывать свою теорию. — Конечно, после такого, убийца срочно свалил из страны. — Вот и мотив, чего это вдруг Учитель срочно направился в Нермилию. — Вполне возможно, что твой отец до сих пор вас с матерью разыскивает. Если жив, конечно.
— Ты уверен, что моя мама мертва? — С застывшим взглядом тихо переспросила Сенила. Пленница же стояла тихо и не отсвечивала.
Вообще-то, не уверен. Но даже если она была жива, то сейчас ей точно больше тридцати. Сенила сама сказала, что таких старых ублажательниц не бывает.
— Это самое логичное. — Уверенно заявил я, не пытаясь рассказать свои выводы. — Вспомни свои таланты. Ты жила не в храме, а в городе, была воровкой, как мать. Потом тебя нашли те преступники, и ты ненадолго заменила свою мать в храме.
— Но почему я тогда не в храме? — Вижу, задумалась, но до сих пор не может это принять.
— Не знаю. — Она что, думает я пророк, и про всё знаю? Это же было только предположение, никаких фактов. Пусть и логично всё складывается, но я могу ошибаться. — Возможно, ты кому-то из работорговцев понравилась, и тебя спокойно ему продали, ведь привязки к храму ты не имела, как и метки богини. Продавшие не боялись, что это раскроется. Твоей матери уже не было в живых, а ты всё забыла. Остались только рефлексы с того времени, когда кошельки срезала. Кстати, почти всё, что тебе рассказывали про ублажательниц — неправда. И тем более, про твою жизнь в деревне. Но это ты
