— Да, пришлось в вашем централе несколько дней провести. И уж, если начистоту, то именно там жены других таких же несчастных вручили мне Евангелие, через которое открыли мне путь к Богу, за что я им премного благодарен. Так что мы с вами в некотором случае земляки, оба знаем о Сибири не понаслышке.
— Моя матушка была почти со всеми из них знакома. Кстати, будучи в Омске, вы захаживали в гости и к моей старшей сестре — Екатерине Капустиной, она мне о том писала, — предался было воспоминаниям Менделеев, но его собеседник никак на это не прореагировал, погруженный в свои собственные мысли. — Но давайте вернемся к теме нашего разговора, поскольку вы, полагаю, именно по этой причине искали встречи со мной. Если вы еще не передумали сменить предмет нашей беседы.
— Слушаю вас, — продолжая вдыхать аромат, исходящий от букетика, кивнул Достоевский, не спеша высказать свое собственное мнение о спиритизме.
— Я вам так скажу: я не против веры, но противник суеверий, коих сейчас явилось в Россию великое множество. И заметьте, кто носится с этими заезжими фокусниками, иначе их назвать не могу, — почтенные люди, считающие себя православными и храм посещающими. Как вы это назовете?
— Я бы назвал интересом… А как еще?
— Блажь это, самая настоящая блажь от сытости и пресыщенности. Надеюсь, вы хорошо знакомы с Писанием, и там об этом ясно сказано: не сотвори себе кумира, не буду вдаваться в Ветхий Завет, где описано все более подробно. Вместо того, чтоб делом заниматься: фабрики строить, приюты для бедных открывать — эти господа тратят огромные средства на иностранных шарлатанов и вносят разлад в общество…
— О каком разладе вы говорите? Православной веры никто не отрицает, скорее наоборот… На ней вся Россия стоит.
— Тогда попробуйте организовать спиритический сеанс в любом из местных храмов, и я погляжу, что из этого выйдет.
— Но вы же проводите свои опыты у себя в лабораториях, анатомы изучают строение человеческих тел в прозекторских, философы пишут труды у себя в кабинетах. И во всем в основе заложено учение церкви… Почему же вы запрещаете господину Аксакову изучать спиритические явления?
Менделеев озадаченно посмотрел на писателя, понимая, что вряд ли ему удастся хоть в чем-то переубедить его, и открыто спросил;
— Значит, вы верите во все, что происходит? Верчение столов, появление духов и прочая чертовщина?
— Это вы верно заметили — именно чертовщина! Я за всем этим как раз усматриваю проявление и действие нечистых сил, которые отрицать невозможно. А что вы скажете, если сейчас лично вас эта самая сила подхватит, завертит и унесет на другой конец света? Как вы это сможете объяснить? — При этом он, не мигая, смотрел на Менделеева, словно пытался проникнуть внутрь его черепной коробки, не доверяя услышанным словам.
Тот в ответ лишь рассмеялся:
— Я вам так скажу, Федор… э-э-э… Михайлович… Объяснить можно любое природное явление. В данном случае вы наверняка имеете в виду смерчи, которые часто случаются в Южном полушарии. И ничего таинственного в том нет. А уж чертей или бесов — тем более. Вы вольны верить во что угодно, тем более, как вы сами сказали, ваш жизненный опыт вызвал в вас трагическое восприятие действительности. Но позвольте нам, ученым, судить о тех явлениях, что вы объясняете через воздействие неведомых сил, рассматривать на основе наших наработанных веками изысканий. А до ваших чертей мы еще доберемся и узнаем, где они водятся… — Он собрался было идти дальше, но Достоевский остановил его очередным вопросом:
— Выходит, вы и в чудесные исцеления не верите? И в чудеса, от икон исходящие? А древнее пророчества и все, что в Святом Писании излагается? Как с этим быть? По-вашему, получается, что наука расходится с церковными воззрениями? Нет, вы ответьте, мне это очень важно знать…
Менделеев тяжко вздохнул и тихо проговорил:
— Странный вы человек, как погляжу… Стараетесь меня прищучить на том, чего я не говорил. Повторюсь еще раз: вера человеку нужна, без нее он ничто. Без нее бы и науки не было. Но слепая вера — страшна и непредсказуема. А вопросы ваши, сударь, уж извините меня, провокационны. Ведь могу подумать, что вы меня в чем-то уличить хотите. Негоже так, уважаемый, негоже. Вы спросили меня о спиритизме — я вам ответил. Честно ответил. А все остальное к тому, в чем род моих занятий заключается, никакого отношения не имеет. И помяните мое слово, эти спириты не хуже чертей ваших многим честным людям головы затуманят и рассудка лишат. Вот над этим настоятельно советую подумать.
С этими словами Менделеев решительно развернулся и, не простившись, пошел прочь, не желая продолжать бессмысленный разговор с человеком, к которому большинство его знакомых относилось с уважением. Зато у него самого писательские высказывания вызвали самые противоречивые чувства. Он шел и на ходу негромко повторял:
— Чертями меня вздумал пугать! Да от него самого никак не ладаном пахнет, а скорее серный запах исходит!
Достоевский же, чуть постояв, и тоже неудовлетворенный внезапно закончившимся разговором, произнес вслед ему:
— А наука ваша еще таких бед наделает, если к ней без православных заповедей подходить, что вы себе и представить не можете… — А потом повернулся, раздраженно запустил в реку осыпавшийся в его подвижных и неспокойных руках букетик и неспешно пошел в противоположную сторону.
Глава тринадцатая
Несмотря на очевидный провал своих спиритов во время испытаний, устроенных на квартире Менделеева, Аксаков продолжал сеансы, которые привлекали все большее число желающих. Как-то он получил письмо он графини Мокрицкой, которая сообщала ему, что совсем недавно похоронила дочь, так и не успевшую выйти замуж за члена свиты императора — капитана Антона Репетова. Далее она описывала, какие страдания она переживает после похорон дочери и не может найти утешения ни в церкви, ни в монастырях, куда делает большие пожертвования на помин души дорогого ей существа. Она просила разрешения присутствовать на сеансе, во время которого надеялась установить связь с душой милой Верочки, как звали дочь, с чем и обращается к господину Аксакову, полагаясь на его великодушие. Тот немедленно направил ей приглашение и предупредил нового приглашенного им медиума Джозефа Бредифа о прибытии именитой графини.
Та появилась в условленное время и заняла отведенное ей за столом место. После некоторых опытов она попросила медиума вызвать дух своей дочери. Несколько минут слышны были лишь тихие звуки органа, а потом на противоположной от графини стене появилась расплывчатая тень, в которой она почти сразу узнала свою дочь.
— Верочка, — вскрикнула она, — как ты там? Тебе тяжело? Почему ты никак не даешь о себе знать? Я ночи не сплю, жду хоть какого-то знака от тебя, но ничего… Отзовись, я жду…
Медиум Джозеф поднял вверх руку, а потом через переводчика пояснил:
— Ваша дочь говорит, что ее очень тяготит разлука с вами…
— Что я могу сделать, чтоб снять с тебя эту тяжесть? Скажи,
дорогая моя, обещаю все исполнить…
— Она ждет, когда вы воссоединитесь, и тогда ей станет вместе с вами легче, — таков был следующий ответ медиума.
— Но как это сделать? Как?! Я на все готова…
— Она говорит, что ждет вас, — пояснил переводчик, после чего тень исчезла, и собравшиеся начали оживленно перешептываться меж собой, обсуждая произошедшее.
Графиня соскочила со своего места, перевернув стул, и бросилась к выходу. Домой она явилась в расстроенных чувствах и бросилась к обеспокоенному ее видом мужу, со слезами и едва ли не в истерике.
— Я только что говорила с нашей Верочкой, — объявила она.
— Где? — удивился он. — Почему ты меня не пригласила с собой и даже не предупредила? На тебе лица нет. Расскажи, как это было?
— Я присутствовала на спиритическом сеансе, там вызвали дух нашей доброй доченьки, и я говорила с ней.
— Дичь полнейшая, — не поверил тот, — я читал отчеты, опубликованные в газете комиссии, которую возглавляет не кто- нибудь, а известный ученый Менделеев. Он называет твоих спиритов шарлатанами. Не верь им, забудь, я сейчас отправлю за доктором.
