Оба этажа были обернуты верандами и резными перилами. Темно-зеленые багамские ставни закрывали окна обоих этажей, а неподвижный воздух терзала целая эскадрилья потолочных вентиляторов.
– Вот это я и хотела тебе показать. В этом доме я выросла, – сказала мне Клеопатра. – Это самый настоящий дом, который у меня только был, Талли. Я собираюсь побыть здесь несколько недель и собрать вещи. Хочу отвезти кое-что на Кайо-Локо. И мне бы хотелось, чтобы ты мне помог.
Это было ее первое упоминание о возвращении на Кайо-Локо. Разумеется, я согласился.
Следующие несколько недель я жил в домике для гостей под раскидистым красным деревом. Да уж, второе знакомство с островом здорово отличалось от первого, когда я приехал сюда палубным матросом на креветочном траулере. Последняя версия нравилась мне больше.
Лупе, его жена Кармен и я помогали Клеопатре составлять перечень коллекции сувениров, ценных вещей, фотографий, газетных вырезок и писем о ее семье и ее странствиях. Большей частью мы складывали их в коробки и отвозили в библиотеку Ки-Уэст, где их добавляли к архивам семьи Хайборнов.
Клеопатра держала меня в состоянии благоговейного страха и истерического смеха одновременно. Каждый вечер она заставляла меня записывать на пленку истории о ее семье, которые она рассказывала, потягивая ром. Это было так весело и просто, что я даже пожалел, что не додумался до этого с Джонни Красной Пылью. В наше время люди живут скучной, предсказуемой жизнью, настоящих искателей приключений почти не осталось – и тем ценнее их рассказы.
Кроме ежевечерних уроков устной истории мне прочли полный курс лекций по архитектуре и садоводству. Я чувствовал себя так, словно вновь очутился в школе и ожидал контрольной в любой момент. Но ее так и не последовало. Тем временем Клеопатра паковала свои сувениры в деревянные ящики, которые затем грузили на «Лукрецию».
Пока зима свирепствовала от замерзших железных гор Верхнего Полуострова в Мичигане до апельсиновых рощ Флориды, Ки-Уэст оставался не по сезону теплым, и я воспользовался погодой. Когда не работал на Клеопатру, я ездил на рыбалку.
Сэмми Рэй свел меня с Гарнеттом Вулси, строителем. Это он сделал копию моего ялика – а еще руководил бюро гидов в Ки-Уэст и Белизе и играл в местной группе калипсо. Гарнетт планировал открыть свою фирму по изготовлению мелководных яликов на заказ, и я подумал, что Сэмми Рэй имел к этому некоторое отношение: в последнее время он часто бывал в Ки-Уэст. Я провел немало приятных вечеров на отмелях к западу от Ки-Уэст и в мастерской, наблюдая за тем, как рождается очередная новая лодка. Даже купил подержанный велосипед и исследовал на нем остров – искал отдаленные и незнакомые закоулки. Ки-Уэст – остров маленький, но по сравнению с Кайо-Локо это целая страна.
Мы прожили в Хайборн-Хилл до февраля, а за день до нашего предполагаемого отплытия на Кайо-Локо в дверь моего коттеджа постучали.
– Я хочу показать тебе кое-что, пока еще не слишком жарко, – сказала Клеопатра, срезав три вьющиеся розы в саду.
Пройдя по Спунбилл-лейн, мы вышли на Анджела-стрит, где нас тут же загнал на тротуар рой мопедов, мчащихся по Пассовер-лейн. У ворот кладбища Клеопатра указала направо. Аллея называлась Магнолия-авеню, но росли на ней одни пальмы. Мы пошли мимо склепов и мавзолеев, усыпанных букетами живых и пластиковых цветов.
– Я должна была их навестить.
– Кого? – не понял я.
– Хороших ангелов и плохих ангелов. Думаю, начнем с плохих.
Я взглянул на огромный черный обелиск.
– Что это? – спросил я.
– Это не что, а кто, – заявила она. – Это мальчики Даймонды.
– И после смерти, видимо, хотели выделиться, – заметил я, оглядывая нелепый памятник.
– У Хайборнов были деньги, но мы ими не кичились. Этому нас научил мой отец. Правда, когда в нашу семью вклинились Даймонды, все изменилось, – вздохнула Клеопатра.
– Так это предки Доналда Г. Даймонда Третьего?
– Ага. Здесь лежат Доналд и Роналд – дрянь-люди, нувориши. Они мои сводные братья. А еще их трофейные жены и несколько бездельников – их отпрыски. И законные, и нет. Мачеха у меня была, в сущности, неплохая, но я редко ее видела. Большую часть времени я проводила в море. В нашу семью она пришла с большим прицепом в виде Роналда и Доналда. Только посмотри на это дерьмо, – бросила Клеопатра, с презрением глядя на высокий обелиск. – Они хотели, чтобы все знали, кто они такие – даже после смерти.
С левой стороны гигантского черного обелиска к ограде примыкали три больших гранитных надгробия, прятавшихся от палящего солнца под парой мраморных ангелов с десятифутовым размахом крыльев.
– Вот тебе доказательство, что за деньги хороший вкус не купишь, – сказала Клеопатра. – А теперь к хорошим ангелам.
Мы прошли мимо монумента до ржавых ворот за участком Даймондов. Над ними висел бронзовый якорь с надписью «ХАЙБОРН». Клеопатра вошла внутрь. Я последовал за ней.
Она подошла к тени поддеревом и положила первую розу на могилу Лукреции Мидор Хайборн, своей матери. Вторую положила на склеп отчима, Патрика Хайборна. Потом мы вышли, и сели на скамейке в тени.
– Доналд был таким подхалимом, – сказала она. – И к Роналду это относится. Мне приятно, что я пережила обоих этих жадных ублюдков. Мы с Тедди раскусили их, но было уже слишком поздно.
– Кто такой Тедди? – поинтересовался я.
– Самый младший и самый приличный из Даймондов. Вскоре после смерти моего отца, пока мы с Тедди были в море, троянский конь открылся. Роналд, Доналд и несколько злобных юристов состряпали план, как завладеть Компанией. Они покинули Ки-Уэст и переехали в Майами. Ну да ладно, это слишком скучно, – сказала она и вздохнула.
– Вовсе нет, – запротестовал я.
Клеопатра молча стояла перед простым надгробием Теодора Даймонда.
– Заметь, он на участке Хайборнов, а не Даймондов. А теперь пора тебе встретиться с моим папой. – И голос ее зазвенел, как у девочки на первом свидании.
Мы вышли с семейного участка, пересекли песчаную дорожку и подошли к американскому флагу. Под ним, окруженные железной оградой, лежали погибшие на броненосце «Мэн». Мы прошли мимо маленьких надгробий по периметру участка до могил офицеров.
– Ничего похожего на облегчение.
– Как так? – не понял я.
– Я пришла сказать до свиданья и здравствуй – как в той песне «Битлз».[144]
– Это была моя любимая песня на «Волшебном таинственном путешествии», – сказал я и подумал: как странно обсуждать музыку шестидесятых со старухой на кладбище.
Неожиданно Клеопатра расплакалась.
– У меня всегда одно и то же чувство, когда я сюда прихожу. – Она смахнула слезы рукой. – Я знала своего отчима и сильно любила его, но я никогда не знала отца. – Теперь она уже просто всхлипывала. – Надеюсь, я оказалась такой, какой он хотел.
Я положил руку на ее плечо. В первый раз с тех пор, как мы познакомились, она выглядела хрупкой. Я поддерживал ее, а она продолжала:
– Интересно, что бы случилось, если бы я осталась здесь с моей бедной мамой и была дочерью, о которой она мечтала.
– Ну-у, – протянул я. – Все, что я могу сказать – это бы обернулось плохо для меня совершенно точно.
– Почему?
– Потому что тогда я бы не встретил вас, и моя жизнь была намного скучнее.
Клеопатра вытерла глаза и засмеялась. Мне сразу стало лучше.
– Знаешь, а ты прав. Кто бы, кроме меня, вытащил твою задницу из тисков тех стриптизерш в Белизе?
– Может, не будем об этом здесь? – спросил я.
– Да ладно, не дуйся, – улыбнулась она.
В ее глазах снова сверкал огонек. С кошачьей скоростью она скользнула рукой по ветке фикуса.
– Смотри, – сказала она, разжимая пальцы. На ее ладони сидела маленькая древесная ящерица, которая тут же начала менять свою окраску с зеленого на более подходящую к новой обстановке. Клеопатра аккуратно взяла ящерицу пальцами за шею и поднесла к лицу. Та щелкнула челюстями, и, ухватившись за мочку ее левого уха, повисла в воздухе, раскачиваясь на ветру.
– Это не больно, – сказала она с детским смехом. – У нас была служанка из Мартиники, она мне показала этот маленький фокус. Она его называла «танцующая сережка». На, попробуй.
Не успел я сообразить, что происходит, как Клеопатра отцепила ящерицу от своего уха и подвесила к моему. Я почувствовал маленькие челюсти, цепляющиеся не на жизнь, а на смерть, и по моей спине пробежала дрожь.
– Это традиция у Хайборнов: ходить с ящерицами в ушах. Одна из тех многих вещей, которые отличали нас от Даймондов. Те поклонялись деньгам. Нас же учили любить мир природы. – Маленькая ящерица провисела в воздухе еще пару секунд, а потом упала. Клеопатра поймала ее и положила обратно на ветку.
Мы прошли мимо еще нескольких могил, а потом Клеопатра упала на колени и опустила последнюю розу рядом с надгробием, на котором значилось «КАПИТАН АНДЕРСОН МИДОР – МОРЯК, ОТЕЦ И ПАТРИОТ». Потом встала по стойке «смирно» и отдала честь.