сдурел?
– Алиса, – Громов обхватил её предплечье и придвинул ближе, начиная говорить значительно тише. – Позволь мне жить так, как я хочу.
– Ты не понимаешь, что я беспокоюсь о тебе и твоей… – Калинина на мгновение поджала губы, понимая, что всё ещё испытывает к новой партнерше Евгения некоторую неприязнь. – Тане.
– Причем здесь Таня? – окончательно разозлился Громов, задавая этот вопрос так громко, что уже действительно разговаривавшие о Диме фигуристки, сидящие сзади, резко замолчали.
– Ты как никто другой знаешь, какие побочки у этой дряни! – рычала Алиса, не уступая партнеру в гоноре. – Ты хочешь её уронить? Сможешь пережить такое?
Громов хотел возразить, но замолчал, разжимая пальцы и отпуская бывшую партнершу. Он понимал, что Калинина права. Он не имеет никакого морального права причинять боль Тане. Она и так живет с ней каждый день, почти свыкнувшись с хронической мышечной и суставной болью. Этого с неё хватит. Особенно учитывая то, что прошлом уже было падение из рук партнера.
Алиса демонстративно дернула рукой, предплечье которой сжимал секундами ранее Женя, а затем отвернулась к иллюминатору. Она вспомнила, как год назад он сам уронил её в спортивном зале, потому что ей захотелось попробовать придумать новую поддержку. Падение было несерьезным, и Калинина получила всего лишь перелом двух пальцев левой руки и недельный медицинский отвод от тренировок. Вот только Громов тогда не находил себе места, действительно считая себя виноватым.
– Ты больше не будешь принимать это, – снова обернулась к нему Калинина. В её голосе не было просьбы, не было вопроса. Была констатация факта, озвученная безапелляционным тоном, которому научилась у Громова. Она очень надеялась, что он согласится и откажется от употребления объективно ненужных препаратов. И он согласился, мысленно радуясь тому, что семимильными шагами к нему возвращается его Алиса. Алиса, которая мыслила рационально и даже переживала о Тане.
Когда спортсмены вошли в аэропорт, отвратительное настроение Тани, продиктованное Алисой и её назойливым воркованием с Громовым, который, к счастью, заснул примерно в середине полета, несколько улучшилось. В зале российских спортсменов встречали волонтеры, многие из которых неплохо владели русским, огромное количество соотечественников, проживающих в Канаде, и, конечно, журналисты. Очень много журналистов.
После четырнадцати часов полета Тане, как и остальным членам сборной, меньше всего хотелось давать интервью. Но положение обязывало. И поэтому она на пару с Евгением около двадцати минут провела в плотном кольце корреспондентов.
Ещё даже не оказавшись в олимпийской деревне, Таня поняла, как тяжело приезжать на соревнования в статусе лидера. Все смотрели на них с Громовым так, будто золотые медали уже висели на их шеях. И эти взгляды, эти надежды, эти прогнозы оказывали сильнейшее давление, лишая малейшего шанса на ошибку. Из-за этого Таня сразу же вспоминала горький опыт чемпионата Европы, когда ошибка на прыжке сильно выбила почву из-под ног. И в связи с этим воспоминанием подсознание сразу же подкинуло то, что произошло в раздевалке. Таня наивно полагала, что с каждым днем будет всё меньше вспоминать этот эпизод, но всё происходило с точностью наоборот.
Побеждать гораздо легче, находясь в статусе темной лошадки, когда ты резко выстрелил и перед этим на тебя никто не оказывал давления, никто завуалированно не намекал, что ты что-то там должен.
Таня осознавала, что с этой запредельной высоты, на которую их возводили абсолютно все, может быть очень больно падать.
* * *
В большой комфортабельный автобус, который должен был отвезти прибывших членов сборной России в олимпийскую деревню, Таня заскочила в числе первых. Ей не хотелось общаться ни с кем. Даже с Ксюшей, которую она заранее предупредила и попросила не обижаться. Впрочем, Исаевой было с кем неплохо провести время в дороге, учитывая, как она сблизилась с Димой.
Таня заняла самое дальнее место в конце автобуса. Она села к окну, а затем расшнуровала синие утепленные ботинки, предоставленные вместе с олимпийской формой, чтобы дать ногам немного отдохнуть. Когда Таня подняла голову, с удивлением обнаружила рядом с собой Громова, который невозмутимо устраивался на соседнем кресле, расстегивая куртку.
– Чередовать будешь? – недовольно поинтересовалась она. – Я, значит, буду твоей спутницей в автобусе?
– Ревнуешь? – заинтересованно дернул бровью он, сдерживая улыбку. За несколько часов Громов понял, что успел соскучиться.
– А кто я такая чтобы ревновать? – пожала плечами Таня, поворачиваясь к окну и чувствуя, что если сейчас не свернуть этот разговор, то он с каждой новой репликой будет набирать плохие обороты.
Алексеева действительно понимала, что Алиса – его главная партнерша. Количество наград, добытых с ней, не знал, казалось, даже сам Громов. А чего он добился с Таней? Одной медали на чемпионате Европы? Это смешно.
Таня понимала, что чемпионат Европы для бронзового призера олимпийских игр и трехкратного чемпиона мира – ерунда. И его медаль с этого чемпионата очень скоро окажется в той самой коробке, в которой он похоронил все остальные награды. Так, будто ни одна из них не имела значения.
– Ты… – Женя на мгновение смутился, а затем надолго замолчал. Ему не хотелось называть Таню другом, потому что оба понимали, что они друг другу никакие не друзья. И не хотелось бросать в её сторону сухое «партнерша», потому что Громов чувствовал, что к ней тянет и влечет не как к партнерше. Даже не так, как тянуло когда-то к Волченковой. Притяжение к той было каким-то плоским, поверхностным и нестабильным. К Тане же тянуло будто магнитом. И это наваждение было необычайно глубоким и сильным. Сопротивляться становилось всё сложнее.
Громов поймал себя на мысли, что после Олимпийский игр ему, возможно, стоит пересмотреть свои отношения с Таней и попробовать что-то большее. Но, с другой стороны, он думал и о том, что Алексеева, скорее всего, влечет его так сильно как раз потому, что неизвестна для него. С Алисой он работал годами и просто перестал воспринимать её как женщину. Возможно, через некоторое время он точно так же привыкнет и к Тане? Этот вариант казался идеальным.
– Я? – напомнила о вопросе партнерша, намекая на то, что он так и не ответил. – Кто я, Женя?
Таня повернула к нему голову, пристально смотря темными и усталыми от долгого перелета глазами.
– Плюша, – попытался отшутиться он, криво улыбнувшись. Однако Тане такие шутки
