одной из самых могущественных банд Манхэттена и, главное, что собираются делать дальше – всё это по-прежнему было загадкой. Впрочем, сейчас Пако было не до её разрешения – его отвязали от решётки, усадили на стул, сунули в руки плоскую оловянную фляжку с коньяком, пару галет и солидный кусок вяленого, необыкновенно вкусного мяса. Смуглая красавица-итальянка (её акцент Пако тоже сумел опознать, благо за время недолгого своего пребывания в Штатах успел пообщаться с её соотечественниками) дождалась, пока юноша расправится с угощением и продолжила расспросы. Пако отвечал легко, охотно – в самом деле, какой смысл скрывать что-то от спасителей? Хотели бы убить – давно бы убили, а так, глядишь, может и удастся выбраться из этой переделки целым и невредимым…
Вопросы, которыми засыпала его синьора Франа (так девушка представилась), были прерваны на самом интересном месте – когда Паконачал рассказывать о засаде, в которую угодил караван «Гаучос». Он едва успел описать первую атаку «двуногих бомб» и бесславную гибель бронегрейдера, когда дверь в святилище распахнулась и двое русских - оба в кожаных безрукавках на голых, густо татуированных торсах и со зловеще изогнутыми мечами в наспинных ножнах - втащили в комнату окровавленного, избитого человека, с котором Пако узнал падре Джеронимо. Адепт ЦВЛ бессильно свешивался, поддерживаемый татуированными под руки, и юноша мимолётно удивился: почему это покойный ныне колдун, имея такого важного пленника, стал тратить время на его ничтожную персону?
Разумеется, юноша немедленно сообщил итальянке, кто оказался у них в руках. Протосвященника усадили на стул; командир пришельцев (или тот, кого Пако определил для себя, как их командира) стащил со спины большой рюкзак на металлической раме, прислонил его к стене, довольно потёр ладони, уселся напротив пленника. После чего, извлёк из ножен на поясе огромный кривой нож и, глядя пленнику прямо в глаза, разразился длинной репликой на русском – из которой сам Пако, изрядно встревоженный таким поворотом событий, не понял ни единого слова.
***
- Ты-то нам и нужен! – Бич расплылся в довольной улыбке. - Как говорил Лёва Задов[1], со мной брехать не надо. Я тебя буду спрашивать — ты будешь отвечать. И ежели соврёшь хоть слово, выкручиваться начнёшь и вообще, вообразишь себя умнее одесского раввина – тогда, значить, не обессудь. Говорят у вас тут на улице жужелиц всяких полно, и все шибко голодные?
- Он вас не понимает, синьор Серхио! - встряла Франа. - Говорите по-английски, или по-испански.
Егерь хмыкнул и развёл руками.
- Извини, красавица, с языками у меня того… не очень. Что знал – подзабыл за тридцать лет, у нас всё больше русский в ходу. Ты уж переведи, не сочти за труд.
- Не надо переводить. - прохрипел падре Джеронимо. - Я хорошо говорю по-русски.
И пошевелил стянутыми за спиной руками. Стоявший у него за плечом Глеб нахмурился, положил руку на плечо и стиснул. Тот вздрогнул и зашипел от боли – пальцы сетуньца, твёрдые, как стальные прутья, глубоко впились в напряжённые мышцы мышцы.
- Не надо. – махнул рукой егерь. - Он больше не будет. Ты ведь больше не будешь, верно?
ЦВЛовец торопливо замотал головой.
- Вот и хорошо! Тогда первый вопрос: откуда ты такой красивый, размовляешь по-русски? Только не крути мне бейцы за то, шо твоя мамаша родом с Брайтон-бич. Всё равно не поверю.
- Я пять лет прожил у вас, в Московском Лесу. – прохрипел пленник. – Вернулся всего полгода назад.
- О, как! – егерь недоверчиво сощурился. - А Зов Лесатебе, значит, не помеха? Неплохо устроился, ничего не скажешь…
- Он действует на меня так же, как и на всех прочих. – помотал головой ЦВЛовец. Ну, может немного послабее, но всё равно действует. Меня отправили в Штаты из Шереметьева. Перед посадкой в самолёт накачали всякими порошками и снадобьями, так что все двенадцать часов полёта я проспал. После посадки в аэропорту Кеннеди было похуже, но меня быстро перебросили сюда.
- А зачем вернулся? - поинтересовался егерь. – У нас, что ли, не понравилось?
- Приказ штаб-квартиры. Она расположена здесь, на Манхэттене.
- Если не секрет, кто устроил вашу переброску? – спросил «варяжский гость». Он стоял рядом с егерем и внимательно слушал каждое слово импровизированного допроса. - В смысле, с кем вы имели дело персонально? Имена…
- …пароли, явки? – подхватил Сергей. – Я вас умоляю, имейте немножко потерпеть!
- Я ничего толком не знаю…. – отозвался пленник. - Меня встретили на Речвокзале, посадили на теплоход и прямо там, в каюте начали потчевать лекарствами. Больше я ничего не помню – до того момента, когда пришёл в себя уже по эту сторону Атлантики.
«Варяжский гость» покачал головой. Видно было, что ответ его не устроил.
Он вам всё расскажет… - посулил егерь. – А пока отвечай – зачем вы полезли в штаб квартиру негров? Из за этого?
И указал на покорёженную кувалдой Мехвода решётку. За ней, на голом бетоне поблёскивали россыпи свежестреляных гильз да валялся одиноко стул с отломанной ножкой – тот самый, брошенный Чекистом перед тем, как шагнуть в неведомое.
- Мы давно знали, что в штаб-квартире вудуистов находится вход в «червоточину», ведущую в Московский лес. – покорно заговорил пленник. Знали мы и то, что здешний бокор не раз пытался им воспользоваться. У него, правда, хватило ума не экспериментировать самому – посылал добровольцев, рабов, даже своих зомби. Но, насколько нам известно, ни один назад не вернулся. Негры считали, что их забирают духи Лоа. Они и вас за них приняли.
- За кого, за духов Лоа? – уточнил егерь. Протосвященник кивнул.
- А у нас, в Офисе никаких человеческих останков тоже не появлялось. – сказал Чекист. – Ни при нас, ни раньше, когда там командовал Генеральный. Мы всех подробно расспросили, перед тем, как замуровывать комнату. Ни косточки, ни клочка одежды, ничего!
- Похоже, эта конкретная червоточина анизотропна… в каком-то смысле. – сказал «варяжский гость». Егерь озадаченно покосился на него
- А если то же самое, но по-русски?
- Это означает, что свойства некоего… хм… субстанции или вещества неодинаковы в разных направлениях. В нашем случае – «червоточина» проходима только в одну сторону, от нас на Манхэттен.
- Можете ведь, если хотите! - Бич задумался. – Погодите… но ведь это значит, что не сможем вернуться тем же путём?
- Не сможем. – кивнул «варяжский гость». – Придётся искать другой способ.
Егерь покачал головой.
- Не
