— То есть вы предлагаете руководство обратно буржуазным элементам вернуть? — нехорошо прищурившись, тихим голосом поинтересовался Сталин.
— Нет, этого я не предлагаю. Я предлагаю ставить руководителями заводов людей компетентных.
— А партия, по вашему, уже не нужна?
— Партия нужна, но партия должна работать на страну, а не страна на партию. И, кстати, руководители партийные тоже должны не о себе заботиться, а о стране. Это я так, напоминаю. А еще напоминаю, что постановлением ЦК ответственность за нарушение законов членами партии удваивает наказание. Поэтому, как Председатель Президиума ЦИК я предлагаю на этом закончить обсуждение наших успехов в промышленности и сельском хозяйстве и вернуться к работе.
— Но у нас еще остались вопросы, подлежащие рассмотрению… — ответил кто-то из собравшихся.
— Да, я видел, но все эти вопросы как раз производственные, то есть такие, которые не входят в сферу компетенции ни одного их собравшихся — а потому обсуждать их здесь просто бессмысленно.
— То есть вы один здесь компетентны в вопросах промышленности?
— И я не компетентен. Но у нас есть компетентные специалисты, работающие в министерствах и, что важнее, в Госплане. И этого достаточно, а для следующего заседания я предлагаю подумать над тем, как партия может усилить и, что важнее, улучшить работу идеологическую. То есть подумать над тем, как мы можем делать то, что мы, собственно, делать и должны…
Когда заседание закончилось, Иосиф Виссарионович подошел к Николаю Павловичу:
— Мы можем где-нибудь поговорить?
— Вероятно да, и у вас, и у меня есть рот, языки тоже не парализованы, голос мы от простуды какое не потеряли… пройдемте ко мне в кабинет?
— Вот вы сейчас почти задавили партию. Отнимаете у партии последние ресурсы. Но ведь именно партия совершила революцию, и она сейчас старается…
— Иосиф Виссарионович, я уже неоднократно говорил, что никакой революции большевики не совершили, большевики просто власть захватили, а революция — она только начинается и неизвестно, когда закончится. Однако большевики захватили власть, но распоряжаться-то они ей не умеют! Так что пришлось мне эту власть у них потихоньку забирать, и результат в целом мне нравится. То есть не полностью нравится, однако держава по крайней мере уже смогла в чем-то даже превзойти уровень развития империи. Не во всем, но хотя бы по продовольствию и выплавке стали. Еще немного — и народ в России заживет… не то, чтобы хорошо, но уже терпимо.
— И вы считаете, что партия в этой работе не причем? Вы же и сами член партии.
— Большевики сделали по этой части достаточно много, хотя еще больше они натворили плохого. И плохое они творили частью по неопытности, а частью — потому что в партию затесалось очень много откровенных врагов России. Ну ладно, с врагами мы очень скоро разберемся, но проблема в том, что партия начала заниматься совсем не тем, чем должна.
— А чем по вашему партия заниматься должна? И где взять ресурсы для партийной работы? Вы же сократили финансирование…
— Так, давайте эти вопросы рассмотрим по отдельности. Вопрос первый: чем должна заниматься партия. И ответ простой: воспитательной работой. Вот к строительству нового города на Амуре партия привлекла сотню тысяч молодых людей, объяснив им, что это очень важно и для страны, и для них самих — и город уже почти выстроен, заводы там заработали. Это — пример того, что партия делать должна. Почему — я чуть попозже скажу, а теперь перейдем ко второму вопросу, про финансирование. Вы, извините, слишком увлеклись идеей мировой революции и поначалу тратили несметные суммы на поддержку различных якобы коммунистических партий в других странах…
— Я не считаю, что мировая революция должна быть нашей целью…
— А поэтому с вами и разговариваю, а не приказываю вас расстрелять. Ну так вот, Россия сейчас слишком слаба, чтобы устраивать революции в других странах. России нужно сначала выстроить собственное государство.
— У нас уже есть государство.
— Нет, у нас есть страна, которая пока лишь зачаток государства. Государство — это когда все в стране понимают, что власть стоит на охране счастливой жизни граждан и во всем государству своему помогают. Работают на государство, защищают его — в том числе защищают и его неделимость. А, например, украинские товарищи вернули в страну тысячи, возможно десятки тысяч разных петлюровцев, махновцев и прочих именно врагов государства, националистов, выращенных в Австро-Венгрии и мечтающих об отделении украинской части России в отдельную страну. Которая будет существовать в интересах Британии, Германии, Франции — неважно кого, лишь бы врагов России.
— Но эти, как вы говорите, националисты — тоже наши граждане.
— Им дали наше гражданство, но не сделали их нашими людьми. Они врагами и остались, поэтому придется их уничтожить. И тех, кто из в Россию из-за границы завез тоже.
— От вас только и слышно: тех уничтожить, этих…
— А что вы хотели? Между прочим, точно такие же слова и от многих прошлых большевиков раздавались, и не только слова: Ленин приказывал расстреливать буржуазию, по его приказу Залкинд и Кун в Крыму десятки тысяч людей расстреляли только потому, что они были русскими дворянами и офицерами, и несколько тысяч простых рабочих — за то, что они просто работали когда в Крыму правил Врангель! Кедров, садист, то же самое творил в Мурманске — или вы считаете, что я приказал их расстрелять ни за что? Украинских националистов я приказал расстрелять, кстати, тоже за массовые убийства, а не за то, что они украинцы.
— Я что-то не слышал о расстрелах там…
— Ну так еще их и не расстреляли. Но скоро расстреляют: у нас в СССР убийц не прощают. Идейных убийц не прощают — а они идейные. Видите ли, их очень немного — но вот как раз воспитательную работу партии они изгадить способны весьма сильно, так что выбора у нас нет.
— Выбор есть всегда.
— Вы правы, только у нас выбор очень простой сейчас: сдохнуть всей страной, передав остатки населения в рабство иностранным капиталистам или уничтожить десяток-другой тысяч идейных подонков. Вы про Парагвай, как я вам рекомендовал, прочитали?
— Прочитал, — Сталин сморщился, — но что-то мне не верится, что…
— Что люди на такое способны или что нам подобную судьбу готовят?
— Второе. Скорее второе.
— Тогда отдельно сообщаю: Британия сильно надавила на шведов, и шведы перестали продавать в СССР подшипники. Вообще перестали, а на шведских подшипниках, между прочим, все электромоторы в новых наших станках делались. И подшипники перестали продавать нам и американцы, и бельгийцы, и немцы…
— А что же нам теперь делать?
— Использовать свои, советские подшипники.
— Так нет своих-то!
— Есть, просто их пока мало, да и возить далеко. Но быстро нарастить производство мы сумеем — а вот заграничные капиталисты об этом еще не знают. И, я думаю, пусть пока остаются в неведении.
— А… где? Я имею в виду, где они делаются?
— От Красного Камня к Нерчинскому Заводу дорога строится железная, так на двадцатом километре у разъезда городок выстроен, у реки Урулюнгуй. Вот в городке Урулюнгуй их и делают.
— А… а зачем так далеко?
— Так получилось. Инженеры с металлического завода его придумали и выстроили: много им за своем заводе подшипников нужно было, а возить из Европы их очень далеко. В самом же Красном Камне им воздух не понравился: все же девять доменных печей, мартены, батареи коксовые… Но это неважно: важно то, что заводик этот все оборудование для себя сам же и выделывает, и сейчас для другого завода подшипников уже делать начал. Его мы, скорее всего, в Красноярске запустим, где-то к середине лета…
— Ну хоть это радует. Но вы уверены, что нам что-то еще, кроме подшипников, продавать не прекратят?
— Нет, не уверен. И тут для партии появляется новая работа.
— И какая же? Узнавать, что нам продавать перестанут?
— Для этого есть специальные люди. Дело совсем в другом: мужик, в массе своей, потихоньку жизнью своей становится доволен все больше: не голодает, одежда и обувь, хоть плохонькая, но уже в достатке — а там и лучше она будет, и доступнее. И ему, мужику, вроде больше ничего и не надо.
