Чтобы лично попросить монголов заняться развитием промышленности, был собран очередной внеочередной курултай, на который Николай Павлович снова прибыл «при полном параде». В очередной раз удивившись, какие удивительные гуталы ему оставил в наследство старый Лодондагба: за столько лет на них не появилось ни одной даже царапинки, а яркие узоры не потускнели ни на йоту. Да и дэгэл выглядел абсолютно новый: и бархат нигде не вытерся, и парча блестела как только что сотканная, а ведь лет ему было…
Речь Николая Павловича перед всеми нойонами была воспринята довольно… равнодушно, но лишь до того момента, пока Сухэбаатар не спросил:
— А сколько нам нужно будет отдавать в Россию железа за одну винтовку?
— На заводе будет делаться сталь, очень хорошая сталь. Из которой — на другом заводе, который будет выстроен уже в Урге, мы сами сделаем винтовок сколько захотим. Еще в наших землях есть медь, и, когда мы научимся ее добывать сами, для этих винтовок мы будем делать патроны. Еще есть у нас и ртуть, из которой мы научимся делать капсюли к патронам, есть свинец для пуль… земля наша богата необыкновенно, но, чтобы добраться до этих богатств, нам потребуются дороги. Железные дороги, которые мы построим потому что у нас будет сталь для рельсов и мостов.
— Наранбаатар-хаан, — спросил кто-то из собравшихся нойонов, –ты говоришь, что этот железный завод делается для того, чтобы мы сами смогли получить все богатства нашей земли?
— И чтобы мы смогли защитить наши богатства от китайцев. Северные батыры всегда готовы оказать нам в этом помощь — но у них есть много других врагов и может оказаться, что им будет когда-то просто нечем нам помочь, поэтому будет лучше, что все для защиты нужной, было и у нас самих.
— А мы сумеем сделать все, о чем ты говоришь?
— Мы научимся все это делать. Наши братья в Бурятии уже работают на таких заводах и делают много стали, делают патроны, делают разные машины. Они научились — и мы научимся.
— Скажи, кто тебе нужен.
— Я думаю, что забирать из яса самых крепких мужчин, которые кормят семьи, было бы неправильно. Ведь пока они будут учиться, кто сможет позаботиться об их семьях и стадах? Но если яса пошлет на обучение достаточно подросших вторых сыновей, которые еще не нашли себе жен…
— То есть тех, кто взял себе жену, уже не годится?
— Если у него пока нет детей, то годится: мы попросим обучить и его жену, но другой, женской работе: ведь металлургам нужно и еду немного другую готовить, и одежду специальную шить… Они тоже будут учиться, учиться жить в городе и помогать своим мужьям — которые будут помогать нашему народу защищать себя, защищать наших жен и детей…
— У меня в яса таких трое есть, еще о двух я пока думаю — они вроде еще слишком молоды. Куда им приезжать?
— Сухэбаатар, собери пока пару тысяч парней здесь, в Угре, а через две недели товарищ Кузнецов сообщит тебе, где их будут обучать хойд баатары. Позаботься о том, чтобы здесь их хорошо кормили, а в России им все необходимое дадут.
— А кто за это будет платить и чем? — снова раздался вопрос кого-то из нойонов.
— Я все оплачу. Я уже все это оплатил — из тех денег, которые для нас заработали наши шахтеры и железнодорожники. Хойд баатары не берут уголь бесплатно, они за него честно платят — а мы эти деньги собираем чтобы заплатить за что-то очень нужное. Не им заплатить, тот же завод железный здесь будут строить американцы.
— Американцы — плохие люди.
— Они построят завод и уйдут от нас навсегда, а завод у нас останется. А если у нас будут умелые строители и мы им поможем выстроить завод побыстрее, они и уйдет поскорее.
— А когда они начнут этот завод строить?
— Вчера первые машины для этого завода начали выгружать с кораблей во Владивостоке. В Ургу первый поезд с этими машинами прибудет через десять дней…
Когда Николай Павлович вернулся в Москву в начале августа, первым к нему с докладом пришел товарищ Малинин:
— Вовремя, вы, Николай Павлович, уехали. Тут, пока вас не было, мы взяли три группы граждан, весьма серьезно намеревавшихся вас убить. Одна — из армянских дашнаков, но с этими все просто вышло, они все же на редкость тупые бандиты, хотя и чрезмерно жестокие. Другая — удивительная: в нее входили как националисты украинские и польские, так и бундовцы.
— А чего удивительного?
— Да они друг друга все взаимно ненавидят, а тут петлюровцы с жидами объединились да еще поляков в соучастники взяли. Впрочем, как раз распри их и помогли нам — уж больно громко они промеж себя ругались. А вот третья… в ней большевики разные собрались, включая, сколь ни печально, даже военачальников. Уборевич, Тухачевский…
— А с ними что?
— Ну что, из партии их товарищ Сталин исключил, а потом по всей строгости закона…
— Ну и правильно. А из важного-то что-то произошло?
— Вы считаете попытку переворота неважным делом?
— Ну, до переворота тут еще далеко было, вы же дело своё верно исполняете? Так, мелкие неприятности, хотя и ожидаемые.
— Ну, вам виднее. А из интересного тогда… Очень интересные дела в Финляндии творятся, и в Латвии с Эстонией: кто-то из-за Канала им немало денег предоставляет для организации антисоветских разных групп. Шпионов откровенных готовят, диверсантов. У нас там несколько своих людей есть, много интересного сообщают. У Маннергейма, по моему мнению, совсем с головой плохо стало: финский генштаб всерьез планы строит по завоеванию Карелии. И не только планы: сейчас чуть не каждую неделю из-за границы диверсионные группы финские приходят, пакостят как могут, людей порой похищают и убивают даже. И нападения на пограничные посты часто случаться стали.
— Но это, как я понимаю, к МВД отношения не имеет?
— у меня мнение иное. Я вообще считаю, что пограничные войска, поскольку они нашу внутреннюю безопасность охраняют, в МВД было бы уместно передать. Есть у нас опытные в делах охраны границ люди на примете. Они, конечно, больше на борьбе с контрабандистами опыта набрались… когда-то, но если им и солдат выделить, не от сохи, конечно, то многое они там сделать смогут. Так скажу: менее чем за год порядок на границе они наведут.
— Николай Андреевич, а проект указа вы об этом подготовили?
— Обижаете, — усмехнулся старый жандарм, — и указ подготовил, и сметы потребные. Вот, держите.
— Ладно, считайте что я все это уже подписал. Так… — решил уточнить Николай Павлович, зацепившись взглядом за что-то в быстро пролистываемой смете, — а это что? Зачем пограничникам пушки, да еще столько? И я бы понял про трехдюймовки, а эти… это что за плевательницы?
— Господин Доровлёв предложил такую забавную мортирку. При весе менее шести пудов она бомбу трехдюймовую закидывает до трех верст, да к тому же — я на испытаниях ее был, глазами своими всё видел — пара солдат из нее в минуту до десятка выстрелов сделать способна. То есть в отношении пограничной заставы она на изрядное время одна батарею трехдюймовок заменить способна.
— А в смете…
— А производства-то мортирок этих нет, посему придется нам своими силами выделку их налаживать.
— И когда закончите постройку завода?
— Вот ничего от вас не утаишь… к середине октября думаем до десятка в сутки выделывать. Правда господин этот…
— Что?
— Он говорит, что нынче мортирки Стокса вроде и во Франции к производству готовят, и в Германии…
— И у нас, как я понял.
— По его словам за границей все делают под калибр в три и две десятых дюйма, и если мы примем для мортирок калибр немногим больше, в восемьдесят два миллиметра он предлагает, то мы сможем заграничные бомбы трофейные использовать, а иностранцы наши — не смогут. Если его послушать, то к смете этой нужно будет еще около семидесяти тысяч…
— Вам наличными выдать?
— Понятно. Спасибо! Пошел работать…
— Подождите. Этого господина…
— Доровлёва, вы имеете в виду?
— Да. Его в следующий понедельник ко мне пришлите. Есть мнение, что заводик по выпуску мортирок и бомб для них мы в ином месте поставим. А то отдельные недовольные большевики могут нас понять неправильно. Слишком рано нас неправильно понять…
