— Да? — сказала миссис Макардл. — На вечеринке слушали? — Она лежала, сонно уставясь Тедди под коленки.
— Я так полагаю, — ответил тот. — И он Свену довольно много обо мне рассказал, пока я там стоял. Было отчасти неловко.
— С какой стати неловко?
Тедди ответил не сразу.
— Я сказал «отчасти» неловко. Я уточнил определение.
— Я тебе сейчас «уточню», приятель, если ты не слезешь с чемодана к чертовой матери, — сказал мистер Макардл. Он только что закурил новую сигарету. — Считаю до трех. Раз, черт бы тебя побрал… Два…
— Который час? — вдруг спросила миссис Макардл у ног Тедди. — У вас с Писклей разве нет плавания в половине одиннадцатого?
— Еще есть время, — ответил Тедди. — …Щщухх! — Он вдруг нырнул головой в иллюминатор, несколько секунд постоял так, а потом втянул и сообщил: — Только что в окно выкинули целое ведро апельсиновых корок.
— В окно. В окно, — саркастически произнес мистер Макардл, смахивая пепел. — В иллюминатор, дружок, в иллюминатор. — Он бросил взгляд на жену. — Позвони в Бостон. Быстро, вызови исследовательскую группу «Лейдеккера».
— Ах, какие мы блистательные остроумцы, — заметила миссис Макардл. — Чего пыжишься?
Тедди втянул внутрь голову почти целиком.
— Плывут очень красиво, — сказал он, не оборачиваясь. — Интересно.
— Тедди. В последний раз. Считаю до трех, а потом я…
— Не в том смысле интересно, что они плывут, — продолжал Тедди. — Интересно то, что я знаю: они есть. Если б я их не видел, я бы и не знал, что они есть, а если бы не знал, что они есть, не мог бы даже сказать, что они существуют. Это очень красивый, совершенный пример того, как…
— Тедди, — перебила его миссис Макардл, даже, кажется, не двинувшись под простыней. — Сходи найди мне Писклю. Где она? Я не хочу, чтоб она сегодня дольше валялась на солнце, и так вся обгорела.
— Она адекватно защищена. Я заставил ее надеть дангери, — ответил Тедди. — Некоторые уже тонут. Через несколько минут они будут плавать только у меня в уме. Довольно интересно, поскольку если смотреть под определенным углом, там они с самого начала и плавали. Если бы я вообще никогда тут не стоял, или если бы кто-нибудь подошел и как бы снес мне голову, пока я…
— Где она? — спросила миссис Макардл. — Посмотри минуточку на маму, Тедди.
Тедди обернулся и посмотрел на маму.
— Чего? — спросил он.
— Где Пискля? Я не хочу, чтоб она опять бродила среди шезлонгов и надоедала людям. Если этот кошмарный человек…
— С ней все в порядке. Я дал ей камеру.
Мистер Макардл подскочил на локте.
— Ты дал ей камеру! — воскликнул он. — Это еще на черта? Мою «лейку»! Чтоб шестилетка шлялась с ней по всей…
— Я показал ей, как держать, чтобы не уронила, — сказал Тедди. — И я, естественно, вытащил пленку.
— Мне нужна камера, Тедди. Слышишь меня? Сейчас же слезай с чемодана, и камера мне нужна здесь, в этой каюте через пять минут — или один маленький гений пропадет без вести. Ясно тебе?
Тедди развернул ноги на «гладстоне» и сошел вниз. Наклонился и завязал шнурки на левом кеде — отец тем временем наблюдал за сыном, как дежурный по школе на перемене, по-прежнему опираясь на локоть.
— Скажи Пискле, что я ее зову, — сказала миссис Макардл. — И поцелуй маму.
Завязав шнурок, Тедди равнодушно чмокнул мать в щеку. Миссис Макардл, в свою очередь, выпростала левую руку из-под простыни, словно бы намереваясь обхватить Тедди за талию, но когда рука вынырнула, Тедди уже отошел. Он обогнул мать с другой стороны и вступил в проход между шконками. Наклонился и выпрямился, взяв отцовскую подушку под левую руку, а пепельницу, чье место было на тумбочке, держа в правой. Переложив пепельницу в левую руку, подошел к тумбочке и ребром правой ладони смел отцовские окурки и пепел. Затем, прежде чем определить пепельницу на место, предплечьем стер тонкий слой пепла со стекла тумбочки. Руку же он вытер о шорты. После чего поставил пепельницу на стекло — крайне бережно, словно полагал, будто пепельница на тумбочке должна стоять намертво либо не стоять вообще. Тут наблюдавший за ним отец наблюдать за ним внезапно бросил.
— Тебе подушка не нужна? — спросил Тедди.
— Мне нужна камера, молодой человек.
— Тебе же так неудобно. Это невозможная поза, — сказал Тедди. — Я ее тут оставлю. — Он положил подушку в изножье шконки, подальше от отцовских пяток. И направился к двери.
— Тедди, — произнесла его мать, не поворачиваясь. — Скажи Пискле, что я хочу ее видеть до плавания.
— Оставь уже ребенка в покое, а? — произнес мистер Макардл. — Тебе что, жалко ей нескольких паршивых минут свободы? Знаешь, как ты к ней относишься? Я тебе скажу, как. Как будто она просто ятая преступница.
— Ятая! Ой как мило! Ты вдруг по-британски заговорил, любимый.
Тедди на миг задержался у двери, задумчиво экспериментируя с ручкой — медленно вращая ее влево и вправо.
— Выйдя за дверь, я могу остаться существовать лишь в уме моих знакомых, — сказал он. — Я могу стать апельсиновой кожурой.
— Что, мой дорогой? — спросила миссис Макардл из другого угла, по-прежнему лежа на правом боку.
— Давай шевели мослами, приятель. Тащи сюда «лейку».
— Подойди поцелуй маму. Хорошенько так поцелуй.
— Не сейчас, — отсутствующе произнес Тедди. — Я устал. — Он закрыл за собой дверь.
Сразу за комингсом лежала ежедневная судовая газета. Листок глянцевой бумаги с текстом лишь на одной стороне. Тедди подобрал ее и начал читать, бредя по длинному коридору к корме. Навстречу ему двигалась огромная блондинка в накрахмаленной белой форме — она несла вазу красных роз на длинных стеблях. Проходя мимо Тедди, она выставила левую руку и взъерошила ему волосы на макушке.
— Кому-то надо подстричься, — сказала она. Тедди вяло оторвался от газеты, но женщина уже прошла, а оглядываться он не стал. Читал дальше. В конце коридора перед огромным панно со святым Георгием и Драконом над площадкой парадного трапа он сложил судовую газету вчетверо и сунул в левый задний карман. После чего поднялся по низким ступеням, застланным ковром, на Главную палубу — одним трапом выше. Он шагал через две ступеньки, но медленно, держась за поручни, в каждый шаг вкладывая вес всего тела, словно само восхождение по трапу для него, как и для многих детей, было этаким умеренным удовольствием. На площадке Главной палубы он сразу направился к бюро пассажирского помощника, которым в данный момент заправляла симпатичная девушка в морской форме. Она скрепляла сшивателем какие-то отмимеографированные листы.
— Будьте добры, не подскажете, во сколько сегодня игра? — спросил Тедди.
— Прошу прощения?
— Во сколько сегодня игра?
Девушка одарила его напомаженной улыбкой.
— Какая игра, милый? — спросила она.
— Ну эта. В слова — она вчера была и позавчера, там еще надо недостающие слова подставлять. В основном про то, что все следует ставить в контекст.
Девушка помедлила, выравнивая края трех листков между плоскостями сшивателя.
— А, — сказала она. — По-моему, только ближе к вечеру. Кажется, часа в четыре. А ты для нее не слишком маленький, дорогуша?
— Нет, не маленький… Спасибо, — ответил Тедди и отвернулся.
— Секундочку, милый! Как тебя зовут?
— Теодор Макардл, — сказал Тедди. — А вас?
— Меня? — улыбнулась девушка. — Меня зовут энсин Мэтьюсон.
Тедди посмотрел, как она жмет на сшиватель.
— Я знаю, что вы энсин, — сказал он. — Я не уверен, но, по — моему, если кто-то спрашивает, как вас зовут, надо говорить полное имя. Джейн Мэтьюсон, или Филлис Мэтьюсон, или что в данном случае может быть применимо.
— Ах вот как?
— Я же говорю, по — моему — да, — ответил Тедди. — Хотя не уверен. Если вы носите форму, может быть, все иначе. Все равно спасибо вам за информацию. До свидания! — Он повернулся и стал подниматься по трапу на Прогулочную палубу — снова через две ступеньки, только теперь он как будто спешил.
После долгих поисков он нашел Писклю высоко на Спортивной палубе. Она сидела на солнечной полянке — едва ли не лугу — между двумя кортами для палубного тенниса, в который никто не играл. Сидела на корточках, солнце било ей в спину, а легкий бриз трепал шелковистые светлые волосы; она деловито складывала из шашек для шаффлборда две наклонные башни: в одной черные, в другой красные. Совсем мелкий малыш в хлопковом пляжном костюмчике стоял у нее справа под самой рукой, просто наблюдал.
— Смотри! — командирским тоном сказала Пискля брату, когда тот подошел. Она растянулась на палубе и окружила две башни шашек руками, чтобы похвастаться достижением и отгородить их от всего остального на борту. — Майрон, — неприязненно обратилась она к сотоварищу, — от тебя тень падает, моему брату не видно. Сдвинь тушку. — Она закрыла глаза и с мученической гримасой подождала, пока Майрон подвинется.
