Едва Амбло закончил свой рассказ, я остановился из-за приступа сильной боли. Он тоже снизил скорость и пошёл медленней, чтобы я мог его догнать. Я снова сдвинулся с места, но в толпе мне было трудно идти. Только я решил выйти на дорогу, как внезапно раздались крики: «Казаки! Казаки!» Мне показалось, что это ложная тревога, но тут увидел, как несколько вооружённых ружьями офицеров остановились и, молодцевато гарцуя на своих конях, кричали: «Ничего! Пусть эти собаки подойдут ближе!»[92] Я оглянулся – казаки были так близко, что одна из лошадей почти касалась меня. Впереди ехали трое, остальные чуть отставали.
Мне едва хватило времени, чтобы юркнуть в лес, где, как я надеялся, я окажусь в безопасности, но трое казаков тоже въехали в лес почти одновременно со мной, так как, к сожалению, в том месте лес был не очень густой. Я попытался пройти дальше, но мне не везло – мои преследователи не отставали. Представьте себе моё положение! Я хотел остановиться и передохнуть, но этого нельзя было делать – двое из троих казаков находились всего в нескольких шагах от меня. К счастью, дальше лес стал ещё гуще – расстояние между деревьями уменьшилось. Казаки становились, а я пошёл дальше, не снижая скорости и, зацепившись за скрытую под снегом ветку, с размаху упал во весь рост, почти утонув в толстом слое снега. Я попробовал встать, но вдруг почувствовал, что мою ногу что-то держит. Со страху я предположил, что это один из моих казаков, но оказалось – это всего лишь ветка. Я собрался с силами, встал и оглянулся. Казаки все ещё стояли на месте, а двое из них искали, где можно было бы провести лошадей. А я поплёлся дальше.
Пройдя чуть дальше, я остановился у поваленного дерева. Перешагнуть через него я не смог, и решил немного передохнуть.
Прошло минут пять. Казаки спешились и привязали лошадей к ветке куста. Я подумал, что они теперь наверняка подойдут и возьмут меня в плен, и уже приготовился бежать, но казаки занялись другим делом – двое из них оказывали помощь третьему товарищу. На его лице зияла чудовищная рана от сабельного удара. Раненый поддерживал часть отрубленной щеки, а двое других перевязывали его платком, пропустив его под подбородком и связав концы в узел наверху.
До них было шагов десять, казаки иногда поглядывали на меня и о чем-то тихо переговаривались.
Закончив перевязывать товарища, казаки тут же атаковали меня. Я подумал, ну, теперь мне точно конец, но всё-таки поднял заряженное ружье и решил стрелять в первого, кто приблизится. Передо мной было только двое, а третий, после того, как его перевязали, похоже, испытывал сильную боль. Он, то садился, то вставал, то иногда подходил к лошади и постукивал по ней кулаками.
Видя, что я намерен защищаться, казаки остановились и знаками показывали мне, чтобы я подошёл к ним. Я понимал, что они опасаются подходить ближе и оставался на своём месте.
Когда со стороны дороги раздались крики и ружейная стрельба, мои враги забеспокоились. Я надеялся, что они оставят меня в покое ради собственной безопасности, но тут появился четвёртый дикарь. Думаю, он был одним из сбежавших. Он посмотрел на своих товарищей, потом на меня, спешился, привязал лошадь рядом с другими и с пистолетом в руке пошёл ко мне, прячась за деревьями. За ним пошли двое других. Сомневаюсь, что стоило тратить столько времени, чтобы взять меня в плен, но, к счастью, крики справа стали громче, стрельба тоже усилилась. Перепуганные лошади сорвались с привязи и в ужасе кинулись в сторону дороги. Казаки – за ними.
Тут я почувствовал, что не смогу продолжать путь, не сменив одежду. Вы, должно быть, помните, что в коробке, найденной на горе Понари, лежали несколько рубашек и белых хлопковых кюлот – они принадлежали армейской интендантской службе.
Открыв свой ранец, я вытащил рубашку и повесил её на дуло ружья, потом достал бриджи и положил их рядом с собой. Я снял шинель и жакет, затем жилет с прошитыми жёлтым шёлком рукавами, сделанный из юбки жительницы Москвы. Я развязал платок, обёрнутый вокруг пояса, и снял брюки. Что касается рубашки, у меня не было проблем как её снять, поскольку она уже полностью изветшала – я просто разорвал её. Вот такой я и был – совершенно голый, если не считать рваных сапог, в самой глубине дикого леса, примерно в 4 часа вечера, при температуре 18–20 градусов ниже нуля, вздрагивающий от порывов сильного северного ветра.
Глядя на своё истощённое, грязное, искусанное паразитами тело, я не мог сдержать слез. Наконец, немного успокоившись, я начал одеваться. Используя старую рубашку как мочалку, я обтёрся снегом, выкупался, так сказать. Затем надел свою новую длинную рубашку, украшенную спереди вышивкой. Затем, не теряя времени, я надел новые кюлоты, но тут выяснилось, что они настолько коротки, что даже колени не прикрывали. А сапоги доходили до середины голени, таким образом, вся оставшаяся часть ноги была совершенно не прикрыта. Далее я надел жилет, кавалерийский жакет, шинель, пояс и воротник. Вот так я оказался одет полностью, но при этом с голыми коленями. После этого я отправился в путь и буквально через сотню шагов встретил двух человек, мужчину и женщину. По их виду я определил, что они немцы. Они, вероятно, испугались меня. Я спросил их, не хотят ли они пойти со мной, но дрожащим голосом мужчина ответил: «Нет!» и, показав куда-то в сторону, произнёс только одно слово: «Казаки».
Это были маркитант и его жена из полка Рейнской Конфедерации, входившего, вероятно, в состав гарнизона Ковно. Оттуда они ушли вместе с ним, а услышав шум в лесу, решили бежать. Женщина советовала мужу присоединиться ко мне, но мужчина не хотел. И, несмотря на все мои уговоры, мне пришлось, к сожалению, продолжать путь в одиночку.
Я ещё проблуждал около получаса, но нужно было решать, как провести ночь. Эта часть леса была покрыта толстым слоем снега – ни следов, ни дороги, вообще ничего. Иногда я отдыхал на стволах поваленных деревьев. Приходилось следить, чтобы не зацепиться за ветку под снегом и не упасть – я был слишком слаб. Я шёл по колено в снегу, полностью заполнившим мои сапоги. Тем не менее, холода я не чувствовал, наоборот, даже пропотел, но вот моим ногам было не сладко. Бедра болели от бесконечных усилий, которые я прилагал, чтобы встать, если я падал в снег на колени. Мои страдания в тот момент просто невозможно описать. Более часа я шёл в полной темноте, только при свете звёзд. На дорогу мне выйти не получалось, силы полностью иссякли, поэтому я снова решил отдохнуть. Я прислонился к дереву и стоял неподвижно. Вдруг я услышал собачий лай. Я посмотрел в ту сторону, откуда доносился этот звук и увидел свет. Вновь обретя надежду, я двинулся в этом новом направлении. Пройдя шагов тридцать, я увидел четырёх лошадей, костёр, и четырёх казаков. Было ещё трое и среди них уже знакомый мне маркитант со своей женой. Без сомнения они попали в плен к тем казакам, которые охотились за мной. Там был и казак с разрубленным лицом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
