Я направился к выходу из деревни. В ближайшем доме я увидел, что одно из окон светится и заглянул вовнутрь. Трое здоровенных казацких негодяев сидели за столом и считали деньги, а рядом стоял крестьянин с горящей лучиной. Я уже решил вернуться в сарай к брату, как вдруг один из них шагнул к двери, открыл её и вышел. К счастью, рядом стояли гружёные дровами сани. Я успел отскочить и спрятаться за ними.
Казак вернулся в дом и закрыл дверь. Я тут же поднялся, чтобы убежать, но, опасаясь, что меня заметят из окна, пошёл направо. Я не прошёл и десяти шагов, когда дверь снова открылась. Я проскользнул в конюшню и спрятался под яслями. Еле успел – вошёл казак, а за ним крестьянин с лучиной. И тогда я подумал, что теперь мне точно конец.
Казак нёс чемодан. Он привязал его к седлу своей лошади и вышел, закрыв за собой дверь.
Только я собрался уходить, как возникла мысль прихватить с собой и лошадь. Я быстро схватил за уздечку ту, что была с подвешенным к седлу чемоданом, и повёл её к выходу. Вдруг на меня что-то упало – это была казацкая пика, которую казак прислонил к лошади, а я не заметил. Я взял и её тоже и вышел. Добрался до амбара, помог брату сесть на лошадь, и мы направились в сторону дороги.
Через сотню шагов я оглянулся, чтобы посмотреть, не идёт ли кто. Пику я передал брату, а кроме того, накинул на него большую попону из верблюжьей шерсти – ею казак накрыл лошадь перед уходом. Через полчаса мы вышли на дорогу и направились в сторону Гумбиннена.[93] Впереди мы увидели нескольких крестьян снимающих колеса с брошенной повозки. Чтобы не встречаться с ними, мы повернули налево, в сторону деревни, которую так хотели обойти. Мы очень боялись снова попасть к ним в руки. Один Бог знает, что бы случилось с нами, если бы крестьяне увидели нас с лошадью и оружием, принадлежавшим одному из них – они бы наверняка решили, что мы убили их владельца.
Мы остановились, чтобы посовещаться, когда позади нас послышался какой-то шум. Сперва мы решили сбежать, но по обеим сторонам дороги намело такие сугробы, что шансов уйти у нас не было. Ситуация становилась критической, но я не решился поделиться с братом своими опасениями, учитывая то, что он ранен.
Мы продолжили наш путь и увидели причину нашего страха – группу крестьян всего в нескольких шагах от нас. Они приблизились и обратились к нам на немецком:
– Добрый вечер, друзья казаки!
– Слушай, – шепнул я брату, – ты казак, а я твой пленник. Ты же немного говоришь по-немецки, так что сохраняй спокойствие.
Поскольку на моем брате была изорванная и ветхая сержантская шапка, я обменял её на казацкую. Это были те самые крестьяне, которые снимали колеса с повозки. Позади всех четверо из них с помощью верёвок волочили два колеса. Мой брат спросил, есть ли ещё казаки в деревне. Они отвечали, что нет.
В таком случае, – сказал он, – ведите меня к старосте, так как я замёрз и проголодался, а помимо того, что я ранен, вынужден ещё заботиться об этом французе.
Один из них ответил, что они с нетерпением ждут казаков, поскольку накануне вечером внезапно нагрянул отряд более чем из тридцати французов, и так удачно получилось, что на следующий день почти половина из них ушла без оружия.
Услышав это, нам невероятно захотелось исчезнуть, а тут ещё и некоторые крестьяне, накинулись на меня с криками и угрозами. Мы уже позже узнали, что их науськивал и подстрекал местный протестантский священник.
Нас привели к деревенскому старосте. Он очень радушно принял моего брата, заверив его, что о его лошади позаботятся, его самого он почтёт за честь поселить в своём доме, а француза надёжно закроют под замок.
– Если, конечно, – сказал староста, – вы не желаете держать его при себе в качестве прислуги.
– Именно так, – ответил на мой брат, – особенно сейчас, когда я ранен, а этот француз – хирург. Он вылечит мою ногу.
– Хирург! – воскликнул бургомистр, – Какая удача! У нас тут есть один парень, которому утром сломали руку. Ваш врач непременно вылечит его.
Нас поселили в хорошо натопленной комнате, там и кровать имелась. Но мой брат отказался от неё и попросил соломы для себя и для меня, а чтобы не возникало никаких подозрений, постелил мне рядом с собой. Казак принёс моему брату ужин – хлеб, сало, капусту, пиво, можжевёловую водку. Мне же – немного картофеля и воды. Бургомистр показал моему брату сваленную в углу огромную кучу всякого оружия. Оно принадлежало французам, которых разоружили крестьяне. Тут были пистолеты, карабины, пять или шесть ружей, а также сабли и несколько патронных сумок.
Затем в комнату вошёл крестьянин с рукой на перевязи. С ним и его жена – это и был тот самый человек со сломанной рукой. Я решил действовать уверенно и чётко. Я попросил льняных бинтов и несколько сосновых дощечек. Рука была сломана между запястьем и локтем. В течение последних пяти лет, я видел так много операций, что, не колеблясь, приступил к работе. Это был обычный закрытый перелом. Я дал знак другому крестьянину держать больного за плечи, а жене – придерживать его руку. Я очень удачно вправил сломанную кость и собрался наложить шину. Вначале я думал, что это не займёт много времени, но парень дико орал и корчился от боли. Тогда я применил компресс из ткани, смоченной водкой, и тут же наложил четыре дощечки, туго прибинтовав их к руке. Человеку стало лучше, и он похвалил меня. Его жена и староста тоже хвалили меня, я вздохнул с облегчением. В качестве награды, я получил большой стакан можжевёловой водки.
Но, как оказалось, это было ещё не все. Староста сказал мне, что нужно осмотреть одну молодую женщину, которая ужасно страдает в течение последних нескольких дней – она никак не может родить. За акушером ездили в Ковно, но там царили такая паника и суматоха, что не нашли ни русского, ни французского врача.
– В общем, – сказал он, – с ней занимаются несколько старух, но мне кажется, это сложный случай.
Я попытался было объяснить старосте, что без хирургических инструментов я бессилен, а кроме того, я не акушер – я не разбираюсь в этом. Но мои доводы не подействовали – они думали, что я просто отнекиваюсь. Пришлось идти. В сопровождении двух крестьян и трёх женщин я отправился на другой конец деревни. Не знаю, почему, может оттого, что я долго находился в очень тёплой комнате, но я здорово замёрз. Наконец, мы пришли.
Меня ввели в комнату, где я увидел трёх старух, похожие на трёх Мойр – богинь Судьбы, суетившихся вокруг кровати с лежащей на ней молодой женщиной. Иногда она вскрикивала и даже громче того парня со сломанной рукой. Одна из старух подвела меня к постели, а вторая подняла одеяло. Представьте себе моё смущение! Я молча смотрел на этих трёх старых ведьм, стараясь угадать по их лицам, что мне надо делать. А те тоже смотрели на меня и ждали, когда я начну. Больная не сводила с меня глаз. Наконец, я понял, что одна из старух хочет, чтобы я выяснил, жив ли ребёнок. Я собрался с духом и положил свою совершенно замерзшую и холодную как лёд руку на живот пациентки. Она вздрогнула – и от её страшного крика, как мне показалось, дом содрогнулся. За этим криком тотчас раздался второй – три старых карги опять засуетились возле неё – и менее чем через пять минут все было кончено – родился новый прусский подданный.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
