евреев и т. д. Еврейский антифашистский комитет в СССР присваивает себе функции главного уполномоченного по делам еврейского населения и посредника между этим населением и партийно-советскими органами»680. Авторы последней записки преподносили исключительное положение евреев внутри СССР как повод для тревог: они существовали настолько отдельно от советского общества, что требовали специального посредника для взаимодействия с властью. Из организации, призванной способствовать росту популярности Советского Союза, ЕАК превращался в его конкурента, в орган несоветской власти в советской стране.
Обе линии — с точки зрения внешней пропаганды и внутренней угрозы — соседствовали в критике ЕАК с самого начала, но Жданова больше интересовала пропаганда. Летом 1947 года УПА отчитывалось ему о мерах, которые предпринимает комитет для улучшения своей работы за рубежом. С одной стороны, наряду со статьями о жизни евреев в СССР комитет стал направлять за границу и материалы, «освещающие дружбу народов СССР», с другой — националистические ошибки все еще не были устранены и комитет продолжал «переоценивать роль еврейского населения в различных областях жизни СССР»681. Помимо этого, ЕАК по-прежнему не давал отпора антисоветской пропаганде, не разоблачал еврейских сионистов и не использовал связи с зарубежными еврейскими учеными и общественно-политическими деятелями для получения от них полезной для Советского Союза информации. В прилагавшемся к записке проекте постановления констатировалось, что созданный во время войны для мобилизации евреев за рубежом на борьбу против фашизма и пропаганды достижений СССР комитет в послевоенный период с этими задачами не справляется. Более того, отделяясь от вопросов еврейского движения за рубежом, ЕАК стал брать на себя функцию работы среди еврейского населения СССР. Для повышения эффективности комитету рекомендовалось отказаться от работы с советским населением и сосредоточить свою деятельность на заграничной пропаганде682. И в записке, и в проекте постановления работа ЕАК внутри страны расценивалась не как угроза, а как препятствие для выполнения его прямых задач. После Жданова ситуация изменилась, и внутренняя угроза стала ключевым пунктом обвинения.
Формально работа в этом направлении активизировалась еще при жизни Жданова. Прелюдией к делу ЕАК послужило дело одного из его руководителей Соломона Михоэлса, обвиненного в шпионской деятельности и убитого в январе 1948 года683. Согласно материалам, представленным главой МГБ Виктором Абакумовым, Михоэлс был связан с американской разведкой и по ее заданию вел целенаправленный сбор информации о самом Сталине. Сфабрикованное дело не только решило судьбу Михоэлса, но и материализовало концепцию внутренней угрозы, исходившей от ЕАК. Речь шла уже не о том, что своей работой с еврейским населением СССР он составляет конкуренцию советской власти, а о безопасности самого Сталина. В течение следующих месяцев эта линия получила развитие в материалах МГБ, предъявлявших ЕАК как прикрытие для «американо-сионистского центра в СССР», проводящего антисоветскую националистическую работу. В марте 1948 года в одном из документов констатировалось, что в деятельности ЕАК прослеживается проамериканское влияние, ставшее наиболее заметным после поездки руководителей комитета в США, где они установили контакты с еврейскими деятелями, связанными с американской разведкой684. Немаловажную роль в деле ЕАК сыграл и рост сионистских настроений в СССР, вызванный новостями об образовании Государства Израиль и ярко проявившийся во время приезда в Москву его дипломатического представителя Голды Меерсон осенью 1948 года. 4 октября она посетила празднование еврейского Нового года в московской хоральной синагоге и была встречена почти 10‐тысячной толпой как новый мессия, а 13 октября, во время празднования Судного дня, от синагоги до гостиницы «Метрополь» ее провожала огромная толпа685. Образование Государства Израиль лишило советских евреев их уникального положения в национальной структуре СССР: они больше не были образцовыми пролетариями без родины, а становились одной из «иностранных» наций в составе Советского Союза. С этой точки зрения дело ЕАК и последующее преследование евреев разворачивались в логике Большого террора, в ходе которого жертвами этнических чисток становились представители наций, не имевших официальных районов компактного проживания в границах СССР: немцы, поляки, румыны, греки, финны, болгары, иранцы и другие. Как отмечал Юрий Слезкин, государственный антисемитизм конца 1940-х — начала 1950‐х годов был «запоздалым применением этнической составляющей Большого террора к этнической группе, избежавшей его в 1937–1938 годах»686.
20 ноября 1948 года Политбюро приняло решение распустить Еврейский антифашистский комитет, поскольку он представляет собой центр антисоветской пропаганды. В начале декабря в записке об изучении изъятого при роспуске ЕАК архива сообщалось, что комитет проводил «враждебную Советскому Союзу работу», в частности разглашал информацию, представляющую государственную тайну. Речь шла о материалах, направлявшихся ЕАК для публикации в зарубежных изданиях: утверждалось, что в статье «Достижения советских строителей» давался перечень восстанавливаемых предприятий и разглашались секретные сведения о том, что в предгорьях Джунгарского Алатау действуют свинцовые рудники, а в Кузбассе работает новый алюминиевый завод; в статье «Первые плоды мирного труда» упоминались трубопрокатный завод в Челябинске и тракторный завод на Алтае, а в статье «Разведчики» подробно описывался Кузнецкий угольный бассейн687. К этому моменту враждебной стала уже не только работа комитета с советским населением: его деятельность за рубежом также оказывалась источником угрозы для государства. Вскоре после постановления о закрытии комитета начались аресты связанных с ним людей. 24 декабря был арестован председатель ЕАК Ицик Фефер, в январе — литераторы Лев Квитко и Перец Маркиш, редактор газеты «Эйникайт» Гершл Жиц и многие другие. 26 января арестовали Соломона Лозовского — бывшего председателя Совинформбюро. Ему вменялось в вину, что, пользуясь своим положением в Совинформбюро, он снабжал материалами американских корреспондентов, работавших на разведку, а также принял участие в составлении проекта создания Еврейской республики в Крыму688.
Из дела ЕАК видно, как исключительное положение становилось основанием для исключения. Во время войны советское руководство было готово монетизировать возрождение национальной идентичности советских евреев и, как следствие, мириться с тем, что в силу особых обстоятельств их советскость временно отошла на второй план689. Ярким свидетельством этого стало само учреждение Еврейского антифашистского комитета. После войны, когда мобилизационный вектор сменился на репрезентационный, исключительность еврейского опыта стала восприниматься иначе — как нарушение гомогенности советского общества и препятствие для внешней пропаганды. После смерти Жданова фокус внимания сместился внутрь страны, и то, что прежде выступало помехой в создании единого образа, было переинтерпретировано как непосредственная внутренняя угроза. Принято считать, что ключевую роль в деле ЕАК сыграло образование Государства Израиль, укрепившее отдельный статус советских евреев и давшее основание рассматривать их как враждебную группу. Это обстоятельство действительно сыграло важную роль в эскалации антиеврейской политики, проводившейся государством, но ее фундаментом стали попытки ЕАК так или
