немцам.
– Гром без эха. Никогда такого не слышал. – Том пытался отвлечь друга.
Монгол молчал, шлепая мокрыми кедами по разбитой дороге, превратившейся в сплошной ручей.
– Какой, нна, здесь Индеец? – он вдруг схватился за голову. – На пляж, в тепло. Все, точка.
Дождь усиливался, пока не превратился в сплошной ливень. Через полчаса одежда промокла насквозь, стала коробом, мешая идти.
– Ванна небесная! – закрывая лицо от ледяных струй, прокричал Том.
Ручей превратился в поток. Они шлепали вниз, по щиколотку увязая в бурой жиже, стараясь обгонять резво несущиеся вниз камушки, веточки, листья. Еще через полчаса дождь вдруг прекратился, и из-за туч вышло солнце. Горы, недавно мрачно-фиолетовые, стали вдруг серебряными.
Дорога вильнула вправо и исчезла за поворотом. Прямо через лес шла тропа.
– Пошли, срежем! – сказал Том, и тут же умолк.
– А пошли! – неожиданно согласился Монгол.
Они пошли по тропе прямо, через лесную чащу. Вокруг лежали исполинские, вывернутые с корнем стволы буков, словно туши невиданных змеев, обнажившие на изломах темно-розовую плоть древесины. Стволы некоторых деревьев, потерявших от времени кору, закручивались в спираль, будто огромные буры, прилетев неведомо откуда, ввинтились в землю, и стояли здесь веками, пока не сгнили совсем.
В послегрозовой тишине звенели, тихо падая, искрящиеся на солнце капли. Необычно яркие, светились умытые дождем листья.
– Грибы!
За поворотом дороги вдруг, – в траве, под деревьями, под ногами, куда ни кинь взгляд, – вылезли дождевики, лисички, белые. Некоторые храбро торчали прямо посреди тропы: нагибайся, рви, иди дальше. Их было очень много, и Том на секунду подумал, что они ненастоящие. Он стянул с себя мокрую футболку, завязал ее, и вскоре она доверху наполнилась грибами. Еще через полчаса на лес снова опустился туман.
Тропа кончилась, и они снова вышли на дорогу. Поворот к троллейбусу на Перевал они скорее всего пропустили, но останавливаться и экспериментировать с непонятными проселочными дорогами, ведущими неизвестно куда, не хотелось. Все, что было на них, давно промокло до нитки, а перспектива снова заблудиться и остаться ночевать в горах под дождем не радовала.
Том втайне надеялся, что резко налетевшая непогода так же быстро и рассосется, но дождь превратился в затяжную мелкую морось и не собирался останавливаться, глухо барабаня по опавшей многолетней листве. Разбитая, засыпанная крупными булыжниками дорога поворот за поворотом вела вниз, и казалось, ей не будет конца, если бы не лес, который заметно мельчал, то и дело разбиваясь на рощицы и уступая место небольшим кустистым полянам.
– Смотри, кто-то идет впереди! – сказал Том, тыкая пальцем на обочину. Там, в промокшей грязи, дымился чей-то свежий окурок.
– Давай ускоримся, может, он подскажет чего.
Они пошли быстрее. Неожиданно быстро темнело. Дождь снова усилился.
Через некоторое время впереди в вечернем дождевом мороке мелькнул силуэт человека.
– Привет!
Путника звали Иваном. Он был из Конотопа. Вдобавок он оказался поразительно похожим на их хорошего приятеля Ужа, с которым Том родился в один день и год.
– Ого! Почти земляк! – хохотнул Монгол. – Сам где ночевать будешь?
– А я вижу, вы налегке. Ничего, у меня палатка есть! – ободряюще пробасил Иван. – Она хоть и одноместная, но, может, как-то влезем! Да и село скоро.
– В советской одноместной трое легко вмещались, – уверенно сказал Монгол.
Иван не ответил.
Лес кончился. Повсюду виднелись то ли небольшие деревья, то ли большие, покрытые шипами, кусты. Слева вдруг выплыл из темноты огромный каменный куб величиной с двухэтажный дом.
– Это место обвала, – сказал Иван. – Я был тут. До села, мне кажется, еще минут пятнадцать.
Кусты измельчали, почти исчезли. Вскоре сквозь непрерывный шум ливня они услышали лай собаки.
– Село! Дошли! – с облегчением выдохнул Том.
Они подошли к крайней хате и остановились перед забором, глядя на свет одинокого окошка.
Иван развязал рюкзак и достал палатку.
– Ба, хоромы! – присвистнул Том. – Ты сам-то в нее влезешь?!
То удивительное изделие, которое Иван назвал одноместной палаткой, по величине было похоже то ли на гроб, то ли на комфортабельный спальник с каркасом.
Монгол быстро оценил положение, присвистнул.
– Ладно. Пойду в деревню, – сказал он.
– Ага. Кому мы нужны. Кто же пустит не пойми кого, да еще ночью?! – с сомнением проговорил Том.
– А какие варианты? Я бы пустил. Да вот и свет горит. Пойду спрошу, – упрямо повторил Монгол, и ушел.
Они стояли под деревом, молча глядя в холодную мокрую пустоту. Ливень в незнакомом месте особенно удручает. Прошло время шуток, причитаний и нервного хохота. Прошло все, кроме холода и усталости. Не осталось ни мыслей, ни идей. Отсутствие сил притупляет даже неприятные переживания. Тому казалось, что лучше просто стоять вот так, промокшим до нитки, под бесконечным дождем, потому что все остальное – только хуже. Они и стояли. А дождь лил и лил, будто бы в этом мире не осталось ничего, кроме дождя.
– Пошли! – Монгол призывно махнул им рукой.
Похватав вещи, они пошли на голос, на свет.
– Заходите, гости дорогие, располагайтесь. Да не волнуйтесь вы, вас таких много ко мне ходит, – весело сказал им хозяин, хорошо выбритый худощавый человек лет сорока, с седеющими висками и быстрыми блестящими глазами. – Вас тут много таких ходит. А моя хата – с краю. Да заходите же скорее.
Еще не веря, Том осторожно вошел в дом, и тут же стукнулся головой о невысокую притолоку. Медленно, одеревеневшими от холода обескровленными пальцами они поснимали с себя опостылевшую мокрую обувь, носки, футболки.
В большой пустоватой комнате было жарко натоплено. Пахло молоком, капустой, травами, обжитым жильем.
– Снимайте одежду. Вешайте сюда! – хозяин показал им на веревку посреди комнаты. – Я вот как раз сегодня стирал, и не убрал.
Хата была приземистая, просторная, небогатая. Старый круглый стол, стулья, ковер на стене, небольшой сервант с сервизом. В центре дома располагалась большая, потрескивающая дровами, беленая печь. От нее веяло теплом. Над печью висели большие пучки травы, каких-то сушеных цветов. По печи ползали маленькие дети. Они бегали за печью, выглядывали из-под стола, прятались за шкафами и занавесками, с застенчивым любопытством разглядывая незнакомцев из-за развешенных повсюду пеленок. Вскоре Том понял, что не может их сосчитать.
– Это сколько же у вас детей?
– Восемь.
– А хозяйка где?
– В роддоме.
Через полчаса, уже немного отогревшись, они пили травяной чай и ели жареное сало.
– А не страшно вот так пускать к себе незнакомых?
– Я стараюсь жить по заповедям Божиим, и везде дела Христовы творить, – ответил хозяин. – Ближнему всегда нужно помогать.
Том хотел было поспорить насчет религии, ввернуть пару известных распространенных шпилек, и уже открыл было рот, но тут вспомнил сегодняшнее утро в
