трассы.
– Рассредоточьтесь вдоль дороги. Перед толпой никто не тормознет, – парень в зеленой бандане наконец-то отшил Монгола от Вероники. Все разошлись вдоль трассы, потихоньку спускаясь к Алуште, и стали махать руками проезжающим машинам. Один за одним неформалы исчезали в легковушках, автобусах, грузовиках.
Монгола подобрал рефрижератор. Том вписался в рейсовый «икарус». Довольно быстро они оба вновь оказались в Ялте, и вскоре уже сидели в сквере у набережной перед большим белым зданием, из которого доносился знакомый, слегка блеющий голос.
Монгол искал глазами Веронику, но не мог найти.
– Понравилась? – спросил Том.
– Они наверное внутри. Билеты купили, – обреченно сказал тот. – Эх, не надо было вино брать.
– Так ты за концерт БГ готов последние копейки отдать? – засмеялся Том. – Вот это Монгол! Не-а, ты точно не панк. Ты мажористый хиппарь! Столичный такой, лакированный. Иди, слушай свой… Фонтан фальшивого света.
– Причем тут вообще БГ? – помрачнел Монгол.
– Ладно, шучу я. Не грузись, через пару часов увидитесь. Все равно Индейца ждать будем.
Вокруг здания, на скамейках и газонах грудились толпы неформалов всех расцветок.
Они сели под деревом, рядом с бритоголовым парнем в футболке Sex Pistols с сантиметровым ирокезом на голове и в тяжелых литейных ботинках с металлическими набалдашниками. Около него лежала батарея пустых пивных бутылок. Он уже изрядно набрался.
– Промедол, – отрекомендовался он, и неопределенно повел пальцем в сторону, откуда доносились проникновенные звуки гитар и скрипки. – Вот вам налицо старая неформальная дилемма. Почему кумир закрылся стенами от народа и поет о свободе? Почему он говорит, что не в деньгах счастье, а на него нельзя посмотреть бесплатно?
– Ты Индейца не знаешь?
– Я тут вообще никого не знаю, – панк икнул и поднял вверх большой палец. – Вокруг все такое незнакомое. В зеркало смотрю – там чувак какой-то. Ты кто такой? – Спрашиваю. А он мне такой: а ты кто такой? Не нахожу понимания. Что это за город вообще? У нас, в Конотопе, моря нет. Зато трамваи есть, и вороны. Ворон очень много. Тут тоже трамваи есть, но тут пальмы. Я вообще не втыкаю, что происходит.
– Вот. Еще один из Конотопа, – сказал Монгол. – Кучно пошли.
– Ага, только первый – как трагедия, а второй как фарс, – заметил Том.
– Как фарш, – Промедол вдруг вскочил и бодрыми зигзагами поспешил к концертному залу. Подтянувшись на руках, неожиданно резво взобрался на высокий подоконник. Затем, отчаянно удерживая равновесие, встал во весь рост и, заглядывая внутрь сквозь плотно задернутые шторы, стал орать прямо в стекло:
– Бо-рис! Вы-хо-ди! Бо-рис! Вы-хо-ди!
Его начинание подхватили все окрестные неформалы. Они собрались под стеной и, дождавшись паузы между песнями, скандировали:
– Бо-рис! Вы-хо-ди! Бо-рис! Вы-хо-ди!
– Играй бесплатно, Боря!
– Гребень, здесь собрались самые верные твои соратники, – кричала подвыпившая простоволосая толстушка в народном платье и паре килограммов фенек. – Они приехали к тебе, но не могут тебя увидеть! Скажи, в чем лажа?
В ответ ей снова зазвенел из-за окон высокий голос певца:
– Эй вы, как живется там?
У вас есть гиппопотам,
А мы в чулане
С дырой в кармане,
Но здесь забавно,
Здесь так забавно…
– Боря, вылазь из чулана! Мы тебе пиво купим! – орал Промедол.
Певец продолжал выступать, изливая свои сладкоречивые песни и никак не реагируя на призывы извне. Наконец Промедолу это наскучило, он слез с подоконника и пошел к своему пиву. Пива на месте не оказалось. Панк разочарованно развел руками, плюнул, и двинулся к ближайшему ларьку.
Через минуту на набережной появились два сине-желтых уазика, а откуда-то сбоку вынырнул милицейский автобус. Лихо визжа тормозами, они остановились у концертного зала.
– О, «канарейки» пожаловали! – лениво сказал Монгол.
Из уазиков выскочило с десяток человек в черной форме с надписями «Беркут» на спине. Они были с дубинками, на плечах болтались укороченные АК. Красиво рассыпавшись цепью, они быстро окружили ближайший сквер и погнали попавших в кольцо неформалов к стене концертного зала. Сильно не церемонясь, они хватали людей за шиворот и вели к стене. Сопротивлявшихся валили на траву, пинали, били дубинками, заламывали руки. Тех, кто пытался выскочить из окружения, догоняли, сбивали с ног и волоком тащили к стене.
Том с Монголом сидели немного поодаль, вне окружения.
– Расстреливать их, что ли, собираются? – недоумевал Монгол, меланхолично наблюдая, как к ним бежит здоровенный мент в черном берете.
– Встать! – мент подбежал вплотную, схватив Тома за руку. – К стене! Руки за голову!
– А мы при чем? – удивился Том.
– Встать, я сказал! – ощерился мент и ударил его дубинкой по ребрам.
– Садисты! – Том схватился за бок и заковылял к концертному залу.
– Один. Два. Три. Ноги расставили!.. – Менты, щелкая рациями и позванивая тяжелой амуницией, равняли шеренгу пленных. – Паспорта! Лицом к стене! Двенадцать… Тринадцать… Всем достать документы! В правую руку, над головой. Двадцать пять! Двадцать шесть!..
– Как в кино! Эту бы энергию, и на пользу обществу, – пробормотал Том, потирая ушибленный бок.
– Скорее цирк! – ответил ему сосед по несчастью. – Ребра целы?
– Целы вроде. – Том всмотрелся в лицо собеседника. – Жека! Елки-палки, это ты? Здарова! Не узнал тебя!
– Том?! Ну где бы мы еще встретились, как не у стенки?!
Они обнялись. К ним тут же подбежал беркутовец.
– Молчать! Стоять, не разговаривать!
– Ладно, потом поговорим. Надеюсь, нас не расстреляют. Если что, то мы на роднике стоим, под Гурзуфом.
– Ну, значит, и мы подтянемся! – засмеялся Том.
Том повернулся в другую сторону. Крайним в их цепочке у дальнего угла здания был худой длинноволосый блондин. Он постоянно оглядывался. Улучив момент, вдруг оторвался от стены и дал деру. Ему повезло. Хотя до угла дома было метров десять, но «беркута» так упивались своим величием, что никто не заметил его бегство.
– О! Один ушел! Молодец!
– Клоуны! – сказал Монгол. – Боевиков насмотрелись, вот и выпендриваются. – А кто это, рядом с тобой?
– Это Жека, панк из Киева.
Скажи мне, что я сделал тебе,
За что эта боль?
Но это без объяснений,
Это, видимо, что-то в крови,
Но я сам разжег огонь,
Который выжег меня изнутри.
Я ушел от закона,
Но так не дошел до любви, —
сочилось из окна над ними.
– Ненавижу БГ, – сказал Том.
В экзекуции повисла пауза. «Беркут», победно чирикая рациями, вяло равнял нестройную неформальную шеренгу у стены и явно чего-то ждал. В этот момент рядом с Томом неожиданно появилась девочка лет трех. Она пришла откуда-то с набережной, видимо, убежав от зазевавшихся родителей. Улучив момент,
