нарастали в нем, он тяжело задышал и круто развернул к себе Машу. Его маленькие, заплывшие жиром глазки, пылали страстью.
– Дай, дай, – шептал он, сгорая от желания.
Маша начала расстегивать ему рубашку, но он быстро, сняв брюки и плавки, стянул с нее трусики. Стоя возле стола, резко и больно взял ее. Маша вскрикнула от боли и неожиданности.
– Боже, как долго я ждал этого! Как долго я хотел тебя! Сколько времени мы зря потеряли.
Он прижимал ее сильнее и сильней:
– Иди ко мне, еще, еще!
«И не поцеловал, и не поласкал», – тоскливо думала Маша. Ей было стыдно первый раз с ним при ярком свете, ей было неудобно заниматься любовью стоя. Он грубо, по-солдатски трахнул ее.
«Как собаки, – подумала она. – Перепихнулись и все. Ах, Микеле! А как бы ты прекрасно это сделал», – поймала она себя на мысли.
Маше расхотелось пить шампанское. Ей хотелось плакать. Но она взяла себя в руки и улыбнулась ему. А сама подумала:
«Ну, может это первый раз так, может, он очень голоден был…»
Анжело светился от счастья.
– Двадцать лет сбросил, – сказал он, улыбаясь.
«Ну ладно, хоть кому-то хорошо», – незаметно вздохнула Маша.
Но когда Анжело уехал, Маша бросилась на кровать и разрыдалась:
– Не хочу, не хочу, не хочу!
Утром Маша заметила на тумбочке сто евро, которые оставил Анжело.
«Все же он молодец, – подумала Маша. – Он понял, что мне не понравилось с ним, и он решил мне как-то компенсировать эту неприятность».
Она немного успокоилась. Зарплата у нее небольшая и эти деньги ей не лишние.
Позвонила Галя:
– Маш, я хочу к тебе приехать в гости. Ты когда дома?
– Сегодня я с утра работаю, а завтра я дежурю у своей бабульки с пяти вечера, а целый день дома. Если хочешь, приезжай.
– Приеду, – ответила Галя.
Маша позавтракала и поехала на работу. Войдя в дом, она поздоровалась с хозяином Сандро и поднялась наверх в комнату, где спала Элеонора. Старушка уже проснулась и кублилась в одеялах.
– Элеонора, чао, как дела? – спросила Маша.
Старушка засияла счастливой улыбкой. Она любила Машу, хотя и никак не могла запомнить ее имя и звала ее или Надя или Роза. Что придет в голову, то и говорила. Маша сняла со старушки мокрый памперс, помыла ее в ванне, одела, причесала, принесла горячий кофе с молоком и бисквиты, и усадила Элеонору завтракать. А сама пошла убирать в доме. Когда вернулась через полчаса, старуха сидела и ничего не ела не пила.
– Элеонора, что случилось, почему ничего не ешь?
– Это тебе еда, – сказала она.
– Элеонора, моя дорогая, – сказала Маша.
– Это твоя еда, я уже ела. Не нужно мне оставлять. Давай, ешь, – и начала ее кормить, как маленькую девочку.
Старуха послушно открывала рот, а Маша ее кормила и думала:
«Это же надо! Эта женщина полностью сошла с ума, она даже не помнит, как зовут ее детей, но она, вырастившая четверых, помнит, что нужно еду оставлять, прежде всего, для них». Она не могла отличить Машу от своих детей, но в мозгу ее навсегда засела эта мысль, что надо накормить детей.
Маша замечала, что в последнее время старушке становится все хуже и хуже. С каждым днем ее все труднее укладывать спать. Когда Маша начинала снимать с нее одежду, Элеонора начинала кричать во весь голос:
– Люди, спасите, карабинеры, помогите! Меня грабят! У меня забирают мое платье.
Она кричала так громко, что с соседней половины дома прибегала мать Сандро Роза, и они вместе кое-как укладывали Элеонору в пастель.
– Бедная старушка! – качала головой Роза. – Ведь она совсем мертвая. Если голова не работает, то зачем тело?
– Ну а что же теперь делать? Не убивать же ее, – вздыхала Маша.
Роза была на семь лет младше Элеоноры, но выглядела она еще очень молодо. Она шустро бегала по дому и двору и следила за хозяйством и огородом. Она постоянно что-то сажала и вырывала в огороде, постоянно покупала цыплят и гусей, и через три месяца их резала и покупала новых. Она с удовольствием занималась хозяйством, так как с детства привыкла к этому.
Сегодня Элеонора вела себя тихо. Она сидела на стуле, сложа руки, и смотрела в одну точку. Маша села вышивать. Вдруг Элеонора вскочила:
– Мне надо в Туоро, – сказала она, взяв коробку с нитками.
Это была ее игрушка, она перебирала цветные моточки, отрывала от них кусочки, мерила их, прикладывала к платью, вообще играла, как говорила Роза.
– Ты видишь, все двери закрыты, как ты пойдешь? – спросила Маша.
А старушка подошла к ней близко, близко и шепотом сказала:
– Мне надо к маме, она меня ждет. Выпусти меня, пожалуйста.
Мать ее уже давно умерла, но Элеонора не помнила об этом и хотела разжалобить Машу, чтобы она выпустила ее на улицу.
Маша взяла старушку под руку, походила с нею по комнатам, показывая, что все заперто и старуха успокоилась. В обед, покормив старушку, Маша начала укладывать ее в кровать отдохнуть. Но Элеонора вцепилась мертвой хваткой в свое платье и начала орать, даже не орать, а вопить:
– Спасите, люди добрые, спасите меня! Не трожь меня! – глаза ее налились ненавистью. – Не трожь! Карабинеры, заберите ее, посадите в тюрьму!
Маша пыталась успокоить ее, но было бесполезно. Прибежала Роза. Вдвоем они ее раздели и уложили в кровать, а она не переставала вопить:
– Люди, спасите меня! Мама! Мамочка, спаси меня!
Маша подняла боковую спинку на кровати, чтобы старуха не убежала и закрыла дверь. Вернувшись, через пять минут, она нашла Элеонору спящей.
– Ну, надо же, спать хочет, а что вытворяет, – покачала она головой и поехала домой.
После обеда с работы приедет дочка Элеоноры и присмотрит за нею.
* * *
На следующий день с утра приехала Галя.
– Галочка, приветик, – обняла ее Маша.
Она была еще в голубой с кружевами пижаме с коротенькими штанишками и тоже в кружевах и напоминала девочку подростка. Если бы только не морщинки возле глаз, которые еще еле были видны. Маша очень переживала по этому поводу.
Она всячески старалась их выровнять, применяя различные кремы и маски.
– Проходи! Я сегодня заспалась, сейчас переоденусь и умоюсь. Посмотри пока телевизор, у меня русская программа есть.
– Ой, с удовольствием! – сказала Галя. – Сто лет не смотрела передач на русском языке.
Когда Маша вернулась в легком цветном платье и поставила вариться кофе, она подсела к Гале.
– Ну, как дела? – спросила она, улыбаясь. – Рассказывай быстренько.
– Ой, Маш. Дела, дела, – начала Галя. – Я
