кабинет, мой пересказ беседы с мужчиной в дутой куртке, казалось, привел ее в замешательство. Потом доктор Шилдс, извинившись, удалилась в дамскую комнату. Вернулась она через несколько минут, и я принялась рассказывать остальное — как я сунула деньги в ящик для пожертвований и, выйдя из музея, не увидела следов аварии.
Но доктор Шилдс с ходу перебила меня, поскольку теперь все ее мысли занимал этот новый эксперимент.
Она объяснила, что обе женщины участвовали в одном из ее прежних проектов, связанных с исследованием принципов нравственности, и в письменной форме изъявили готовность к тому, чтобы их привлекали к возможным испытаниям более широкого спектра. Но им неведома истинная цель моего визита к ним домой.
А мне известна — во всяком случае, я думаю, что известна. Впервые меня заранее предупредили, какое качество будет протестировано.
Я рада, что действую не вслепую, но на душе все равно тревожно. Может быть, потому что ставки слишком ничтожны. Доктор Шилдс хочет узнать, отблагодарят ли меня клиентки более щедрыми чаевыми, зная, что за сам макияж платить они не должны. Мне поручено выяснить их личные данные — возраст, семейное положение, род занятий, — которые доктор Шилдс намерена включить в свою научную работу или использовать как-то еще.
Мне непонятно, зачем ей понадобилось, чтобы я это выясняла. Разве она сама или ее помощник Бен не получили большую часть этой информации, когда допускали их к экспериментам, как это было в моем случае?
Перед тем как войти в жилой комплекс Челси и на лифте подняться на двенадцатый этаж, я достаю из кармана телефон.
Доктор Шилдс подчеркнула необходимость неукоснительного выполнения дополнительного условия.
Я набираю ее номер.
Соединение установлено.
— Привет, я захожу, — сообщаю я.
— Джессика, теперь я умолкаю, — предупреждает она.
Спустя мгновение в трубке возникает глухая тишина, даже дыхания ее не слышно.
Я включаю функцию «громкой связи».
Когда Рейна открывает мне дверь, у меня мелькает мысль, что она именно такая, какими я представляла себе женщин, бывающих на приемах у доктора Шилдс: едва за тридцать, отливающие блеском темные прямые волосы до плеч. Квартира обставлена с художественным вкусом: огромная витая стопка книг в качестве приставного столика, стены богатого бордового цвета, на подоконнике — простенький старинный подсвечник, по виду антиквариат.
Следующие сорок пять минут я пытаюсь выудить ответы на вопросы, интересующие доктора Шилдс. Узнаю, что Рейне тридцать четыре, родом она из Остина, по профессии — дизайнер ювелирных украшений. Пока я выбираю сизо-серые тени, она показывает мне несколько украшений, что надеты на ней, в том числе кольцо с драгоценными камнями по ободку, созданное по ее эскизу. Она придумала его по случаю собственного бракосочетания.
— У нас с Элинор одинаковые кольца, — докладывает Рейна. Она уже сообщила мне, что сегодня вечером они отмечают 35-летие одной подруги.
С Рейной легко вести непринужденный разговор, и я почти забываю, что пришла к ней не с обычным рабочим визитом.
Мы болтаем еще какое-то время, потом она идет смотреться в зеркало.
По возвращении Рейна дает мне две двадцатки.
— Поверить не могу, что я это выиграла, — говорит она. — Напомните, в какой компании вы работаете?
— В одной из крупных, — нерешительно отвечаю я, — но подумываю о том, чтобы работать самостоятельно.
— Я непременно еще раз к вам обращусь, — заверяет меня Рейна. — У меня остался ваш номер.
Но это — номер телефона, с которого я звонила по просьбе доктора Шилдс. Я лишь улыбаюсь в ответ, быстро убирая косметику в саквояж. Выйдя на улицу, я отключаю «громкую связь» и приставляю телефон к уху.
— Она дала мне сорок долларов, — докладываю я. — Обычно больше десяти я не получаю.
— Замечательно, — комментирует доктор Шилдс. — Скоро вы будете у следующей клиентки?
Я уточняю адрес. Вест-Сайд. На такси быстро доеду.
— Она живет в Адской кухне[231], — отвечаю я, начиная дрожать: за последний час температура резко упала. — Буду там примерно в семь тридцать.
— Чудесно. Позвоните, когда доберетесь до места.
* * *
Вторая клиентка сильно отличается от остальных женщин, которых мне приходилось обслуживать. Вообще непонятно, каким чудом она оказалась вовлечена в исследовательский проект доктора Шилдс.
Тиффани — крашеная блондинка и худая, как щепка, но она не похожа на модных богатеньких мамочек из Верхнего Ист-Сайда.
Она принимается болтать в ту же минуту, как я вкатываю свой чемоданчик в ее крохотную прихожую. У нее квартира-студия с малюсенькой кухней и диваном-кроватью. На кухонном шкафу — батарея бутылок из-под спиртного, в раковине — гора грязной посуды. Орет телевизор. Я бросаю на него взгляд и вижу на экране Джимми Стюарта: показывают фильм «Эта замечательная жизнь». И это единственная примета праздника в этой темной занюханной квартирке.
— Я никогда ничего не выигрывала! — верещит Тиффани. Голос у нее пронзительный, почти визгливый. — Даже мягкую игрушку на ярмарке!
Только я намерена выяснить ее планы на вечер, как из-под скомканного одеяла на диване раздается еще один голос:
— Вообще-то, я кино смотрю!
Вздрогнув от неожиданности, я оборачиваюсь в ту сторону, откуда прозвучал голос, и вижу на диване парня, развалившегося на подушках.
Тиффани следит за моим взглядом.
— Мой бойфренд, — объясняет она, но мне его не представляет. А тот даже не удосуживается голову повернуть. Его черты неразличимы в голубых отблесках экрана, падающих на его лицо.
— Идете сегодня на какое-то торжество? — любопытствую я.
— Да нет, разве что в бар, — отвечает Тиффани.
Я открываю на полу саквояж, но разложить его негде — места мало. Я понимаю, что не хочу пробыть здесь и минуты дольше того, что необходимо.
— Можно включить свет? — прошу я.
Она тянется к выключателю, и ее дружок мгновенно реагирует, ладонью прикрывая глаза. Его жилистая рука вся сплошь покрыта татуировками.
— Шли бы в ванную.
— Там места нет, — возражает Тиффани.
— Ладно, — протяжно вздыхает он.
Я кладу телефон, экраном вниз, на верхнюю полочку в чемоданчике. Интересно, что из этого слышит доктор Шилдс?
Тиффани подтаскивает набитую чем-то картонную коробку и садится на нее. Еще пара таких же коробок стоит у стены.
Изучая ее лицо, я понимаю, что Тиффани старше, чем показалась мне на первый взгляд: кожа желтоватая, на зубах сероватый налет.
— Мы только что переехали, — произносит она. Каждую свою фразу она заканчивает на вопросительной ноте. — Из Детройта.
Я смешиваю на руке основу, подбирая оттенок слоновой кости. Девушка до того бледная, что придется использовать самый светлый тон.
— Что привело вас в Нью-Йорк? — спрашиваю я. Ее семейное положение мне теперь известно, теперь надо выяснить род ее занятий и возраст.
Тиффани бросает взгляд на своего
