– Я никогда вас не передам немцам, — сказал подполковник, немного подумав. — Вы еще молоды и должны жить. Такие люди нужны родине…
– Господин подполковник, я принесла вам письмо от нашего командования, — заговорила я, когда гроза миновала.
– Давайте, — протянул он руку.
– Оно у меня спрятано. Прошу вас, отвернитесь на минутку…
Подполковник отвернулся, я достала письмо и отдала ему. Он повертел, повертел его в руках и говорит:
– Но я по-русски читать не умею.
Пришлось мне самой читать.
В письме говорилось, что у советского и чехословацкого народов один враг — фашизм. Наши народы всегда жили в дружбе. И сейчас настало время объединить наши усилия против гитлеризма. Приводился пример о переходе на сторону Красной Армии полковника Свободы с дивизией, которая сейчас сражается за независимость своей Родины. В заключение письма предлагалось подполковнику Гусару Иозефу начать переговоры с целью перехода его с полком на нашу сторону.
Подполковник внимательно слушал письмо и мои объяснения. Когда же было закончено чтение, он сказал:
– На парламентские переговоры я не пойду, перейти на сторону Красной Армии не могу, потому что за это нашу родину немцы сожгут, а семьи солдат и офицеров уничтожат.
– Но ваши все же переходят к партизанам, — сказала я.
– Это одиночки. Немцы и так нам не доверяют и, если начнется массовый переход, нас отсюда снимут, а на наше место фашисты пришлют надежные войска… Мы вам не мешаем. Бейте немцев. Мы их тоже ненавидим. Когда вы наступали на Брагин, наш полк послали на помощь немецкому гарнизону, но мы не спешили. Больше того, когда партизаны обстреляли полк, то мы не оказали никакого сопротивления, оставили все орудия с боеприпасами и отошли. Если мне память не изменяет, наши орудия помогли вам расправиться с немцами в Брагине. Большего пока мы сделать не можем… Могу вас заверить, что если придется нам участвовать в бою против партизан, то будем стрелять поверх голов. Делайте и вы так. Еще передайте своим командирам, чтобы не засиживались в этом «мокром мешке» между Припятью и Днепром. Лучше бы вам перебраться на правый берег Припяти, там меньше гарнизонов. А здесь, в Речице, Калинковичах и Мозыре, сосредоточиваются немецкие части с танками и бронемашинами, — подполковник помолчал, а затем сказал: — Уходите скорее, чтобы вас здесь не заметили. Будьте счастливы…
На этом наш разговор закончился. Он проводил меня до двери и на прощание пожелал счастливого пути…
Так спустя много месяцев мы узнали о мужественном поступке учительницы. За мужество, проявленное при выполнении этого задания Александре Карповне Демидчик командованием соединения была объявлена благодарность, а впоследствии она была награждена орденом.
Однако при выполнении задания не обошлось без неприятностей.
Отделение разведчиков, которое сопровождало Карповну, на ночлег расположилось в лесу недалеко от села Борисовичи. На день разведчики остались на прежнем месте. Кашицкий проявил беспечность, выставив всего один пост. Остальных отвел в лес и разрешил отдыхать. Были нарушены основные принципы разведки: не оставаться длительное время на одном месте и для охраны выделять не менее трети состава разведки.
Тихое весеннее утро, ласковые лучи солнца, дурманящий запах молодой травы и щебет птиц действовали убаюкивающе. Вскоре все отделение уснуло.
Уснул и Гриша Пархоменко, стоявший на посту. Эта оплошность явилась роковой для отделения. Случилось так, что разведчиков заметил борисовичский полицай и донес об этом немцам. Немцы выслали роту для уничтожения партизанской группы. Гришу Пархоменко скрутили сонным, не дав ему произнести звука. Затем рота развернулась в цепь и начала окружать отделение. Проснувшийся Романович первым заметил противника, когда цепь была метрах в пятидесяти от отделения. Он открыл огонь из автомата. Проснулись все разведчики и, отстреливаясь, начали отходить. На месте остался убитый Устенко.
За проявленную беспечность Кашицкий был отстранен от командования отделением, а Старов, Катыди и Романович из разведки переведены в другие роты.
Это был тяжелый удар по престижу разведки. Как могло случиться, что разведчик живым попал в руки врага? Среди партизан такое случалось весьма редко, а среди разведчиков это был единичный случай.
Гришу Пархоменко я знал как дисциплинированного, исполнительного и серьезного разведчика. С первых дней войны он принимал участие в боях. Был пулеметчиком в прославленной дивизии Бахарева. Это о них фашисты говорили: «Бахаревцев живых в плен не брать». Но получилось так, чта Гриша в 1941 году раненым попал в плен. Довелось ему испытать и лагерной похлебки, и гитлеровских палок.
Оправившись от ранения, Гриша с несколькими товарищами ненастной зимней ночью, разгребая снег руками, пролез под проволочным заграждением и бежал из немецкой неволи. Спасаясь от преследования фашистов, бывшие пленные разбежались в разные стороны. Снежный буран заносил их следы. Это и помогло Грише уйти от немецких овчарок. Голодный и истощенный, он шел на восток, избегая населенных пунктов. Дошел до Сумской области, и тут голод и холод привели его в село. Опухшего от голода, обмороженного, чуть живого утром его подобрала у крыльца одна женщина. Втащила в дом, растерла снегом и привела в чувство.
Долго провалялся Пархоменко, прежде чем оправился от истощения. Обмороженные руки и ноги плохо заживали. Наконец болезнь отступила. Гриша как только поправился, сразу же пошел на поиски партизан. Встретился с ковпаковцами и был зачислен в отряд. Первое время был ездовым, а потом по старой привычке стал пулеметчиком.
Высокий, красивый, с приятной мягкой улыбкой и казачьим чубом, он обладал ровным, спокойным характером. В бою действовал не спеша, по-деловому. Не торопясь заляжет с пулеметом, осмотрится, прицелится и даст очередь, и снова осмотрится. Старался каждую пулю послать в цель. Среди разведчиков не выделялся особой храбростью, но и трусом не был. В походе его «дегтярь» всегда был наготове. Пулемет Гриша носил на плече прикладом назад, держась за дульную часть ствола, казалось собирался своим оружием драться, как дубиной. Таким он и запомнился мне на всю жизнь.
Не хотелось верить, что этот милый сердцу разведчиков товарищ вторично попал в руки фашистов, откуда ему уже не суждено было выбраться.
Нас интересовала судьба Гриши Пархоменко.
– Надо немедленно послать кого-нибудь в Хойники, — сказал Ковпак.
– Но кого? — озабоченно отозвался Вершигора. — Можно было бы послать Карповну, но ее может выдать тот же Гусар Иозеф.
– Карповна не подойдет. Поищите другого…
В Хойники мог пойти человек, которого там никто не знал. И тут-то Вершигора вспомнил о девушке Вале. Она к нам пришла во время рейда от Князь-озера по областям Белоруссии и Украины. Из Харьковской области она была немцами насильно увезена в Германию. Работала там на заводе. Здоровье ее было подорвано. Девушка решила во что бы то ни стало бежать с каторги. Это ей удалось. Пробираясь на восток, она встретилась с польскими патриотами из польской рабочей партии, которые снабдили ее документами. В документах указывалось, что она по состоянию здоровья отпущена на родину. Худая, как щепка, бледная, с коротко остриженными волосами, она походила на долговязого подростка.
За полтора-два месяца пребывания в отряде Валя поправилась, приобрела человеческий вид, даже на щеках сквозь бледность пробился легкий румянец. Девушка уже несколько раз обращалась к Вершигоре с просьбой поручить ей какое-либо задание. На все ее просьбы Вершигора неизменно отвечал:
– Да куда тебе! Ты еще ходить не в состоянии.
Теперь Вершигора сам предложил Вале сходить в Хойники. Девушка дала согласие. Пошла, а через несколько дней возвратилась и рассказала о героической гибели Гриши.
1 мая на улицах города было людно. Полицейские шныряли по домам и под угрозами заставляли народ выходить на улицу. Видно, немцы что-то замышляли. Ведь в прошлом году в этот день на улицах запрещалось собираться вместе больше двух человек. Недоуменные старики и женщины толкались возле домов, не отпуская от себя детей. Среди них затерялась и наша Валя.
Вдруг по толпе легким ветерком прокатился шорох: «Ведут, ведут»… Стало тихо-тихо. Люди поднимались на носочки и вытягивали шеи, всматриваясь в ту сторону, откуда доносился ритм шагов марширующих солдат.
– Какой молоденький, сердешный, — скорбно проговорила старушка, которая стояла в первых рядах, и кончиком платка смахнула набежавшую слезу.
Почуяв недоброе, Валя осторожно протиснулась вперед.
Вдоль улицы с обеих сторон впереди жителей стояли полицейские. На проезжей части улицы образовался коридор, по которому вели Гришу Пархоменко. Впереди шел гитлеровский офицер с двумя солдатами, за ним Гриша со связанными за спиной руками. Процессию замыкал взвод солдат словаков.
