Не прошло и месяца с того дня, как Александра Карповна была зачислена в разведку, а ее авторитет среди партизан сильно вырос. Перед ее строгим взглядом и тихой иронической улыбкой робели даже такие ретивые разведчики, как Митя Черемушкин и Федя Мычко. С чьей-то легкой руки разведчики стали называть ее Карповной. Вскоре во всем соединении новую разведчицу знали как Карповну.
– Как новенькая? — спросил я однажды Володю Зеболова.
Тот махнул култышкой правой руки, крутнул патлатой головой, посмотрел вокруг — не подслушивает ли кто — и доверительно сказал:
– Ох, и женщина! Посмотрит своими глазищами — словно кинжал вонзит, а если еще покачает головой, то хоть сквозь землю проваливайся.
– Грубая?
– Что вы? — спохватился Володя. — Душевный человек. Но в ней есть что-то такое, что заставляет уважать ее и побаиваться. Большой воли женщина… Дисциплину любит.
Не удивительно, что именно Карповне решил Вершигора поручить выполнение этого ответственного задания.
Посыльный Миша Семенистый застал Карповну у костра, где она готовила обед для разведчиков. Надо сказать, что она зарекомендовала себя искусной поварихой.
– Вас вызывают в штаб, — сказал Миша, глядя на учительницу влюбленными глазами.
– Что там, Мишутка? — ласково спросила Карповна паренька. Так, наверное, она обращалась со своими воспитанниками.
– Не знаю. Подполковник Вершигора вызывает.
Карповна не спеша вымыла руки, вытерла их полотенцем, поправила волосы и по-деревенски повязала платок на голове, завязав его концы под подбородком.
– Пойдем, — сказала она и направилась вслед за Мишей.
Через несколько минут Александра Карповна уже беседовала с Вершигорой.
– Предстоит очень ответственное и трудное задание, — сказал Петр Петрович.
– Какое? — насторожилась Карповна.
Вершигора заговорил тихим спокойным голосом, не спеша, казалось старался дать возможность разведчице осознать всю сложность выполнения предстоящей задачи. Карповна слушала с большим вниманием, терпеливо, ни разу не переспросила. Не проронила ни одного слова даже тогда, когда Петр Петрович закончил. Продолжала сосредоточенно думать. Взгляд ее стал жестким. Лоб перерезала глубокая упрямая складка.
– Сможете выполнить это задание? — спросил Вершигора, с надеждой глядя на Карповну.
– Подумать можно? — проговорила она спокойно.
– Пожалуйста.
Карповна поднялась и пошла в лес, в сторону от партизанского лагеря.
Трудно сказать, что у нее было на сердце. Одно было ясно — жизнь приходилось ставить на карту. Это кое-что значит для человека! Тут и подумать не грех. А Карповна относилась к типу людей, которые не бросали слова на ветер. Если сказать «да», то задание надо выполнить любой ценой, даже ценой собственной жизни.
– Что? — спросил Вершигору начальник штаба Базыма, указывая глазами в сторону леса, где скрылась Карповна.
– Думает…
Григорий Яковлевич покачал одобрительно головой, щелкнул языком, поправил очки и направился к штабной палатке. Он любил тех, кто, прежде чем взяться за дело, обдумает его основательно.
Минут через десять подошла Карповна. Она была спокойна и даже веселее обычного. По всему было видно, что она решилась.
– Я согласна, — твердо сказала она.
– Вот и хорошо.
– Только одно условие…
– Какое? — насторожился Вершигора.
– Достаньте мне приличное платье…
Это требование законное, но в партизанских условиях выполнить его не так-то просто. Подняли на ноги всю хозчасть.
– Да я тебя, Карповна, одену как барыню. Этот самый пан Гусар с первого взгляда влюбится, — шутил Павловский и не давал покоя своим помощникам до тех пор, пока нужное платье не было найдено. Правда, оно оказалось не таким уж шикарным, как обещал помпохоз, но все же в нем не стыдно было появиться перед командиром полка.
Тем временем помощник начальника штаба Вася Войцехович на чистом лоскуте парашютного шелка напечатал текст письма, составленного Ковпаком и Рудневым.
Карповна прочитала письмо и спрятала.
– Надо его зашить, — посоветовал Вершигора.
Карповну сопровождало отделение разведчиков во главе с Кашицким. Они должны были ждать ее возвращения в лесу в нескольких километрах от Хойников.
26 апреля во второй половине дня разведчики покинули лагерь.
Трое суток прошли в нетерпеливом ожидании. Карповна возвратилась лишь на четвертые сутки. Пока она в штабе докладывала результаты своих переговоров, мы сгорали от любопытства. Хотелось узнать подробности. Однако на этот раз наше любопытство не было удовлетворено. Александра Карповна отшучивалась, но ничего не говорила по существу. Лишь много времени спустя, когда мы возвратились из Карпат и однажды сидели возле костра, я попросил Карповну рассказать о встрече с командиром словацкого полка.
– Да ничего особенного не было в этой встрече, — сказала Александра Карповна. — Но если вы уж так интересуетесь…
Разведчики оживленно заговорили, рассаживаясь поудобнее вокруг костра, готовились слушать.
Карповна сидела в мадьярском кителе с накладными карманами. Голова повязана косынкой, из-под которой выбивались пряди непослушных волос.
– В город вошла утром 28 апреля, — начала Александра Карповна, как только притихли партизаны. — Утро выдалось тихое, солнечное. Иду по улице и кажется мне, что все люди знают, кто я. Так и хочется оглянуться. Стараюсь идти не торопясь, посматриваю по сторонам, чтобы не пропустить штаба словацкого полка. Мне еще перед уходом из отряда растолковали, как его найти. Навстречу прошли три солдата, судя по форме – словаки. На меня не обратили внимания. Значит, во мне нет ничего подозрительного, подумала я. Это придало уверенности. Почувствовала облегчение.
Перед самым штабом меня окликнул вооруженный патруль. Теперь-то я была уверена, что встречусь именно с командованием словацкого полка, а не с немцами. Собрала все свое мужество и, прежде чем солдаты успели открыть рот, спросила: «Пан подполковник у себя?» Получив утвердительный ответ, я прошла мимо растерявшихся солдат. При входе в помещение стоял часовой. На его окрик вышел молодой стройный офицер и провел меня в комнату, оказавшуюся приемной командира полка…
– По какому вопросу? — спросил он.
– Мне надо видеть пана Иозефа, — говорю ему.
– Я его адъютант.
– Я имею личное поручение к пану подполковнику от его знакомого, — сказала я и назвала фамилию одного словацкого офицера, часть которого стояла в Овруче. Этот офицер однажды со своим подразделением останавливался в нашем селе. Так я еще тогда запомнила его фамилию, — думаю, пригодится. И не ошиблась.
Адъютант попросил подождать, а сам прошел во вторую комнату. Ждать пришлось недолго. Офицер пригласил меня в кабинет командира полка. Подполковник любезно поздоровался, предложил кресло и спросил:
– С каким вы поручением от моего старого друга?
– Принесла привет, — говорю, — и еще…
Тут я сделала паузу и недоверчиво посмотрела на адъютанта, как бы не решаясь выдать тайну при постороннем человеке. Гусар Иозеф понял мой намек и попросил молодого человека оставить нас одних. Обстоятельства складывались как нельзя лучше.
– Наш разговор никто не слышит? — спрашиваю.
– Будьте вполне откровенны, нас никто не услышит, — заверил меня командир полка.
– Да, буду откровенной, — говорю ему, а у самой коленки дрожат. — Я к вам по поручению командования соединения Красной Армии, действующего в тылу врага.
Видели бы вы какое впечатление на подполковника произвели мои слова. Он вскочил, как ужаленный, побледнел и уставился на меня немигающими глазами. Казалось, речи лишился: стоит и молчит. Состояние близкое к обморочному. Испугалась даже, думаю кондрашка его стукнет, тогда капут. Наконец пан Иозеф овладел собой, прошелся по кабинету, остановился передо мной и говорит:
– А знаете ли, дорогая, что я вас передам немецкому командованию?
Хотя я к этому была готова, но, откровенно говоря, по спине прошел мороз. Стараюсь не выказать своего волнения. Припоминаю заранее приготовленный ответ.
– Да, я знала, на что иду, — отвечаю. — Знала и то, что среди вас есть люди, готовые на любую подлость… Но думаю, что вы к ним не относитесь. Мы имеем сведения, что солдаты вас любят, а это во многом характеризует человека…
– Так и сказали? — удивился Лучинский смелости Карповны.
– А что мне оставалось делать?
– По самолюбию пана Иозефа удар нанесли, — сказал Журов.
– Что же он? — поинтересовался Юра Корольков.
– Он удивленно посмотрел на меня, — продолжала Карповна, — а потом и говорит:
– Вот вы какая!
– Да, такая, потому что речь идет о защите Родины.
– Я никогда вас не передам немцам, — сказал подполковник, немного подумав. — Вы еще молоды и должны жить. Такие люди нужны родине…
