Главным распорядителем всех этих приготовлений являлся старшина роты Вася Зяблицкий. Девушки и ездовые понимали его с полуслова.
Напряженное состояние, в котором находились мы с политруком, передалось и разведчикам. Они чувствовали себя скованно. Только Александра Карповна была спокойна.
– Дорогие гости, прошу садиться к партизанскому столу и пообедать вместе с нами, — сказала она. - Если что не так, извините. Приедете после войны - угостим на славу.
Демьян Сергеевич внимательно осмотрел стол и с восхищением сказал:
– Скажи пожалуйста, как в первоклассном ресторане. И котлеты, и жаркое, и оладьи… Даже вилки. Богато живете!
– Это не оладьи, а картофельные драченики, — подсказал Ковалев. — Карповна — великая мастерица их жарить. Знаете, такие вкусные, хрустящие!…
Политрук так аппетитно расхваливал, что у меня рот наполнился слюной, хотя эти драченики нам уже приелись.
– Что же, отдадим должное всему, что приготовили партизанские кулинары, — сказал Коротченко.
Вслед за гостями сели разведчики и выжидающе посматривали на товарища Демьяна. И тут случилось то, что отбросило всякую напряженность.
– Карповна, видно, хорошая хозяйка, а просчиталась, — сказал Демьян Сергеевич. — Подумала, люди приехали с Большой земли, непривычные к боевой обстановке, дай им положу ложки. А почему разведчикам не положили?
– У них есть свои ложки, — ответила смутившаяся Карповна.
– А я что, хуже их? — спросил Коротченко, выхватил из-за голенища алюминиевую ложку и сказал: — Вот она!
Партизаны от души рассмеялись. Как только смех утих, Коротченко поднял ложку и спросил:
– Как этот инструмент называется на солдатском языке?
– Шанцевый, — ответил Леша Журов.
– О! Шанцевый. Каждый солдат должен иметь при себе этот инструмент. Иначе он рискует остаться голодным, — под общее веселье сказал Демьян Сергеевич.,
Наступила разрядка. Загремели котелки, крышки от котелков и алюминиевые миски. Появились фляжки с разведенным спиртом.
Выпили за боевые успехи, и сразу же у разведчиков пропала всякая скованность… Обед прошел весело и непринужденно. Тон задавали сами гости.
– Хорошо живете, товарищи разведчики, — говорил Коротченко. — Всегда так кормите? — спросил он меня.
– Бывает густо, бывает и пусто, — ответил я.
– Разведчикам меньше других приходится голодать, — сказал Руднев.
– А я в обиде на них, - пожаловался подвыпивший Павловский. — Разведчики-то они хорошие, только иногда обманывают меня, старика. Разгромят какой-нибудь господский двор, привезут три кабана, а мне сдают два. Одного себе припрятывают. Разве это порядок? Нет, если ты достал чего – все сдай, а потом получи, что тебе причитается.
– Так им и достается больше всех, — улыбаясь ответил Панин.
– Видите, товарищ Демьян, секретарь партийной комиссии и тот защищает их. Нет, так не годится, — продолжал Михаил Иванович…
Павловский замолчал и начал усиленно попыхивать трубкой, извергая клубы дыма, что означало его крайнее недовольство.
Демьян Сергеевич Коротченко большую часть времени проводил в подразделениях. Знакомился с жизнью и боевой деятельностью партизан. Беседовал с людьми. Скоро к нему привыкли и теперь не испытывали робости при встрече с ним. Стоило ему где-либо появиться, как вокруг собирались партизаны.
Чаще всего товарища Демьяна можно было видеть среди разведчиков. Чем это объяснить, трудно сказать. Или тем, что мы располагались возле штаба, или понравились ему ребята из главразведки, только много вечеров он провел с нами в задушевных беседах. За это время он запомнил почти всех разведчиков, узнал о их подвигах. Нередко возле костра партизаны запевали любимые песни, подтягивал и Демьян Сергеевич. Чаще всего пели любимую песню комиссара «В чистом поле, в поле под ракитой». Появилась и своя, партизанская, песня. Кто написал ее слова, так и осталось загадкой. Пели на мотив «Трактористов». Каждому были дороги слова песни.
Запевал обычно Журов:
Мы на фронте нажмем, А в тылу все зажжем, -
и тут подхватывали все разведчики:
Пусть на тыл не надеются фрицы,
Пусть посмотрят назад,
Склады в воздух летят,
И летят под откос эшелоны…
Песня не ахти какая, но дорога партизанам своей правдой и близка тем, что написана нашим же боевым товарищем. Бывало, кто-либо скажет: «Не складно». Ему ответят: «Зато здорово!»
Однажды, беседуя с разведчиками, Демьян Сергеевич сказал:
– Вы хорошо знаете состав ближайших гарнизонов противника, охрану железных дорог, сколько эшелонов и с какими грузами проходит по этим дорогам, умело выбираете объекты для налета отрядов. Это все хорошо, но мало. Надо знать обстановку на сотни километров вокруг.
– Мы знаем, — вставил Черемушкин и начал перечислять города: Пинск, Ковель, Сарны, Ровно, Луцк, Житомир…
– А что делается в Киеве, на Днепре – знаете?
Разведчики сидели пристыженные, никто не нашелся, что ответить.
– Узнать можно?
– Можно, — ответил Журов.
– И нужно, — сказал серьезно товарищ Демьян.
– Да мы хоть сейчас, пусть только прикажут, — высказал общее мнение Журов.
– Сейчас фашисты на весь мир кричат о неприступном оборонительном рубеже на Днепре и о новом грозном оружии, которое, якобы, скоро вступит в строй. Допустим, об оружии вам трудно узнать. Оно если и готовится, то в Германии или где-то на западе. Что касается Днепра – вам и карты в руки. Надо проверить, действительно ли есть этот неприступный вал, как его называют немцы, или же это очередная утка фашистской пропаганды.
Через несколько дней из соединения ушли тринадцать групп общей численностью около двухсот человек. Сразу охватывался более чем двухсоткилометровый участок Днепра от Киева до Речицы. Из главразведки отправились четыре группы: к Киеву – отделение во главе с Осипчуком, к Комарину – Черемушкин, к Любечу – Мычко, а к Речице Кашицкий увел почти всех своих земляков – Бугримовича, Тарасенко, Василец…
Провели тщательную разведку, и оказалось, что никаких укреплений по западному берегу Днепра нет и оборонительные работы не проводятся.
– Как и следовало ожидать, пропаганда о неприступном оборонительном рубеже на Днепре оказалась простым блефом, рассчитанным на устрашение Советской Армии и на поднятие боевого духа немецких войск, — сказал Коротченко, выслушав доклады разведчиков. — Это очень ценные данные. Разведчиков надо представить к наградам. Кстати, Семен Васильевич, — обратился к комиссару Демьян Сергеевич, — почему среди разведчиков мало награжденных?
– Я хотел с вами посоветоваться, как тут быть, — начал задумчиво Руднев. — Трудный это вопрос. Как мы представляем к наградам? Пустил под откос эшелон, взорвал важный мост, проявил геройство в бою- получай награду. А как написать в наградном листе разведчику?
– Разве разведка не требует смелости, отваги?
– Требовать-то требует, но как написать? — допытывался Руднев.
– Так и напишите: ходил в разведку, добыл такие-то данные, согласно которым проведен бой и уничтожено столько-то фашистов… Незаслуженно обижаете разведчиков! Если лишнего кабана съели, то сразу заметили! — закончил шутя Коротченко…
Осипчук из-под Киева принес провокационную фашистскую листовку и отдал ее комиссару.
– О, знакомая фальшивка! Во время рейда по Украине такие листовки нам уже попадались. По слушайте, товарищ Демьян, — сказал Руднев и начал читать вслух.
Листовка начиналась словами: «Смерть немецким оккупантам» и кончалась подписью: «Командующий армией прорыва». В ней от имени советского командования говорилось о победах Советской Армии, о необходимости разгрома гитлеровских оккупантов, о сплочении всех сил. После этого указывались задачи партизан, которые сводились к следующему:
«1. Задача – прорыв всех партизан к столице Польши и разрыв этим путем фронта немецких войск – должна подчинить себе все.
2. Мелкие героические отряды наших славных партизан не могут, к сожалению, противоставить себя крупным ордам фашистов. Поэтому задача дня – организация крупных партизанских отрядов и накопление могучей народной партизанской силы.
3. Скапливайтесь на базах, залегайте и выжидайте приказа о выступлении уверенно и спокойно.
Приказ будет дан, когда соберем урожай, а реки и озера снова покроются льдом».
– А, каково, — сказал Ковпак, — собираться в одно место, сидеть и ждать приказа, а они придут и возьмут голыми руками. Нет, дудки! У нас тоже головы, а не кочаны капусты.
– А насчет движения на Варшаву? — спросил Коротченко, внимательно присматриваясь к Ковпаку.
– Осипчук, как ты думаешь? — обратился Сидор Артемович к разведчику, давая понять, что этот вопрос ясен каждому партизану.
