любимые не посмотрю.
— Давай, признавайся, — хохот Хана набатом гремел в ночной тишине, — но предостерегу тебя напоследок: твоя жизнь — моя жизнь. А свою я собираюсь дорого продать. Скольких сотоварищей ты готов в жертву принести, чтобы навсегда со мной распрощаться?
Вот что ему противопоставить? Не верить причины нет — и правда весь город в крови утопит.
— Тогда... я уйду в лес. Отшельником стану, ни к чему мирскому не прикоснусь, только бы тебя, отродье Пекла, в узде удержать...
Тревогу в тереме быстро подняли, ворота городские крепко на замок закрыли. Но слетели они с петель по одному слову. Чёрный конь растворился в ночи, не догнали его ни копья, ни стрелы.
Торёная дорога ложилась под копыта, как путь в никуда.
Преследуя, издеваясь, в голове звучал голос:
— Беги, Велеслав, беги. Да только нельзя убежать от себя...
Глава 29. ⟰ Обыденные странности
Кощей грустно посмотрел на включённый ноутбук, который сейчас показывал открытый документ, смиряясь, что традиционно поиграть после завтрака не получится. Спросил только:
— А ты чего это тут делаешь?
— Объяснительную пишу, — не оборачиваясь ответил жнец и положил ещё один заполненный с двух сторон лист наверх стопки толщиной где-то с ладонь, — на каких основаниях я переломал тому грабителю руки и ноги.
— Чего тут объяснять-то? — возмутился волхв. — На твоём месте я бы вовсе его убил.
— Вот нужно чтобы в службе контроля деятельности управлений смерти тоже так подумали.
Кощей скорее в шутку взял верхний лист вчитался в него и вытращил глаза в неподдельном изумлении:
— Это что, век мне костей не собрать, такое?!
— Да чтоб меня через девять кругов да в престол Сатаны! — рявкнул демон, со злости стукнув кулаком по копии объяснительной, так что она едва не полетела на пол.
В тёмной комнате без окон, всё убранство которой составляли стол для судей и кафедра ответчика, их было трое.
Шестикрылый серафим дочитывал свой экземпляр, вытирая глаза большим клетчатым платком и не забывая проникновенно комментировать:
— ... подумать только, символ исчезнувшей секты, в ликвидацию которой пришлось вмешаться небесной канцелярии, поскольку она угрожала существующему миропорядку! А как умело замаскировано-то, я бы сам никогда не догадался! потрясающая бдительность!... ох, боги! запрещенный обряд жертвоприношения душ номер восемь из списка подлежащих контролю... и...и.... вообще! какой омерзительной скотиной надо быть, чтобы собрать поправки 5, 143 и 798 к акту о превентивном усмирении за одно деяние!...
— Скотина, — не согласился демон, — здесь только одна. Та самая, которая выкопала все эти поправки в древних документах, которые просто не успели пересмотреть и о существовании которых младшие сотрудники уже даже и не знают, и вписала в одну объяснительную. Жнец, скажи честно, вот какого хрена нужно было всё это строчить? Ты же не убил его в конце-то концов! Ну погорячился, с кем не бывает. С учётом былых заслуг тебе бы максимум премию урезали!
— Мне очень нужна моя премия, — жнец посмотрел на него честнейшим взглядом и невозмутимо отчеканил: — Поэтому я всё делаю строго по инструкции в соответствии с действующими правилами.
— Коллега, ну зачем вы так, — укорил демона ангел, — перед тем, как устроиться сюда, я проходил углублённую подготовку, включающую изучение архивной корреспонденции. И я не вижу в этой объяснительной никаких противоречий.
Демон посмотрел на него с этаким родительским сочувствием:
— Ты до ревизии где работал?
— В церемониальной страже. Резиденции богов, корпоративы высшего руководства. А что?
— Тогда понятно, что ты ничего не знаешь. Вот есть обычные сотрудники смерти, у которых нет имён, да даже если бы и были, их бы всё равно никто не запоминал, потому что по большому счёту они все на одно лицо. Ну, с учётом шляпы. А есть главный жнец четвёртого отдела восточно-европейского управления. И не дай боги тебе при разборе инцидентов перепутать его с другими жнецами.
— Это почему? — недоверчиво уточнил ангел.
— Хотя бы потому, что сейчас я буду вынужден поставить резолюцию «невиновен» на случай очевидного и вопиющего самоуправства.
— Прошу обратить внимание, — жнец назидательно поднял вверх указательный палец, — что хоть сейчас мы разбираем мой инцидент, как только я отсюда выйду, то получу назад все свои привилегии, в том числе писать запросы. Данталион, я тебя не один век знаю, если бы было к чему подкопаться, ты бы обязательно лишил меня премии. А значит, если наш разговор дойдёт до вышестоящих, как тебе кажется, фраза про резолюцию больше дискредитирует тебя или меня?
Демон вынужденно усмехнулся:
— Вот! Ты слышишь, что он говорит? Теперь понятно, почему?
— Да, вполне, — ошарашенно моргнул серафим.
— Без обид, жнец, я просто ввожу коллегу в курс дела.
— Никаких обид, неизвестно, сколько веков нам ещё вместе работать.
Данталион кивнул, признавая перемирие. Лишь пробормотал себе под нос:
— Да-да... иногда я загадываю желание, чтобы ты наконец вспомнил всё и свалил обратно в сансару, а предприятие по обеспечению деятельности материального мира вздохнуло спокойно...
Но как бы тих ни был шепот, жнец услышал и заинтересовался:
— Вспомнил... всё?
— Коллега, я уловил суть ваших отношений, но кажется, сейчас вы слишком переусердствовали и сказали лишнего, — к ангелу вернулось самообладание, а вместе с ним — повелительный голос, свойственный всем серафимам. Он поднялся из-за стола и церемониально провозгласил:
— Главный жнец четвёртого отдела восточно-европейского управления смерти, рассмотрев случай нанесения вами увечий человеческому существу, комиссия службы контроля деятельности управлений смерти не обнаружила в ваших действиях нарушения установленных правил. Можете быть свободны.
За дверью жнец первым делом наткнулся на Аиду, которая привела на суд ревизионной службы кого-то из своих младших специалистов.
Она даже не попыталась сделать голос менее насмешливым:
— Коллега, не могу поверить, неужели и вы не без греха? А я-то считала, что вы образец служебного соответствия для всех нас.
— Собираюсь оставаться таким и впредь, — жнец продемонстрировал ей вердикт с большой печатью «нет состава нарушения». — Мы все согласились, что это было недоразумение.
— Что ж, поздравляю, поздравляю, — её губы растянулись в неискренней улыбке. — Хорошего рабочего дня.
Поведение
