Мужчина возразил устало:
– Прости меня за малодушие. Но у меня семья, отвечаю за нее я… К тому же многие считают, что король Арнольд просто убоялся сражения. В бою он может погибнуть, а так он где-то спрятался. Уверен, что он увез и казну с собой. А теперь под именем богатого купца купил где-нибудь роскошный дворец, завел себе наложниц…
– Я не хочу тебя слушать! – сказала женщина гневно. – Пойдем, Хегерт, ты просто устал. Отдохнешь – тебе будет стыдно за свои слова.
Хегерт вздохнул, сделал шаг, упер палку на шаг дальше, снова сделал шаг. Наконец они достигли высшей точки тропы, там еще раз перевели дух и начали удаляться.
Арнольд поднялся, я вздрогнул, глядя на его лицо. Оно излучало свет, яркий и чистый, словно внутри горела свеча и озаряла его изнутри.
– Она сказала, – проговорил он, – что я отдал все… Но она не права. Теперь я понял, почему Господь так упорно не принимает мою жизнь… Я еще не все отдал!
– Ваше Величество! – вскрикнул я.
Он раздвинул мощными дланями кусты, вышел на тропу.
– Остановитесь! – прогремел его сильный голос.
Хегерт и его жена испуганно оглянулись. Арнольд пошел к ним, величавый и царственный. Испуганные, потрясенные, они разом опустились на колени. Он снял с их плеч хворост и мешок, отшвырнул в сторону.
– Я Арнольд, – сказал он сильным звучным голосом. – Бывший король этих земель, за голову которого назначена награда.
Мужчина взмолился:
– Ваше Величество!
Арнольд сказал непререкаемо:
– Ты отведешь меня к королю Конраду и получишь эти три тысячи. И твоя семья заживет в достатке.
Женщина простерла к нему дрожащие руки:
– Ваше Величество! Простите его, это от усталости и отчаяния он такое… такое сказал!
Слезы брызнули из глаз Хегерта. Он смотрел снизу вверх в мужественное лицо короля. Губы его дрожали и кривились.
– Ваше Величество, – прошептал он, – моя жена сказала правду. В минуты усталости и отчаяния что не подумаешь? Но никогда рука не поднимается что-то украсть… хотя можно было, никто бы не увидел.
Арнольд взглянул с сочувствием и глубокой жалостью на рано постаревшее лицо женщины, еще довольно миловидное, чистое, но уже с глубокими складками печали у рта и морщинками на лбу от вечных забот.
– У меня нет золота, – сказал он, и в голосе его звучала скорбь, – чтобы я мог вам помочь… Однако ты получишь три тысячи золотых монет! Пойдем к королю Конраду, ты скажешь, что поймал меня, и он тебе даст эти деньги.
Хегерт взмолился:
– Ваше Величество!
– Я уже не король, – напомнил Арнольд.
– Вы всегда останетесь нашим королем! – вскрикнул Хегерт. – Вы были самым справедливым и праведным… и сейчас вы хотите, чтобы на мне такой грех…
Арнольд прервал:
– Я вижу твою усталую жену, измученную непосильной работой. Я слышал, что у вас дома голодные дети. Пойдем, ты заявишь, что поймал меня. Или же я сам пойду и скажу, что ты укрывал меня. Пойдем, говорю тебе!
Хегерт и женщина, стоя на коленях, вздымали к нему руки. Слезы бежали по их лицам. Мое сердце сжималось, я чувствовал, как у меня самого начинают подрагивать губы, а в глазах пощипывает.
Арнольд отступил в сторону, легко подхватил вязанку хвороста, другой рукой взял мешок с травами.
– Пойдемте же!
У Хегерта вырвался крик, казалось, из самой глубины души:
– Нет!.. Нет!.. Я никогда не позволю себе этого сделать!
За моей спиной послышались всхлипывания. Сигизмунд смотрел неотрывно на Арнольда, Хегерта, женщину, губы его тряслись, будто по ним били пальцем. По бледным щекам проползли блестящие дорожки. Он ревел чистыми детскими слезами, они срывались с подбородка и капали на грудь.
Гугол смотрел хмуро, но он побледнел тоже, в глазах были слезы. Я прислушался, отодвинул Сизигмунда дальше в кусты. Снизу раздались сильные грубые голоса. Со стороны поселка поднимались пешие воины, но впереди ехали трое всадников. Завидев Арнольда с крестьянами, они пустили коней вскачь и, хотя пришлось одолеть подъем, вскоре оказались перед ними.
– Кто вы такие… – начал передний, как вдруг второй и третий вскрикнули почти одновременно: – Это же… король Арнольд!
Они схватились за оружие, передний громко крикнул:
– По указу короля Алемандрии и Галли доблестного и непобедимого Конрада… беглый преступник Арнольд арестован! Схватить, связать…
Арнольд ответил с достоинством:
– Зачем? Вы боитесь меня? Я даю слово, что пойду с вами к королю Конраду.
Я удерживал руку Сигизмунда на мече до тех пор, пока всадники и Арнольд не удалились в сторону долины. С другой стороны молодого рыцаря удерживал Гугол. Сигизмунд трясся всем телом, в чистых детских глазах стояла мука.
– Как можно? – вскрикнул он со слезами. – Как можно?
– Значит, можно, – ответил я тупо. – Он знал, что делает. Это его решение, мы не имеем права… портить его шоу. Он решил закончить свою жизнь красиво. Я просто не знаю, кто бы еще поступил так… и умер так, как этот странный король.
Сигизмунд вскрикнул в смертельной муке:
– Мы не можем этого так оставить! Мы все равно должны его спасти!
– Не все решается мечами, – ответил я с горечью. – Впрочем… это хорошо, что не все.
Я вернулся к коням, они в зарослях орешника обглодали все молоденькие веточки, дальше передвигались, как три гигантские машины по стрижке декоративных кустов, состригая вкусные верхушки и не трогая старые толстые ветки с невкусными листьями.
Сигизмунд молча смотрел, как я влез в седло, подобрал поводья, потом тяжело вздохнул и пошел к своему коню. Тот сочувствующе ржанул и потерся о его плечо мордой. Сигизмунд поцеловал его в длинный нос с бархатными ноздрями, вытер слезы.
Я пустил коня на юг, потом повернул на тропу. Я слышал, как за спиной Гугол в чем-то убеждал Сигизмунда, потом раздался робкий возглас молодого рыцаря:
– Мы заедем в селение?
– Нет, – ответил я. – Прямо в город. Нас никто не знает. Купим на дорогу еду, коням нужно взять овса. Не отставай!
Город приближался, большой и красочный, а в самом центре города резко и четко выделялась на синем небе массивная крепость из серого камня. Она стояла на холме, как всегда стараются ставить крепости и замки, а весь красочный белый город, выстроенный из песчаника, раскинулся у подножия холма со всех сторон. Сам город окружала стена из такого же белого камня, а прямо от стен начинался дивный зеленый мир с ровной сочной травой и далекой темно-зеленой массой леса. Единственное, что нарушало ровную безмятежную зелень, это хорошо укатанная до твердости камня дорога, на которой ничего не растет, и потому она оставалась оранжево-коричневой…
Копыта наших коней чересчур громко стучали по высохшей земле. Ворота распахнуты настежь, стражи лишь проводили нас ленивыми взглядами: с воинов ничего не возьмешь, а связываться со знатными себе дороже, зато когда показалась тяжело груженная подвода с битыми тушами оленей, сразу оживились, подобрались.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
