Я зашел со стороны подростков, поинтересовался:
– А разве еще есть в этих горах львы?
Он покачал головой, не поднимая на меня взора.
– Уже нет, уже нет… То был последний, которого доблестный Арнольд одолел голыми руками. Его пещера была почти на вершине самой высокой горы вон в том горном хребте… Видишь двойную гору? Как будто две срослись боками? Вон в той, что слева. С тех пор горных львов в наших краях больше не видели… Впрочем, говорят, их немало в странах Тьмы…
Я хотел поспрашивать еще, но воины Конрада уже начали присматриваться ко мне, переговаривались между собой негромко и с самым заговорщицким видом. Один указал на меня командиру. Может, просто хотят завербовать в армию, но если заподозрили шпиона?
Потихоньку отступил, а там разогнал коня и перемахнул каменный заборчик. Все осыпалось, теперь его перепрыгнет и лягушка, если хорошо пообедает и отоспится. Есть надежда, что я знаю, где мог найти уединение король Арнольд. Если, конечно, Фрейд не наврал о всяком подсознательном, внесознательном и околосознательном несознательном.
Вблизи гор начали встречать стада овец. Собаки бросались с лаем, пастухи смотрели с подозрением. Я расспрашивал про пещеру, где, по легенде, король Арнольд голыми руками задушил льва и львицу, а потом вынес двух крохотных львят, но все только пожимали плечами. Когда я оборачивался, все неотрывно смотрели мне вслед, даже овцы.
И все же один, поколебавшись, указал направление. Я дал ему монету, но он плюнул на нее и зашвырнул в кусты. Я поклонился, не зная, как понять этот жест, мы отправились в указанном направлении. Это был единственный пастух, кто не смотрел нам вслед.
С середины горы, очень невысокой на самом деле, начали встречаться руины древних строений. Я вертел головой, не понимая, что заставило древних жителей поселиться здесь. Ни пашен, ни виноградников, да и овец здесь не разведешь, потом заметил пару дыр, в которые мог бы пройти, согнувшись, взрослый мужчина. А еще дальше, в сторонке, самая большая нора. Здесь явно в древности добывали руду. Не знаю, золото, медь или серебро, но теперь все заброшено. Вряд ли из-за нашествия Тьмы, все заброшено много-много веков тому назад.
Перед пещерой ветром намело белого кварцевого песка, словно здесь пляж, а за поворотом море. Я смотрел на песок, и чувство безнадежности заползло в сердце. Насколько я помнил, последний ветер дул с неделю тому. А следов на этом песке нет. Ветер за годы и годы намел красивые волны, вся поверхность выглядит внезапно застывшей поверхностью озера с бегущими волнами…
Я прошел, утопая по щиколотку, через песок, оглянулся. За мной глубокие следы, будто прошел шагающий экскаватор.
– Ау! – крикнул я громко в темный зев. – Я с миром!
Но меч обнажил, ибо, как ни нелепо говорить про мир с мечом в руке, но если навстречу прыгнет зверь или выбегут разбойники, но… словом, что-то уже говорилось про добро с кулаками и про вооруженный мир.
Сигизмунд смотрел большими круглыми глазами. Гугол скептически морщился. Я поколебался, велел:
– Оставайтесь здесь. Берегите коней!
– Мой господин! – взмолился Сигизмунд.
Гугол смолчал.
– Я не знаю, – сказал я, – что там внутри. Если пойдем вдвоем или втроем, оно может сожрать нас всех. А так меня сожрет, а ты, Сигизмунд, все равно поедешь и добудешь… добудешь то, за чем едем.
Он смотрел, широко распахнув глаза. Я говорил с иронией, но он все равно слышал лязг мечей и хруст огромных зубов, раскусывающих стальной панцирь. А я посмотрел на его чистое лицо и подумал, что как некстати его разуверили… самое бы время добыть доспехи одной мощью веры… скажем, в то, что доспехи уже добыты и лежат в седельном мешке.
Я улыбнулся ему подбадривающе, получилось криво, пригнулся, чтобы не разбить железный лоб о каменный выступ, а дальше навстречу мне медленно пошла мерцающая тьма, тихая, бесплотная, только под подошвами иногда с сухим треском рассыпались истлевшие кости, а лицо опахивало крыльями то ли ночных птиц, то ли летучих мышей.
Затем – красный трепещущий отблеск на стене. Сердце застучало чаще, я ускорил шаг. За поворотом открылась громадная пещера. Костер полыхал устойчивый, жаркий, края ограждены крупными булыжниками, не давая выкатываться углям. Стены пещеры поднимались на два-три человеческих ростах, а там сходились в арочном своде. Мне даже почудился какой-то узор, как в церкви, хотя это явно творение природы.
Под стеной напротив покоится половинка ствола расколотого вдоль могучего дерева, неимоверно толстого, без коры, блестящего. Я спрятал меч, ноги стали ватными, но я заставил себя подойти ближе.
Ствол не просто расколот, в этой половинке еще и углубление… А в этом углублении, как в гробу, человек.
Я задержал дыхание, ноги стали тяжелыми, как две колоды для рубки мяса. Я слышал про моду делать для себя гробы, это говорило о презрении к смерти, старики годами, бывало, тешут себе гробы и украшают их, но здесь гроб… или домовина, как иногда говорят, сделан просто, без выкрутасов. И человек хоть и не мертв, но в самом деле близок к смерти…
– Ваше Величество, – сказал я тихо, – вы не хотите узнать новости о вашей стране?
Крупное мужественное лицо, сейчас сильно исхудавшее, не дрогнуло. Глаза ввалились, под тонкими веками едва угадывались глазные яблоки.
– Ваше Величество, – повторил я так же тихо, – вы не хотите узнать о своем противнике?
Арнольд лежал недвижимо, спокойный, отрешенный от этого мира, одной ногой уже там, в вечности. Крупный, широкогрудый, только живот запал так сильно, что края грудной клетки торчат, словно навес над пещерой. Длинные мускулистые руки, сильные ноги, все еще жилистые, крепкие.
– Ваше Величество, – сказал я в третий раз, – мне очень нужна ваша помощь! Помогите мне… просто советом. И я тут же уйду.
Арнольд не шелохнулся, но на этот раз я был уверен, что он меня услышал.
– Ваше Величество, – сказал я упрямо. – Вы отказались от королевства… ради людей. Ради их спасения! Но если ответите мне, поговорите со мной, вы тоже спасете многих.
Веки дрогнули, начали подниматься. Я застыл, ибо если сам Арнольд был исхудавшим, как скелет, то глаза его оставались живыми и ясными. Более того, словно вся сила из мышц перетекла в глаза. Взгляд его был пронизывающий, я с содроганием по всему телу подумал, что человек с такими глазами поймет не только то, откуда я пришел, но и увидит все мои грешки, всю ложь моей прошлой жизни.
Арнольд сделал больше, чем я ожидал: поднялся, сел в этом величественном гробу. Глаза его все еще не оставляли моего лица. Я старался делать вид, что каждый день общаюсь с людьми в гробах, но Арнольд понял правильно, я отступил, когда он с достаточной легкостью вылез, постоял, приходя в себя или справляясь с головокружением.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
