В январе Саладин продиктовал свое завещание, и к середине февраля аль-Адиль прибыл из Алеппо для того, чтобы поддержать его. Но также он желал быть рядом, когда надо будет взять власть в свои руки, если это понадобится. Тем временем другой Айюбид ускользнул из Харрана, чтобы спровоцировать восстание. Насир ад-Дин, сын Ширкуха, хранил и пестовал жгучую зависть к возвышению Саладина в Египте, то есть в регионе, на который он сам мог претендовать еще в 1169 году, как наследник Ширкуха. В 1170 году посредством уступки Хомса была куплена его вынужденная лояльность, но теперь, когда смерть султана казалась неизбежной, Насир ад-Дин увидел для себя шанс возвыситься. Тайно собрав войска в Сирии, он стал вынашивать планы захвата Дамаска. Но время он выбрал неудачно. В последние дни февраля султан пережил кризис и начал медленно, но верно поправляться. К 3 марта Насир ад-Дин был уже мертв. Согласно официальной версии, он скончался от какой-то стремительно развивающейся болезни, но в народе ходили слухи, что его отравили агенты Саладина.
Таким образом, в начале 1186 года султан столкнулся лицом к лицу с собственной смертью. Часто утверждали, что после этой встречи он стал другим человеком. У него было время подумать о своей жизни, вере и достижениях в многочисленных войнах, которые он вел против франков и против своих братьев-мусульман. Некоторые современники называли это моментом глубоких превращений в жизни и карьере султана. Впоследствии он посвятил себя делу джихада и возвращению Иерусалима. Очевидно, во время болезни он поклялся употребить всю свою энергию для этой цели, независимо от того, на какие жертвы придется пойти. Имад аль-Дин писал, что болезнь была знаком свыше, она «пробудила [Саладина] от сна забывчивости». Он отметил, что султан позже консультировался с исламскими юристами и теологами относительно своих моральных обязательств. Аль-Фадиль, который был против придания главного значения Мосульской кампании, теперь старался убедить Саладина вообще отказаться от агрессии против мусульман. На деле болезнь Саладина заставила его в марте 1186 года пойти на компромисс с Мосулом. Зангидский правитель Изз ад-Дин остался у власти, но признал господство султана, включил его имя в пятничную молитву и обещал выделить войска для священной войны.[200]
Карьера Саладина до 1186 года
По мнению современных ученых — в первую очередь в классической политической биографии Саладина, написанной Малколмом Лайонзом и Дэвидом Джексоном, опубликованной в 1982 году, — столкновение Саладина со смертью оказалось показательным и в другом отношении. Оно поставило вопрос, какое место занял бы Саладин в истории, если бы его судьба сложилась по-иному и его жизнь оборвалась в Харране в начале 1186 года. Лайонз и Джексон пришли к выводу, что Саладина бы помнили как «умеренно успешного воителя и правителя, использовавшего ислам в собственных целях». Это представляется весьма поучительным, хотя и несколько грубоватым. До этого момента султан внес лишь ограниченный вклад в джихад. После 1174 года он провел тридцать три месяца, сражаясь против мусульман, и только одиннадцать — против франков. Он был узурпатором с очевидной жаждой власти, имеющим соответствующие возможности и способности, агрессивным автократом, постоянно захватывавшим мусульманские территории, на которые не имел законных прав. Одновременно он активно использовал пропаганду для оправдания своих действий и клеветы на противников. Конечно, не все историки принимают такое описание Саладина. Некоторые упорно доказывают, что он всю жизнь был одержим священной войной против франков, всегда готовился к полномасштабной атаке на Иерусалим и при любой возможности вступал в бой с христианами. Однако, согласно документам того времени, это мнение ошибочно.[201]
Неудивительно, что цели Саладина до 1186 года продолжают обсуждаться, поскольку даже у его современников не было единого мнения по этому вопросу. Многие восхваляли султана. Незадолго до своей смерти (около 1185 года) Вильгельм Тирский писал, что правитель Айюбидов представлял собой серьезную и непосредственную угрозу существованию Утремера, но тем не менее характеризовал его как человека «мудрого в совете, отважного в битве и щедрого сверх всякой меры».[202] Тем не менее другие противники и сторонники — от прозангидского иракского хрониста Ибн аль-Асира до личного секретаря султана аль-Фадиля — слишком хорошо знали, что именно недостаток истинной преданности джихаду Саладина дал основания для обвинения его в своекорыстном создании империи. Если бы султан умер в 1186 году, вопрос о его истинных намерениях так бы и остался открытым. Но он остался в живых, и теперь в его ушах звучал призыв к священной войне.
Глава 12
СОЛДАТ СВЯЩЕННОЙ ВОЙНЫ
Весной 1186 года Саладин немного окреп и вернулся в Дамаск. Ему уже исполнилось сорок восемь лет. Оставшуюся часть года он посвятил заботам о своем здоровье и продолжительным беседам на религиозные темы, а когда набрался сил, начал охотиться. Тем летом люди были взбудоражены предсказанием надвигающегося апокалипсиса. Уже несколько десятилетий астрологи предсказывали, что 16 сентября 1186 года планеты расположатся вдоль одной линии так, что возникнет катастрофический ветер, который сметет с лица земли все живое. Это пророчество было известно и мусульманам, и христианам, но султан считал его нелепым. В ночь ожидаемой катастрофы он специально устроил празднование на открытом воздухе, и это когда большинство людей попрятались по пещерам и подземным укрытиям. Праздник прошел без происшествий, и один из его участников даже заметил, что давно не было такой тихой и спокойной ночи.
По мере выздоровления Саладин начал осуществлять реорганизацию и распределение власти на территории, которая теперь могла именоваться империей Айюбидов. Прежде всего он назначил своего старшего сына аль-Афдаля наследником. Юный принц, которому было около шестнадцати лет, был доставлен из Египта в Сирию. Его встретили как султана, и наследник стал номинальным главой города, хотя в последующие годы Саладин старался держать сына рядом с собой и учил всему, что считал необходимым для правителя. Двое младших сыновей султана тоже получили достойные награды. Четырнадцатилетний Утман был назначен правителем Египта, и брат султана аль-Адиль отправился из Алеппо на Нил, чтобы стать наставником мальчика. Алеппо перешел к тринадцатилетнему аль-Захиру. Единственной проблемой, связанной с этими экстенсивными перестановками, стал племянник Саладина Таки аль-Дин. Являясь наместником Египта с 1183 года, он продемонстрировал тревожную тенденцию к независимым действиям. С помощью Карагуша (которого Саладин поставил в 1169 году надзирать за каирским двором) Таки аль-Дин строил планы ведения кампании в западном направлении вдоль североафриканского побережья, которая могла лишить султана войск, необходимых ему в других местах. Также ходили слухи, что во время болезни султана Таки аль-Дин готовился объявить о своей автономии. Осенью 1186 года Иса, искусный дипломат, получил деликатное задание — убедить Таки аль-Дина отказаться от Египта и вернуться в Сирию. Прибывший неожиданно в Каир Иса сначала был встречен всевозможными увертками и, вероятно, впоследствии посоветовал Таки аль-Дину идти, куда его душе угодно. Это вроде бы нейтральное заявление имело достаточно грозный подтекст, и племянник Саладина вскоре отбыл в Дамаск, где его хорошо приняли, вернули владение в Хаме и еще земли в недавно покоренном регионе Дийяр-Бакр.[203]
Вопрос послушания Таки аль-Дина отражал более широкую проблему. Чтобы обеспечивать свою разрастающуюся империю, султан полагался на поддержку членов семьи, но одновременно он стремился защитить интересы сыновей, прямых продолжателей династии Айюбидов. И ему необходимо было достичь равновесия: использовать энергию и амбиции родственников вроде Таки аль-Дина, поскольку они были необходимы для сохранения и расширения империи, но в то же время ограничить их независимость. В случае с Таки аль-Дином Саладин надеялся обеспечить лояльность, предложив племяннику перспективу продвижения в Верхнюю Месопотамию.
ИСЛАМ ОБЪЕДИНЕН?
Попытки Саладина решить судьбы членов династии Айюбидов в 1186 году были напрямую обусловлены усилением его власти и расширением территории, которой он теперь владел. Появившись как политическая и военная сила в 1169 году, он возглавил подчинение ближневосточного ислама, захватив власть в Каире, Дамаске, Алеппо и на больших территориях Месопотамии. Ликвидация халифата Фатимидов положила конец разделению между суннитской Сирией и шиитским Египтом, дав начало новой эре панлевантийского мусульманского согласия. Эти достижения, равных которым не знала история того времени, превзошли даже деяния Нур ад-Дина. На первый взгляд Саладин объединил ислам от Нила до Евфрата; его монеты, ходившие по всей империи и за ее пределами, теперь имели надпись «султан ислама и мусульман», объявляя всем о его гегемонии. Такой образ часто принимался современными историками — типичным стало недавнее заявление одного ученого, который сказал, что с 1183 года «правление всей Сирией и Египтом было в руках Саладина».[204]
