Арман скрепя сердце согласился:
— Хорошо! Но, будучи преступником из корысти, я никогда не убил бы манекен потому, что второе преступление очевидно вдохновлено страстью!
— Страстью, угрызениями совести, даже страхом! — уточнил Малез. — Одним из тех панических ужасов, которые лишают рассудка самых здравомыслящих людей.
Неожиданно Арман утратил всякое самообладание:
— К черту эти ваши игры! Или вы знаете преступника, или нет! Если да, кончайте с ним. Арестуйте его!
Комиссар отошел от двери. Внезапно все увидели, что ее ручка поворачивается, затем дверь приоткрылась и из вестибюля донесся шум падения: словно бы вздох, за которым последовал глухой удар.
— Посмотрите, посмотрите! — закричала, вытянув палец, Жанна Шарон. Охваченная предчувствием Ирэн воскликнула: «Папа!»
Они обнаружили господина Лекопта лежащим в гротескной позе, с подогнувшимися, как будто сломанными, ногами. Его застывший взгляд, казалось, хотел пронзить дверь, а его искаженные черты выражали несказанный ужас, ужас и отчаяние человека, увидевшего приближение смерти.
— Папа, папа! — рыдала Ирэн.
Но ее парализовали его застывший взгляд, ужасающая гримаса, делавшая этого человека неузнаваемым, и она все еще не решалась к нему приблизиться.
— Бегу за доктором! — кинул Арман, бросаясь с непокрытой головой к двери.
Рыдания Ирэн становились все сильнее. Больше не заботясь о жене, Эмиль приблизился к ней и обнял. Ирэн уткнулась лицом в его плечо.
— Как у него хватило сил добраться сюда? — машинально задал вопрос Малез.
— Его встревожила непривычная наша суета, — мертвым голосом ответила Лаура. — Тщетно пытался он звонком вызвать кого-нибудь из нас, тот бренчал в пустой кухне… Наши признания нанесли ему смертельный удар…
Разговаривая, она избегала смотреть на комиссара. «Потому что ее взгляд обвинял бы меня!» — с горечью подумал он.
Он сознавал, что теперь, после того, как перед ним появилось застывшее в гротескной позе тело, ему здесь больше нечего было делать. Не сказав ни слова, он приблизился к вешалке, надел плащ.
Забирая шляпу, он почувствовал, что на него смотрят, и понял, что, несмотря на присутствие умершего остается в центре общего внимания.
— Разве… разве вы не арестуете преступника? — спросила Ирма, наверное, опасавшаяся за своего сына и готовая при необходимости, как и в прошлый раз, зубами защищать его.
Повернувшись к неподвижной группе, Малез покачал головой:
— Нет. Не раньше, чем завтра.
— Почему? — в свою очередь задала вопрос Лаура.
— Ночь — добрый советчик, а я знаю, что эта ночь посоветует преступнику… Хочу, чтобы у него хватило времени ему последовать.
— Стыдно! — вмешалась своим кислым голосом Жанна Шарон. — Разве вы не предоставляете виновному возможности ускользнуть от правосудия?
Малез подошел к Жерому. Взяв его под руку, он повлек его с собой.
— Напротив, — невозмутимо возразил он. — Я его такой возможности лишаю!
На улице он вздохнул.
— Видите ли, генерал, — грустно произнес он, — за всю мою карьеру я так скверно не блефовал! Я им объяснил, как Жильбер был убит, и дал им понять, что знаю, кто убийца… Вам могу честно признаться… Этого я не знаю! И у меня нет способа это узнать! Передо мной в своем роде безупречное преступление. Уверен я лишь в одном: сегодня вечером преступник находился на веранде… Если мне удалось его убедить, что я проник в его тайну, игра закончена… В противном случае партия проиграна…
Молча сделал он несколько шагов. Затем добавил:
— Если я хорошо исполнил свою роль, убийца выдаст себя еще сегодня ночью, попытавшись ускользнуть от людского суда.
29. Кляп
Он попытался, как было предсказано.
Во всяком случае, Малез так думал.
В который раз он остановился, чтобы взглянуть на светящийся циферблат часов, когда глухой шум заставил его обернуться.
Словно из-под земли вынырнула человеческая тень и, сгорбившись, прижимаясь к стенам домов, заторопилась куда-то, оставляя все дальше позади дом на Церковной площади, откуда она на самом деле выскользнула.
«Охота началась!»— подумал Малез. Поздний час — было десять минут пополуночи — доказывал, что преступник, чувствуя себя раскрытым, решил сыграть ва-банк и исчезнуть до рассвета. Опущенные поля шляпы скрывали верхнюю половину его лица, в руке он нес сумку или маленький чемоданчик.
Малез свистнул. Еще вечером он как комиссар полиции запросил помощь местной жандармерии, и подступы к площади находились под наблюдением.
Встревоженный человек замедлил шаг и боязливо огляделся вокруг. Оторвавшись от дерева, Малез начал преследование. Но он не прошел и десяти метров, как тот обернулся и его заметил.
Комиссар сжег корабли:
— Эй! Остановитесь!
И, стремясь предупредить какой-нибудь отчаянный шаг, выкрикнул:
— Я знаю, кто вы! Вы не сможете ускользнуть… Площадь окружена!
Казалось, беглец заколебался. Вышедшая из-за облаков луна неожиданно залила его своим тусклым светом.
Малез продолжал приближаться все тем же размеренным шагом.
— Именем закона… — заговорил он.
Но не кончил. Беглец, круто повернувшись, снова заспешил прочь.
— Проклятие! — выругался комиссар.
Он бегал плохо и теперь мог рассчитывать только на двух жандармов, несших охрану на площади. Но когда они оставили укрытие и пустились в погоню, человек метнул чемоданчик под ноги тому, который был ближе, ловко увернулся и понесся вперед.
Заметив Малеза, один из запыхавшихся жандармов в бешенстве спросил: «Обычные предупреждения?»
И извлек из кобуры револьвер, курок которого тут же взвел.
— Да, — сказал Малез. — Или, пожалуй, нет.
Он не в силах был контролировать события и колебался. Уходя несколько часов назад из того дома, он был совершенно уверен, что преступник попытается уйти от суда не таким способом, но иным, более честным, менее дерзким.
И опять глухой шум подсказал, что кто-то еще раз только что открыл дверь дома. Он обернулся. Бегом приближалась тень.
— Пошли! — сказал он жандарму. — Попытаемся его схватить! Если увидим, что он уходит, у нас еще будет время применить…
Жандармы включили мощные электрические фонари. Снова пустившись бежать, они обшаривали ими ночь, ловили их лучами человека, который вдали, согнувшись вдвое, несся к дороге.
— Остановитесь! — выкрикнул Малез, прекратив погоню, чтобы перевести дыхание. — Остановитесь, или мы будем стрелять!
И, подкрепляя слово делом, разрядил свое оружие в воздух.
— Господин Малез! Господин Малез!
Он узнал звавший его сзади голос, как узнал и беглеца. Но он не откликнулся. «Жребий брошен…»— с горечью подумал он. А затем с внезапным гневом: «Глупец! Если б я только знал, что он…»
Но что бы он сделал, если бы и знал? Ничего. Ничего сверх того, что уже сделал для него и для других… Человек убил. Дважды. Наступило время расплаты.
Булыжник сменился грунтовой дорогой. Издали донесся пронзительный гудок поезда, только что пронесшегося мимо небольшой станции. Луна продолжала урывками освещать местность, и каждый раз, когда она выходила из-за облаков, огромные тени бегущих по дороге людей принимались отплясывать на лежащих ниже лугах.
Следовало ли приказать жандармам стрелять? Малез не мог на это решиться. Но долг требовал от него, чтобы побег преступника был предотвращен любыми средствами.
— Господин Малез! Господин Малез!
Все тот же искаженный расстоянием голос:
— Не стреляйте! Не стреляйте!
В то мгновение, когда ритм преследования стал еще быстрее, впереди, на расстоянии в пятьдесят или сто метров, раздался возглас:
— Осторожно, поезд!
«Боже мой!» — подумал Малез. В его ушах стучало. Он не расслышал, а скорее угадал последнее слово. Его охватила дрожь: уже было слышно могучее дыхание поезда, на всех парах приближавшегося к переезду, через который явно решил проскочить беглец.
— Леопольд! — сложив трубкой ладони, выкрикнул он.
Он снова рванулся вперед, пробежал еще несколько метров:
— Леопольд! Леопольд! Остановитесь!
Он весь дрожал от возбуждения и страха. Его тело покрылось холодным потом. Какую-то долю секунды он чувствовал прикосновение чешуйчатого крыла вызванных им сил зла, насмехавшихся над ними.
А там, впереди, под двойной вопль — гудка паровоза и крика отброшенного им человека, с освещенными окнами, словно молния, пронесся скорый.
— Господин Малез…
Малез наклонился и для того, чтобы расслышать последние признания умирающего, и для того, чтобы скрыть от застывшей позади Лауры его запятнанное кровью лицо.
— Вы… вы угадали верно… Это был я… Я знал, что меня скоро задержат за преступление, которого я не совершал… И тогда… Я сказал себе, что стоит действительно совершить его… что тогда меня хотя бы не осудят просто так, ни за что… и ее я спас бы…
