До сих пор Малезу удавалось ценой бесконечных предосторожностей успешно преодолевать все препятствия, предательски рассеянные на его пути.
— Прошу прощения! — пробормотал он, неожиданно зацепившись за спутавшиеся в невозможный узел ноги, в то время как его игривая спутница все сильнее сжимала его запястье, шепча:
— Идемте! Я покажу вам, где п’обки!
Она не успела договорить, как, споткнувшись Бог знает обо что, выронила свечу и стакан и, испустив нечто вроде жалобного визга, рухнула между стеной и диваном среди летящих юбок, увлекая за собой комиссара.
Он привел нас в Рай,Да, сударыня.Он привел нас в Рай,Да, сударыня.Он привел нас в РайК нашей радости.Лицезреть святых,Да, сударыня.
«Святая Матерь Божья», — пожаловался в душе Малез. Его шляпа далеко откатилась. Тщетно пытался он, уткнувшись носом в сатиновое гнездышко, обрести равновесие.
— Эге-ге! Застаю вас насильничающим над милыми девушками! — сладко произнес насмешливый голос, и темноту прорезал белый конус света от вспыхнувшего электрического фонаря.
При первых словах комиссар почувствовал себя сгорающим от смущения. Напротив, при последних вздохнул с облегчением. Он знал лишь одного человека, способного возникать как из-под земли, именно в тот момент, когда нуждаешься в его помощи, знал единственный голос, способный под видом насмешки выражать ему такое дружелюбие!
— Это вы! — облегченно воскликнул он. — Ради Бога! Помогите мне выбраться отсюда!
— Не станете ли вы уверять, что вам плохо?
Белый глаз фонаря отвернулся в сторону и, протянулась рука, за которую Малез ухватился с отчаянием утопающего.
— Вы меня, кажется, разыскивали?
По-прежнему злая ирония, скрывающаяся за самыми простыми словами! Трясущейся рукой комиссар пригладил растрепанные волосы.
— Да, — пробормотал он. — Хотите верьте, хотите нет!
При виде двух восхитительных ножек, бьющихся между диваном и стеной, его охватили угрызения совести:
— Вы спасли не всех!
Венцеслав Воробейчик, известный друзьям как г-н Венс, невозмутимо посмотрел на приятное зрелище. Он был одет в великокняжеский костюм, которому позавидовал бы сам законодатель мод Бруммель.
— Согласен, — признал он. — Трудность в том, как и в случае с Виргинией из известного романа, каким образом выловить… «вашу сообщницу»? — не так ли? — не оскорбив ее стыдливости. Право, не знаю, за что ее зацепить…
Поставив колено на диван, он нагнулся:
— Хелло? Вы можете свободно двигать руками?
Донесшийся до них писк был совершенно неразборчив.
— Отодвинем диван, — решил Воробейчик. — Вот уже пятый раз со вчерашнего дня, — добавил он с кисло-сладким видом, — как я вытаскиваю оттуда эту юную особу. Напрасно пытаюсь я понять, что ее туда влечет, за исключением, естественно, законов притяжения.
— Со вчерашнего дня? — недоверчиво переспросил Малез.
— Да. В четверг Норе исполнилось восемнадцать весен. Мы их все еще празднуем…
— Так что эти?.. — заговорил Малез, теряясь между двумя эпитетами, пока его взгляд перебегал от растянувшегося блаженно на ковре с бутылкой в руках пожилого господина к рыжей даме, исполняющей танец живота среди восхищенных поклонников.
Воробейчик сделал неопределенный жест:
— Друзья, признательные клиенты, впрочем, весьма приличный народ!
И, заметив взгляд Малеза:
— А вы усомнились? Этот любящий шампанское старец — хранитель музея египтологии, а та миленькая дама — супруга судьи, который приходит в себя в гостевой комнате с куском льда на лбу. Я избавил весельчака от его жены и вернул жену неутешному джентльмену, который плачет в свою жилетку…
Так болтая, они наконец извлекли рыжеволосую девушку из-за дивана. Воробейчик снабдил ее одним из тех напитков, про которые говорят, что они валят с ног живых и ставят на ноги мертвых, а затем увлек комиссара в большую светлую комнату, где первым делом включил торшер.
— Подумать только! — удивился Малез. — Значит, пробки не перегорели?
Воробейчик взглядом показал ему на дверь:
— Ш-ш-ш! Они вам постоянно говорят об атмосфере! Благодаря мне они верят, что наконец-то на несколько часов избавлены от благодеяний нашего века.
Он остановился. Из-под стола выполз высокий молодой человек с опухшими от сна глазами и, шатаясь, направился к двери; за его фалды держалась юная девица в изрядно помятом кружевном платье. «Встаю, встаю!» — бормотал он заплетающимся языком, в то время как его подруга повторяла: «Держись, Фердинанд, держись!»
— Черт! — произнес Воробейчик, нагибаясь. — Надеюсь, это последние…
Он отодвинул кресло, открыл книжный шкаф и подошел к светящимся аквариумам, оживлявшим темные углы комнаты своей таинственной жизнью.
— Никого, — наконец сказал он, хотя сотня мертвых глаз его коллекции масок, как всегда, создавала у Малеза впечатление, что за ним наблюдают со всех сторон.
Сев, он подтолкнул к своему гостю коробку гаван:
— Ну так что? Что вам нужно на этот раз? Ведь мы не виделись по меньшей мере три месяца!
Малез не спорил.
Он ответил:
— Я разыскиваю ключ. И надеюсь…
— Ключ к тайне?
— Само собой разумеется.
Осторожно приоткрылась дверь, и появился бой, китаец Чу-Чи:
— Хозяин звонил?
Тут он заметил Малеза и пополам согнулся в поклоне:
— Доб’ый вече’, мсье! Господин Малез доволен?
— Виски, Чу! — сказал Воробейчик. — Ты знаешь, где Нора?
— Ба’ышня Но’а на к’ыше, ’азглядывает пятна на луне.
— Если встретишь, скажи ей, что здесь она найдет старого друга, который будет счастлив ее поздравить.
— Очень хо’ошо, мсье. Чу-Чи сейчас ве’нется.
— Отправляйся, дорогой! — сказал Воробейчик. Бой вышел. — Какое же невероятное преступление опять совершили в вашем районе?
С неожиданной серьезностью Малез ответил:
— Убили манекен.
И медленно, обстоятельно, не опуская даже мельчайших подробностей, он принялся рассказывать хозяину дома о странных событиях, в которые, вдали от большого города, в затерянной во Фландрии деревушке, он только что оказался замешан.
26. Эдип
— Потрясающе! — согласился г-н Венс, ни разу не прервавший рассказ Малеза. — Вы были бы, мой друг, правдивым летописцем. Но в данном случае, согласитесь, знания фактов недостаточно, чтобы суть событий стала для меня яснее. Я внимательно вас выслушал. Но сам я не жил этим приключением. Так что поподробнее опишите мне главных действующих лиц драмы. Умерший кажется мне не лишенным обаяния мифоманом, клеветником-маньяком, которого либо страстно любят, либо страстно ненавидят. Но остальные? Если я вас правильно понял, с разной степенью вероятности вы подозреваете семерых?
— Да, брата, сестру, двоюродных сестру и брата жертвы, старую служанку и ее сына, наконец, деревенского дурачка…
— Вам удалось точно установить, что в момент его смерти к Жильберу никто из них не приближался?
— И да, и нет. Четверо первых — если опираться на их совпадающие свидетельства — присутствовали на обедне. Пятый, Леопольд Траше, арестованный тем самым утром, находился соответственно далеко от деревни. Мне не удалось пробудить у Жерома, дурачка, столь далеких воспоминаний, но трудно представить, как ему удалось бы проникнуть в дом с преступным намерением, и еще труднее, — разве что его слабоумие притворно, — как мог он замыслить столь хитроумное убийство. Остается старуха служанка, единственная обитательница дома, находившаяся на месте вместе с беспомощным отцом жертвы.
Поддавшись усиливающемуся возбуждению, Малез поднялся и принялся расхаживать по комнате, продолжая говорить:
— Смерть Жильбера не мог вызвать медленно действующий яд, поглощаемый мелкими дозами в течение неопределенного времени; в этом случае она не была бы столь быстрой. Как и вы, несомненно, я прежде всего подумал о цианистых соединениях, но, не говоря о том, что они оставляют в организме следы, способные вызвать подозрения уже при первом осмотре post mortem, практически исключено, что Жильбер мог проглотить яд в том или ином виде в течение предшествовавшего его кончине часа… Затем я подумал о кураре. Наши технические службы только что мне подтвердили, что именно этот яд был нанесен на оружие, разрозненный набор которого я обнаружил на чердаке. Однако вы же знаете, что это последнее вещество оказывает губительное воздействие на организм лишь в случае прямого введения в кровь или ткани, а если я не в силах вообразить, как жертва могла поглотить яд, то еще меньше, признаюсь откровенно, как убийца сумел бы отравить жертву на расстоянии!
— Вы же мне сказали, что на трупе не было никаких внешних следов ранения?
