— Привет… Утренняя зарядка. Не могу без бега и гантелей… привычка… — улыбаясь, сказал он, остановившись возле меня.
— Что же, это здорово, — ответил я.
— И вам советую то же. А теперь извините, — взглядывая на часы, сказал он, — побегаю еще десять минут.
— И ко мне завтракать! — пригласил я.
— Благодарю! — уже на бегу крикнул корреспондент и рванулся вперед, сопровождаемый восхищенными немецкими мальчишками…
За завтраком собрались мои гости. Пришел и американец, уже переменивший свою фуфайку и короткие брючки на серый клетчатый костюм фасона «гольф» и высокие цветные шерстяные чулки. На ногах Першинга были ярко-желтые туфли на толстой каучуковой подошве.
К концу завтрака пришел Насс. Я пригласил его выпить с нами чашку кофе. Першинг дружелюбно оглядывал Насса, что, однако, не помешало ему удивленно произнести:
— Странный вы народ, русские… Я бы никогда не посадил вместе с собой за стол побежденного врага. У вас же, по-видимому, вместе с окончанием боя проходит и злость к противнику.
Насс, не понимавший русского языка, молча пил кофе. Я промолчал, но Запольский ответил американцу:
— Нет, ненависть к фашизму и к классовому врагу у нас, у советских людей, не пропадает никогда. Мы ни на минуту не забываем о причиненном зле и не прощаем фашистам крови, зверств и истребления наших людей, но вообще к немцам у нас такой ненависти нет. Немцы были и есть разные, разное к ним и отношение.
— Тем более что сидящий с нами господин Насс — коммунист, антифашист, спартаковец и наш настоящий товарищ, — вставил я.
Услышав свою фамилию, Насс перестал пить кофе и вопросительно посмотрел на всех. При словах «коммунист» и «товарищ» он закивал головой, улыбнулся и, указывая на себя, сказал:
— Яволь, то-варич, коммунист!
Першинг пожал плечами:
— А для меня все они — враги.
Вошедший Глебов помешал продолжению беседы.
— Товарищ гвардии подполковник, разрешите доложить, — сказал он, останавливаясь в дверях.
— Докладывайте.
— Там, на улице… виноват, позабыл, как она называется, сейчас скажу… — вынимая из кармана бумажку, сказал старшина и медленно прочел: — На штрассе Грю… не… вальд в разбитом доме наши саперы в стене кое-что обнаружили. Прикажете произвести раскопки или сами пожелаете присутствовать?
— В стене? Это интересно, — сказал Рудин.
— Наверно, какой-нибудь фриц, убегая, золото замуровал, — предположил Володя.
Я взглянул в зеркало, стоявшее напротив, и увидел настороженное лицо американца. Не успел я вглядеться в него, как Першинг воскликнул:
— Воображаю, что там… вероятно, всякий хлам добродетельного немецкого буржуа. А все-таки интересно было бы, с вашего разрешения, присутствовать и нам при работах ваших саперов.
— Да-да! Разрешите, Сергей Петрович, — в один голос запросили корреспонденты, — любопытно!
— Читатели американских газет очень любят подобные сообщения, — вставил Першинг.
— А вдруг там мина или какая-нибудь бомба замедленного действия? — предположил я.
— Это пустяки, — махнул рукой Володя. — Мы на них уже насмотрелись.
— Вряд ли, — подумав, сказал Рудин, — хотя от фашистов можно ожидать всего.
Американец ждал решения молча, ковыряя во рту зубочисткой.
— Ну что ж! Если дадите слово, что не будете мешать саперам, разрешаю.
— Спасибо! — сказал Запольский.
— Оцепите это место, — приказал я.
— Уже все сделано, товарищ гвардии подполковник, — сказал Глебов.
— Ну, в таком случае отправляйтесь, товарищи, только прошу не мешать старшине в его работе.
— А вы? — спросил Першинг.
— О нет! Это мало меня интересует. Я останусь с господином Нассом. Тут еще сотни незаконченных дел по бургомистрату.
Гости мои шумно удалились, обрадовавшись случаю, так разнообразившему их пребывание здесь.
— А вечером в театр? — уже в дверях спросил Рудин.
— Конечно, — кивнул ему я.
— Чудесно! — засмеялся Володя.
Мы с Нассом остались одни. Я принялся за бумаги, принесенные им. За окном прогудели машины с отъезжающими корреспондентами. Я сделал несколько резолюций и пометок на бумагах бургомистрата.
— Ну-с, что вы скажете, товарищ Насс? — откладывая в сторону карандаш, спросил я.
Насс улыбнулся и негромко сказал:
— Мне кажется, что ошибки не произошло. Мистер Першинг проявил интерес к обнаруженному кладу. Я заметил это.
— Я тоже! Отлично. Теперь подождем событий, подтверждающих это, а сами займемся текущими делами. Вы вчера навестили Майера?
— Да, я провел у него около часа. Он рассказал все то, что и вам. Больше его не беспокоил никто.
— Вы передали ему, чтобы он сидел дома и не показывался на улице?
— Да. Он понимает, что это необходимо.
Затем Насс доложил мне еще о трех домах, в которых также обнаружено скрытое имущество, брошенное или запрятанное бежавшими из города нацистами.
— Где находится это имущество?
— В разных концах города, в развалинах домов.
— Возьмите на учет и охраняйте до моего приказа, — сказал я.
Мы не спешили с выемкой брошенных хозяевами кладов, в своем большинстве состоявших из мелких ценностей, вроде материи, фарфоровой посуды, серебряных вещей, сервизов, белья и т. п. Все это постепенно и по списку изымалось из потайных мест. Очень хорошо, что умница Глебов так правдиво и так ловко разыграл сегодня сцену с «обнаруженным» кладом.
Закончив дела бургомистрата, я сказал Нассу:
— Прошу установить наблюдение, с кем и где будет встречаться Першинг. Вам это сделать легче, чем мне.
— После вчерашнего разговора я уже делаю это, товарищ подполковник. Сегодня утром, например, он, занимаясь спортивным бегом и прогулкой, встретился с фрау Хальдер, проживающей, — он заглянул в свою книжку, — возле Старого рынка, в доме номер сто сорок четыре, с господином Эрихом Кнорре и парикмахером Таутбаумом, у которого он стригся.
— Вы гений, товарищ Насс, — смеясь, сказал я.
— Нет. Я коммунист, я не верю буржуазии, к какой бы она нации ни принадлежала.
— Перечисленные вами лица подозрительны?
— Двое — нет, третий, Кнорре, вообще говоря, лоялен и пока вне подозрений, но его дочь работала массажисткой у баронессы Манштейн, бежавшей вместе со своим мужем, известным богачом и фашистом, в Ольденбург.
— Ну, это, конечно, еще не большой криминал. Мало ли кого массируют массажистки, бреют парикмахеры и омолаживают институты красоты! Продолжайте следить за американцем, но только так, чтобы он не заметил.
— Этого не случится.
