прийти в себя.
Кто-то прикоснулся к моему плечу.
— Вам плохо? — раздался голос над ухом.
Несколько секунд вопрос осмысливался мною — мозг начинал работать — я отрицательно помотал головой. Зашуршали удаляющиеся звуки шагов. Открыл глаза: по улице-тропе, петляющей между развалинами, медленно уходил пожилой мужчина, опиравшийся на палку.
— Подождите! — крикнул я. Но это мне только показалось — на самом деле громко прошептал.
Мужчина остановился — услышал — обернулся ко мне. Создавалось ощущение, что в этот ранний час в разрушенных кварталах старого города мы были единственными живыми существами.
— Покажите направление к улице Сент-Джонс, пожалуйста, — обратился я к нему с просьбой: город развалин стал незнакомым для меня.
Старик оглядел меня. Наверное, я имел немного странный вид даже для Ла-Валетты: торчащие из коротковатых штанов голые лодыжки, порванная в некоторых местах рубашка; что-то прижимаю оцепеневшими руками к груди. Но, возможно, прохожий и не такого насмотрелся за время блокады.
— Пойдёте по этой улице, — он махнул в сторону тропы, уходящей к морю. — Дойдёте до дома «Солнце», повернёте направо и выйдете на улицу Сент-Джонс, — сочувствующий взгляд старика скользнул по моему лицу: я молчал, немигающие глаза уставились на пустой проём окна противоположенного здания. Он кашлянул и добавил: — Только она почти вся разрушена.
Я продолжал молчать и смотреть в одну точку. Мужчина постоял ещё несколько секунд, потом попрощался.
— Спасибо Вам, — наконец, ответил я уходящему старику.
— Благослови Вас Бог, — обернулся он и зашагал прочь.
Передохнув ещё немного, я встал и направился дорогой, указанной прохожим. Пройдя мимо неразрушенного дома с жёлтым диском и лучами, повернул направо. Наверное, дорога заняла не больше четверти часа, и я оказался на знакомой улице или, скорее, там, где что-то ещё осталось от неё. Я держал путь к дому «Святой Николай», приготовившись увидеть груду камней. Однако он был цел, затерявшись среди холмов, оставшихся от разрушенных соседних построек.
Удивление и радость должны были заставить, как говорят, учащённо биться моё сердце. Этого не произошло. Я стоял напротив входной двери и смотрел на небольшое изображение святого Николая, нарисованное на стене. Все окна были закрыты решётчатыми ставнями, только стёкла это не спасло — кругом были разбросаны осколки. Меня опять охватило оцепенение: вход в дом казался тоннелем в прошлую жизнь — откроешь, а там … Что там? Пустота, даже памяти не осталось. Но выбора не было: Мальта возвращала меня в прошлое, чтобы жить настоящим, храня надежду. «Найдин… Надэж…» — невольно отозвалось в голове.
Оцепенение проходило, я хотел толкнуть дверь, но руки прижаты к груди: они держали мягкое в бумаге — я осознал — бумажный свёрток. Развернул его: маленькая лепёшка серого цвета, кусочек козьего сыра. Они почему-то пахли машинным маслом — наверное, от бумаги, в которую были завёрнуты. Но этот запах мне показался таким удивительно хлебным, таким удивительно сырным, что несколько минут смотрел на это богатство, как на символ самой жизни.
Я толкнул дверь и вошёл в подъезд. Тишина и затхлый воздух встретили меня. Очевидно, все жители покинули свои квартирки, спасаясь от непрекращающихся бомбёжек. Не торопясь, поднялся на свой этаж. Дёрнул дверь в квартиру — открыта. Вошёл. Темнота. Остановился. Ждал. Чего? В глубине души я надеялся, но не хотел в этом признаваться, что сейчас выйдет Найдин. Ждал, но никто не вышел. Дверь в мою комнату тоже была не заперта. Комнату соседки проверять не стал — боялся разочарования.
В своей комнате я приоткрыл одну оконную ставню, пропуская внутрь свет и воздух. В шкафу всё ещё висела пара моих брюк и рубашек. Но вопросы туалета я отложил на потом. Погладив кровать, я не ощутил крошки или пыли. «Странно». Вытянувшись на постели, я уснул, уснул до следующей бомбардировки…
Дверь в мою комнату скрипнула, а мне продолжал сниться сон: в проёме стояла девушка. Её правая рука была на перевязи. Девушка как будто смотрела на меня. Она переставила ногу и прислонилась к косяку, свет упал на её лицо. Это была Найдин. Приятный сон. Она прислонилась к другой стороне косяка, снова скрипнула дверь, теперь уже открытая настежь. Лицо ушло в тень. Я не хотел просыпаться.
— Ты всё-таки опять вернулся, морячок, — её насмешливый голос убедил меня, что это не сон. Значит, мои глаза открыты не во сне, а наяву.
— Найдин… — сонно произнёс я, ещё не до конца веря в реальность происходящего.
Она подошла ко мне и прикоснулась к моей ладони здоровой рукой. Это окончательно заставило меня поверить в её появление.
— Как ты меня нашла? — думаю, более идиотского вопроса я не мог задать в этой ситуации.
Мой вопос вызвал улыбку на лице моей соседки:
— А где тебя ещё искать? А потом, почему ты думаешь, что я тебя искала? — она отошла от кровати, снова попав в полосу света.
— Потому что я тебя искал, — прозвучал мой бесхитростный ответ.
— Здесь? На кровати? — она прыснула от смеха.
Пока она смеялась надо мной, я смог рассмотреть её: те же тёмные волны волос, те же чёрные искры в прищуренных глазах, та же насмешка на губах. Только вот болезненная худоба портила старый образ Найдин, к тому же правая рука продолжала висеть на подвязке, но я старательно отгонял все мысли по этому поводу: воспоминания о её переживаниях из-за ранения руки прочно засели в моей памяти. Я поднялся и сел на кровати, опустив ноги на пол. Кивнул на край постели, приглашая девушку присесть — я не был уверен в чистоте стульев в моей комнате.
— Узнаю французов, — Найдин продолжала посмеиваться. — Они почему-то ищут дам в постели, — но она без жеманства села на кровать рядом со мной.
Несколько секунд соседка рассматривала меня, затем её улыбка померкла.
— Ты очень устал, — её взгляд пробегал по моему лицу. В моём состоянии я, наверное, выглядел неважно.
Она подняла здоровую руку, медленно поднесла свою ладонь к моему лицу, погладила меня по щеке, потом по волосам…
Возможно, с годами во мне развился комплекс «человека прошлого». Образы прошедшего времени накатываются на меня в минуты тишины и уединения, заставляя переживать снова и снова события минувшей войны. Нежное прикосновение мальтийской девушки
