отпечаталось в моей голове навсегда. После этого прошла, кажется, тысяча лет, изменился мир, ушли поколения, а я всё пытаюсь вновь и вновь почувствовать это прикосновение. И на этом острове происходит чудо: поздними зимними вечерами, когда набережные Ла-Валетты замирают в тишине, мягкий морской бриз прикасается к твоей щеке, гладит твои волосы — время становится не властным над тобой — ты возвращаешься назад, в тот самый сорок первый год…
Она опустила руку.
— Твой корабль вернулся на Мальту? — прозвучал её вопрос, но я не понял его — я слышал только звуки её голоса.
Найдин как будто это понимала. Молчала, смотрела на меня. Наконец, до меня дошло, что она спросила. Я замотал головой.
— Нет больше «Бретани». Она погибла, — мой взгляд упёрся в пол.
Какое-то время мы молчали. Я не смотрел на неё, перевёл взгляд на свои ладони, медленно сцеплял и расцеплял пальцы. Потом я начал свой рассказ о последнем походе нашего судна. Она слушала молча, не перебивая меня.
— …Так я снова оказался твоим соседом, — виноватым тоном закончил я свою историю и взглянул на Найдин.
Она смотрела в проём окна, где сквозь дыру в решётке ставни виднелось сумеречное небо — разрушенные соседние дома больше не скрывали его от нас. Что она могла сказать мне? Слова сочувствия? Слова ободрения? Всем сейчас несладко? Мне это вряд ли бы как-то помогло. Но для меня Найдин стала духом несгибаемого острова, который жил естественными порывами. Она сделала то, что должна: девушка взяла мою ладонь в свою и держала её. Я чувствовал тепло её руки, почувствовал, как покалеченный остров протягивает тебе последнее, пытаясь поднять тебя с колен.
Продолжалось это недолго: надрывно взревели сирены противовоздушной обороны.
— Нам пора, — грустно улыбнулась Найдин. Она встала, поправила перекинутую через плечо лямку большой зелёной сумки с красным крестом.
Я поднялся с кровати и уже направился к выходу, когда Найдин остановила меня.
— Возьми с собой одежду, — она оглядела меня. — В этих штанах и рубашке ты похож на подростка-переростка.
Посмотрел на торчащие из рукавов запястья, Найдин уже вытаскивала из шкафа мою одежду.
— Пойдём быстрее! — девушка торопливо зашагала к двери, я поспешил за ней…
К бомбёжкам так и не привык — привыкнуть к ним нельзя, как к смерти. Они преследовали меня всю войну, унося жизни любимых и близких мне людей. Но этот налёт был особенный — нет, немцы не придумали ничего нового — всё происходило как обычно. Своды подземелья дрожали от разрывов на поверхности. Люди с мрачными лицами смотрели перед собой. Мурлыкая колыбельную, женщина с обветренным лицом в чёрном платке баюкала ребёнка в плетеной корзине. Всё как обычно. Необычное происходило со мной — рядом со мной сидела «Эсмеральда». Я украдкой бросал на неё взгляды. Она открыто смотрела на меня и, конечно, замечала мои взгляды. Я смущённо отворачивался. Найдин решила повязать на голову платок — с потолка иногда сыпалась мелкая крошка. Бросился помогать ей — справляться одной рукой ей было неудобно. Она благодарно улыбнулась мне в ответ. У меня возникло идиотское желание: мне хотелось, чтобы бомбёжка длилась вечно. Сумасшедшая мысль, но только эта страшное явление могло заставить её находиться рядом со мной.
Но всё плохое тоже иногда проходит. Закончилась и эта бомбёжка. Мы вышли из подземелья наружу. Яркое солнце ударило по глазам, я зажмурился. Когда вновь открыл глаза, то первое, что увидел, было лицо Найдин. На мгновение мне показалось, что она может исчезнуть, но девушка оставалась рядом. Моя Эсмеральда счастливо улыбалась.
— Викто́р, — она вскинула голову вверх, прикрыв веки, — у вас в Нанте такое же солнце?
Я молчал, как будто запоминал её. Она врезалась в мою память как живая вечность.
— Ты обязательно вернёшься в родной город, — жизнерадостно заявила она.
«Никуда я не вернусь. К чёрту Нант!» — промелькнула крамольная мысль, но к моему стыду эта мысль наполнила меня верой в будущее. В будущее…
— Я должна ехать. Через час наш грузовик выезжает из порта на аэродром, — продолжая улыбаться, объяснила она. — Сопровождаю груз медикаментов. Медсёстры нужнее, — девушка посмотрела на свою покалеченную руку.
Впервые всплыла тема её ранения. Я стиснул кулаки, меня сжал испуг. Воспоминания о её депрессии повергали меня в смятение. Но ничего не произошло. Найдин посмотрела в сторону гавани, потом на меня. Облегчённо выдохнул: её губы продолжали улыбаться.
— Провожу, — это был не вопрос с моей стороны — это было утверждение.
— Боишься, что на меня нападут? — она кокетливо усмехнулась. Я улыбнулся в ответ. — Ну, что ж, пойдём, мой рыцарь, — девушка махнула мне рукой, потом посмотрела на одежду, которую я держал. — Только штаны не потеряй, — всё-таки она была неисправима…
Через час Найдин садилась в облезлый Albion с красным крестом на боку. Скрипучая дверца авто распахнула перед ней продавленное сидение.
— Почему ты приходила в наш дом? — решился спросить я.
— Не знаю, — она пожала плечами, — но очень рада, что встретила тебя там, — она поцеловала меня в щёку и полезла в фургон. Я оторопел.
Дверца захлопнулась за ней, машина медленно покинула гавань. Стоял и смотрел вслед уезжающему автомобилю. Подпрыгивающий на ухабах фургончик исчез в клубах поднятой им пыли.
Мне некуда было идти, и я вернулся к дому «Святой Николай». Он продолжал стоять среди развалин как заговорённый. Перекрестился на образ святого на стене и поднялся в свою комнату.
Положил одежду в шкаф. Вспомнив колкости Найдин, улыбнулся, посмотрел на короткие штаны, снова открыл шкаф и взял свои брюки. Мой взгляд упал на нижнюю полку. Там стояла банка бобов — старый подарок Канинхена. Бережливо поднял её и положил на стол. Начал переодеваться и тут же в карманах брюк нащупал какую-то бумажку. Бросил одежду на кровать. «Да, при уходе из военной полиции дежурный постовой сунул мне что-то в карман», — вспомнил я, вытащив её. В моей руке лежало кусок сложенной бумаги. Развернув её, прочёл неровный почерк Канинхена: «По поводу работы в доках найди механика Луку». Всё-таки я счастливчик: мне попадаются хорошие люди.
Сложил одежду сына Ставроса в шкаф. «Хорошие люди, — вздохнул и захлопнул створку шкафа. — Они появятся снова. Но Ставрос не вернётся
