наверняка, что ссылка на “точную протокольную запись” прений не выдерживает критики, так как прения на
частных совещаниях, где именно и обсуждался вопрос о телеграмме М. Романову, не записывались.
Ввиду этого в ответ на крикливое заявление оппозиционных лидеров, вызывающий и грубый тон которого тем более странен, что авторы заявления прочно убеждены в своей собственной вопиющей неправоте, ЦК решил опубликовать в “Большевике”, наряду с заявлением т. Зиновьева и других, ряд документов, а именно: выписку из газеты “Енисейский край”, заявление т. Муранова с припиской т. Ольминского, заявление тт. Швейцер, Врублевского и Померанцевой, заявление ряда участников Апрельской конференции.
Из первых трех документов, направленных против заявления т. Зиновьева и других, неопровержимо следует, что т. Каменев телеграмму на имя Львова и Родзянки с приветствием М. Романову составлял, ее оглашал на собрании и ее посылал; из четвертого же документа (заявление конферентов) неопровержимо вытекает, что этот вопрос послужил предметом дискуссий на частных совещаниях во время Апр[ельской] конференции и что только благодаря т. Ленину, пощадившему т. Каменева, поскольку последний признал тогда свою ошибку (а не кричал: “Ложь!”), Каменева удалось провести в ЦК.
Из всего этого можно сделать лишь то заключение, что выступления лидеров оппозиции на Пленуме ИККИ по данному вопросу имели своей целью ввести братские партии, весь КИ и ВКП(б) в прямое заблуждение. Эти выступления тем более политически неприличны, что лидеры оппозиции стараются прикрыть чудовищную ошибку т. Каменева (посылку приветственной телеграммы М. Романову) и свою собственную попытку обмануть Коминтерн – именем т. Ленина»[943].
18 декабря 1926 г. Политбюро ЦК ВКП(б) обсудило, как оно это назвало, «Заявление тт. Зиновьева, Каменева, Смилги и Федорова от 16/XII [19]26 г.» и утвердило следующий текст ответа на это заявление: «Политбюро рассматривает инцидент на VII Расширенном пленуме ИККИ с телеграммой, приветствовавшей Михаила Романова, как инцидент, не имеющий прямого отношения к принципиальным разногласиям. Ввиду этого Политбюро, не желая заслонить принципиальные вопросы вопросом об одной из ошибок (хотя и грубой) т. Каменева, не считает целесообразным опубликование заявления тт. Зиновьева и других в ежедневных газетах. Ввиду того, однако, что тт. Каменев, Зиновьев, Смилга и Федоров “категорически настаивают на напечатании” своего заявления, Политбюро постановляет напечатать это заявление в очередном номере журнала “Большевик” с одновременным напечатанием ответа ЦК и соответствующих документов, имеющихся в распоряжении ЦК»[944].
21 декабря 1926 г., обсудив вопрос «О документах, публикуемых в “Большевике” на основании постановления ПБ от 18/XII с.г.», Политбюро постановило «опубликовать в “Большевике”» тексты: 1) извещения “От ЦК ВКП” в редакции Бухарина; 2) заявления Зиновьева, Смилги и Федорова; 3) документов, публикуемых ЦК в ответ на заявление Зиновьева, Смилги и Федорова: а) перепечатку из “Енисейского края” № 53 от 8/III 1917 г.; б) заявления т. Муранова с припиской т. Ольминского; в) заявления тт. Швейцер, Врублевского и Померанцевой; г) заявления группы делегатов на Апрельской партийной конференции 1917 г.»[945]
23 декабря И.В. Сталин написал В.М. Молотову: «Каменев выступил с “опровержением”, сказав, что “это ложь”. Зиновьев, Каменев, Смилга и Федоров внесли в Политбюро “заявление” с “опровержением”, потребовав его опубликования. Мы опубликовали это заявление в “Большевике” с ответом ЦК и с документами, убивающими Каменева политически. Считаем, что Каменев выведен из строя и ему не бывать больше в составе ЦК»[946]. Вместе с тем положение было, мягко говоря, сложнее, чем это генсек написал в письме своему «другу».
23 декабря Г.Е. Зиновьев направил в ЦК ВКП(б) заявление с протестом против действий Политбюро и требованием рассмотреть еще одно свидетельство о событиях весны 1917 г., среди подписантов которого был Александр Гаврилович Шляпников – руководитель большевиков в Российской империи до отречения Николая II. На следующий день заявление Зиновьева было зарегистрировано в Секретариате ЦК ВКП(б) и направлено на рассмотрение в Политбюро. Специальное заседание, тем более с приглашением деятелей Объединенной оппозиции, собрано не было, Политбюро рассмотрело зиновьевское заявление опросом. ПБ сочло, что «…Зиновьев, Смилга и Федоров ведут недопустимую игру в связи с вопросом об “инциденте” с телеграммой М. Романову, ибо они, имея в своем распоряжении шесть дней после решения Политбюро об удовлетворении их “категорического” требования о напечатании их заявления от 16/XII [19] 26 г. и зная о том, что ЦК решил вместе с заявлениями тт. Зиновьева, Смилги и Федорова опубликовать имеющиеся в его распоряжении документы, – молчали шесть дней и отказываются от своего требования лишь после того, как документы сданы в печать, требуя перерешения постановления ЦК и предъявляя теперь к печатанию новый список заявлений своих сторонников (Шляпников, Медведев и др.)»[947].
В решении также говорилось, что «…Политбюро могло бы согласиться с новым требованием тт. Зиновьева, Смилги и Федорова об опубликовании новых заявлений их сторонников, ничего, впрочем, не меняющих в положении дела по существу, но Политбюро лишено возможности сделать это, так как тт. Зиновьев, Смилга и Федоров опоздали со своим новым заявлением, так как “Большевик” уже вышел в свет. […] В связи с этим обстоятельством вопрос о немедленном созыве Политбюро и вызове на него тт. Зиновьева, Смилги и Федорова отпадает сам собой»[948].
Все бы ничего, когда бы номер «Большевика», о котором говорилось в решении Политбюро, действительно вышел. 26 декабря[949] деятели Объединенной оппозиции направили в Политбюро ЦК и в копии председателю ЦКК Г.К. Орджоникидзе (Серго, вопреки резко выраженному им нежеланию, был вынужден, по решению своих «друзей», заменить на этом архиответственном посту Валериана Куйбышева) следующее послание:
«1). Никакой “игры” в наших действиях нет. Мы ждали четыре дня, пока оканчивалась печатанием речь т. Сталина, чтобы выяснить себе, будет ли после этой речи напечатано заявление т. Каменева на ИККИ, к которому мы писали лишь дополнение. Это вполне понятно.
2). Номер “Большевика”, вопреки тому, что сказано в постановлении ПБ, не вышел еще в свет и даже еще не сброшюрован. Это неопровержимо устанавливается прилагаемой запиской дежурного по типографии “Большевика” т. Ильина, выданной в пятницу 24/XII в 19 час. 30 мин. Из нее видно, что “Большевик” вовсе еще не вышел. Дежурный по типографии заявил членам ЦК, тт. Каменеву и Смилге, что сегодня по экстренному заказу сброшюровано только 7 экземпляров специально для ЦК, журнал же в свет не вышел и не поступил в распространение.
3). Ввиду этого мы категорически настаиваем на том, чтобы в этот же номер “Большевика” были включены документы, посланные нами. Неслыханно, чтобы при помещении заявления 20‐ти товарищей, дающих явно неправильную версию, не напечатать в том же номере заявление 20‐ти других товарищей, не менее известных всей партии, не напечатать заявление Н.К. Крупской и т. д. Ссылаться на запоздание с нашей стороны нельзя еще и потому, что уже 17/XII заявление 14‐ти товарищей (Крупской, Невского, Белобородова, Мрачковского, Овсянникова, Серебрякова, Смилги, Соловьева, Карнаухова, Пятакова, Сокольникова, Равич, Костиной) было доставлено в Президиум ИККИ и в копию секретарю делегации ВКП(б) в Коминтерне т. Пятницкому. Неопубликование наших документов рядом с документами обвинения было бы абсолютно неслыханным и невыносимым нарушением прав членов партии. Наконец, если бы даже пришлось задержать выход “Большевика” на один-два дня, то нельзя из-за такой совершенно обычной в журнальном деле мелочи лишать элементарных прав группу членов
