Таня вспыхнула, сердито глянула на него, но промолчала. А выходя из землянки, она улыбнулась хитровато и весело. Все-таки она была девушкой, и где-то в глубине ее сердца был тайничок тщеславия, в который запали и страстный взгляд майора, и оторопело восторженный ефрейтора. Придет время — и вспомнятся они.
Рубашкин проводил Таню до траншеи.
По траншее Таня спустилась к подножию Колдуна и вышла к берегу. Голубизна моря ослепила ее. Солнце рассыпало по его словно отшлифованной поверхности золотые отблески, которые сияли и слепили глаза. Необъятная ширь моря, притихшего под ласковыми лучами солнца, подействовала на Таню, привыкшую к узким траншеям и тесным землянкам. Она шла вдоль берега, испытывая чувство благостной тишины и покоя.
Пройдя метров триста, Таня увидела в скалах углубления, сделанные человеческой рукой. Это были береговые склады. Деловитые кладовщики отпускали старшинам продукты и боеприпасы. Отсюда в балки шли десятки ишаков, на спинах которых покоились грузы. Погонщики ишаков оглашали воздух гортанными возгласами так же, как где-нибудь в Закавказье.
В общем, здесь, на берегу лазурного моря, была мирная картина. И Тане на какое-то мгновение показалось, что Малая земля где-то далеко отсюда.
Она дошла до берегового госпиталя. Таня с интересом рассматривала выбитые в скале ступеньки, которые поднимались вверх метра на три. На них сидели раненые, греясь на солнце. Ступеньки вели в подземные палаты.
«Вот самое безопасное место на Малой земле, — подумала Таня. — Никакой снаряд, никакая бомба не возьмет».
За госпиталем она поднялась по ступеням наверх и пошла по траншее. Вскоре Таня увидела большой котлован, а в нем капонир с отрытой тяжелой дверью.
Это и был штаб генерала Гречкина.
Войдя в капонир, она доложила дежурному офицеру о своем прибытии. Тот указал на массивную железную дверь и сказал:
— Вызывал генерал. Постучите к нему.
Таня постучала.
— Заходите, — раздался резкий голос.
Таня открыла дверь и увидела генерала, склонившегося над картой. У него были правильные черты лица, волевой подбородок. Резкие морщины около губ и на лбу делали его лицо строгим.
О строгом характере говорили и густые темные брови. Выглядел он моложаво, на вид ему было не более сорока лет. Таня не видела ранее генерала, но рассказов о нем слышала немало, генерал Гречкин представлялся ей сильным и волевым военачальником. Внешний вид склонившегося над картой генерала отвечал ее представлению о командире десантной группы.
— Товарищ генерал, старшина Левидова явилась по вашему приказанию, — с некоторой робостью отрапортовала Таня.
Генерал поднял голову, подошел к девушке и подал руку.
— Гроза фашистов явилась, — шутливо проговорил он, глядя на нее сверху вниз. — Рад приветствовать. Прошу присаживаться.
Он сел рядом с ней.
— Ну-с, гроза фашистов, дайте-ка я рассмотрю вас. Даже не верится, что такая маленькая женщина спровадила на тот свет больше роты фашистов. Вы, оказывается, совсем молоденькая и к тому же красивая. Женихов, думаю, хоть отбавляй. Или, может, не устояла и уже замуж вышла?
Таня строгим голосом ответила:
— Я такими глупостями не занимаюсь, товарищ генерал. Сейчас идет война и не о замужестве думать надо.
— Вот как! — изумился генерал. — Похвально. Девушке труднее на войне, чем мужчинам.
Он встал, подошел к углу, взял винтовку и протянул Тане:
— Подарок от Военного совета Восемнадцатой армии. По его поручению вручаю вам.
Это была снайперская винтовка с оптическим прицелом. На никелированной пластинке, прибитой к ложе, выгравированы слова: «Снайперу Левидовой от Военного совета 18-й армии. Леселидзе».
Подарок обрадовал Таню.
— Спасибо, товарищ генерал, — взволнованно произнесла она.
— От себя лично подарить вам ничего не могу, но обедом угощу. С Большой земли мне привезли несколько кур, сметану и зеленый лук. Даже генерал не каждый день ест зажаренную в сметане курицу.
Он вызвал повара. К удивлению Тани пришел не солдат, а женщина средних лет с веселыми темными глазами на круглом миловидном лице.
— Марина, — обратился к ней генерал. — Познакомьтесь. Это та самая Таня Левидова — гроза немцев, ради которой ты сегодня показывала свое кулинарное искусство. Идите, Таня, с ней и займитесь женскими разговорами, а я, прошу прощения, должен поработать.
— Пойдемте, Таня, — гостеприимно произнесла Марина, беря ее под руку. — С генералом потом попрощаетесь. Винтовку оставьте тут.
Она привела Таню в небольшую комнату без окон, которую назвала камбузом. Тут было уютно, на побеленных стенах развешаны вышивки медвежат, котят и видов моря с кораблями. На одной вышивке была изображена гора Колдун.
— Ой, как хорошо у вас! — восхитилась Таня. — Это вы вышиваете?
— Все сама, — ответила Марина. — В свободное время. У меня хоть и много обязанностей — готовлю пищу офицерам штаба, стираю и штопаю им белье, но выкраивается время и для себя.
Тане понравилась повариха. Понравилось все: и русское белое лицо, и ясная улыбка, и темные глаза, умные и веселые, и бархатистые брови. Таня очарованно следила за ее плавными движениями и чувствовала, что влюбляется в нее. Разговорились, и Марина сказала, что раньше была портнихой в Ростове. Когда наши части в 1942 году оставляли город, она вместе с солдатами пошла за Дон. Готовила им пищу, стирала белье. Потом ее зачислили в часть.
— А генерал строгий, видать? — поинтересовалась Таня, принимаясь за аппетитную курицу.
— Когда как. Без строгости нельзя. А вообще-то он человек добрый и справедливый. Этих кур и лук ему прислали с Большой земли к дню рождения. А он их раздаривает. Не знаю, достанется ли ему хоть одна курица.
Марина молча наблюдала за девушкой, а потом спросила:
— А ваш жених не передавал вам подарка?
Таня удивленно вскинула на нее глаза.
— Какой жених? — и неожиданно покраснела. — Откуда вам известно, что у меня есть жених?
Марина обняла ее за плечи, заглянула в глаза и весело проговорила:
— Нас, женщин, здесь мало, каждая на виду. О вас говорят, что вы девушка серьезная, верность жениху сохраняете.
— Откуда такие разговоры? — Таня нахмурилась. — Война, не до женихов сейчас.
Марина посмотрела на нее с сожалением, покачав головой.
— И на войне люди живые, а не манекены, — певуче растягивая слова, произнесла она. — Конечно, в мыслях у каждого — победить врага. Этим живем. Но разве на войне человеку не хочется ласки, привета, песни? Без любви человеческое сердце черствеет. А солдат или офицер без живого сердца — не воин. Я так понимаю. Есть старая русская пословица: разлука для любви что ветер для огня — малую тушит, большую еще больше раздувает. Если фронтовик забыл жену или невесту, значит, и любовь-то была маленькая. Может быть, и у вас она была такая, с воробьиный носок.
— Неправда! — живо отозвалась Таня. — Мы любили друг друга, но до конца войны…
Не докончив фразу, она умолкла, ей вдруг стало неловко перед этой спокойной, доброй женщиной.
— Тошно тому, кто любит кого, и тошнее тому, кто не любит никого, — тем же певучим голосом произнесла Марина.
Таня задумалась.
— Может быть, вы и правы, — нерешительно проговорила Таня.
— Меня, однако, интересует, кто сказал вам обо мне.
— Это не секрет, могу рассказать, — снисходительно улыбнулась Марина. — Позапрошлой ночью к нам приехал командующий армией генерал Леселидзе. У него обычай — приезжать с подарками. Он привез их немало. По передовой ходил и угощал солдат и офицеров. Хотел сходить и на гору Колдун, но не успел. Привели пленного немца. Наверное, этот пленный сообщил какие-то важные сведения. Оба генерала сразу забеспокоились и в то же время обрадовались. Леселидзе даже руки потирал от удовольствия. Он приказал вызвать командира разведчиков, который поймал немца. А поймал его старший лейтенант Глушецкий из бригады полковника Громова.
— Я его знаю, — вырвалось у Тани.
— Вот он-то и рассказал мне о вас, — заявила Марина. — Леселидзе угощал его с грузинским гостеприимством. А я подавала на стол. Разговоры разные были за столом. И между прочим Леселидзе заметил, что на Малой земле надо иметь больше снайперов, и упомянул вашу фамилию. Глушецкий сказал, что знает вас. Мы, бабы, народ любопытный. Когда генералы отпустили Глушецкого, я стала выспрашивать его о вас.
— Теперь все понятно, — сказала Таня.
При упоминании фамилии Глушецкого у Тани мелькнула неожиданная мысль. Она подумала о том, что хорошо бы попросить генерала откомандировать ее в бригаду Громова. Там она будет жить у разведчиков. Глушецкий не будет приставать к ней, как майор Труфанов. Он друг Виктора. А охотиться на гитлеровцев можно не только на горе Колдун, но и на кладбище и в Станичке.
