А между тем когда Артур уходил из Клеверинга после вечера, проведенного в "Атенеуме", где он был председателем собрания, или у миссис Симкоу, которая, так же, как ее муж, была наслышана о светских успехах молодого лондонца и несколько смущена его репутацией; когда, ступив на знакомый мост через бурливую Говорку, он слышал с детства запомнившийся шум воды и среди деревьев, четко темневших на фоне звездного неба, видел свой дом в Фэроксе, — иные мысли, несомненно, посещали его, и ему делалось больно и стыдно. В окне комнаты, где святая женщина, что так любила его, провела столько часов в заботах, тоске и молитве, и теперь обычно светился огонек. Пен отворачивался от этого слабого света, который преследовал его как грустный укоризненный взгляд, словно тень матери сторожила его и предостерегала. Какая ясная ночь! Как ярко светят звезды! Как неумолчно шумит речка! Старые деревья шепчутся и тихо покачивают темными головами над крышей дома. Вон там, под мерцающими звездами — терраса, где он когда-то гулял летними вечерами, пылкий, доверчивый, незапятнанный и неиспытанный, еще не познавший ни страстей, ни сомнений, еще огражденный от тлетворного влияния света чистой и тревожной материнской любовью… Часы в городке бьют полночь, их бой разгоняет грезы нашего путника, и, сдвинувшись с места, он сворачивает в ворота Клеверинг-Парка и под темными сводами шелестящих лип идет в свое временное жилище спать.
В следующий раз он видит родной дом улыбающимся в лучах заката: окна спальни, где накануне горел огонек, распахнуты, и человек, которому Пен сдал усадьбу, — капитан Стокс из бомбейской артиллерии (его мать, старая миссис Стокс, проживает в Клеверинге), очень сердечно встречает своего домохозяина: показывает ему новый пруд, который он вырыл за конюшнями, делится с ним соображениями касательно крыши и дымоходов и просит мистера Пенденниса сказать, в какой день он доставит ему и миссис Стокс удовольствие… и т. д. Пен, который прожил здесь уже две недели, просит прощения, что не побывал у капитана раньше, и честно объясняет это тем, что все не мог собраться с духом. "Я вас понимаю, сэр", — говорит капитан Стокс, и тут появляется его жена — она убежала наверх, услышав звонок (как странно было Пену звонить у этой двери!), и теперь принаряжена и окружена детьми. Младшие виснут на капитане, мальчик прыжком усаживается в кресло — то самое, что когда-то облюбовал для себя отец Пена: Артур помнит время, когда сесть в это кресло показалось бы ему святотатством — все равно что забраться на королевский трон. Он осведомляется, играет ли старшая мисс Стокс… до чего же она похожа на свою маму, просто одно лицо!.. играет ли она на фортепьяно? Ему так хотелось бы послушать. Она играет. Снова звучит старое фортепьяно, ослабленное годами, но Пен даже не прислушивается к игре мисс Стокс. Он слушает, как поет Лора в дни их юности, и видит, как его мать, склонившись над плечом девушки, отбивает рукою такт.
Обед, который капитан Стокс устроил в честь Пена, пригласив также свою старушку мать, капитана Гландерса, "помещика" Хобнелла и тинклтонского священника с женой, тянулся довольно бессмысленно и уныло, пока лакей из Клеверинга, взятый в помощь хозяйскому конюху и слуге старой миссис Стоке (Артур помнил его уличным мальчишкой, а теперь он оказался местным парикмахером), не уронил на плечо Пену тарелку. Тут мистер Хобнелл (тоже пользовавшийся его услугами) заметил: "Что это вы, Ходсон, небось помадили кому-нибудь волосы, а руки вымыть забыли? Вечно он бьет посуду, этот Ходсон… ха-ха!" Ходсон покраснел как рак, и вид у него был такой сконфуженный, что Пен расхохотался, после чего веселье уже не утихало. На второе блюдо подали зайца и куропаток, и, когда слуги вышли, Пен сказал священнику: "Зря вы не попросили Ходсона побрить зайца!" Тот, сразу поняв шутку, покатился со смеху, через минуту ему уже вторили хозяин и капитан Гландерс, а потом, с некоторым опозданием, оглушительно захохотал и мистер Хобнелл.
Пока мистер Пен плел свои сети в деревне, как описано выше, избранница его сердца (а вернее — расчета) направилась однажды с дачи в Лондон, куда призывали ее магазины и другие важные дела, в обществе старой миссис Боннер, которая за долгие годы службы у ее матери не раз оставалась вдвоем с мисс Бланш и сносила ее капризы, а теперь, готовясь покинуть кров леди Клеверинг ради уз Гименея, задумала по доброте душевной преподнести своей барыне и барышне по подарочку на память, прежде чем окончательно с ним расстаться и начать новую жизнь в качестве жены Лайтфута и хозяйки "Герба Клеверингов".
Добрая эта женщина решила положиться на вкус мисс Амори при выборе подарка для миледи, а также просила мисс Бланш приглядеть что-нибудь для себя, такое, чтобы ей нравилось и напоминало бы ей о ее старой няне, которая не спала с нею ночей, когда у ней зубки резались, либо еще какая хворь нападала, и любит ее чуть что не как родную дочь. Вдобавок миссис Боннер захотела еще подарить Бланш огромную Библию, и тогда Бланш посоветовала ей купить для мамаши словарь Джонсона большого формата. Обеим женщинам эти подарки, несомненно, могли пойти на пользу.
Затем миссис Боннер истратила некоторую сумму на столовое белье для "Герба Клеверингов" и еще купила желто-красный шейный платок, предназначенный, как сразу поняла Бланш, для мистера Лайтфута. Миссис Боннер, будучи старше этого молодого человека на добрых двадцать пять лет, питала к нему нежность, одновременно супружескую и материнскую и ничего не любила так, как украшать его особу, которая теперь вся сверкала купленными ею булавками, кольцами, запонками, цепочками и печатками.
Свои покупки миссис Боннер делала на Стрэнде, и когда она собралась уходить из лавки, мисс Бланш, очень охотно ей помогавшая, с улыбкой и изящным поклоном спросила у одного из приказчиков:
— Не скажете ли, сэр, как пройти отсюда в Подворье Шепхерда?
До Подворья Шепхерда было, оказывается, рукой подать — лавка находилась у самой Олдкасл-стрит. Франтоватый молодой приказчик показал юной леди, куда свернуть, и покупательницы ушли.
— Подворье Шепхерда? А что вам там нужно, мисс Бланш? — осведомилась миссис Боннер. — Там мистер Стронг живет. Вы что, хотите его навестить?
— Я бы с удовольствием повидала капитана, я его ужасно люблю. Но сейчас он мне не нужен; я хочу повидать одну прелестную девочку, которая была очень добра к… к мистеру Артуру, когда он в прошлом году так болел. Она, в сущности, спасла ему жизнь. Я хочу ее поблагодарить и узнать — может, ей что-нибудь нужно. Я нынче утром уже отобрала несколько своих платьев, Боннер.
И она посмотрела на Боннер с таким видом, будто совершила подвиг и вправе ждать восхищения. Бланш и в самом деле обожала конфеты; она и бедняков готова была кормить конфетами, когда сама наестся, и не пожалела бы отдать дочке фермера бальное платье, которое надоело ей или вышло из моды.
— Хорошенькая девочка… хорошенькая, молоденькая… — забормотала миссис Боннер. — Мне-то молоденькие да хорошенькие возле Лайтфута ни к чему. — И мысленно она поселила в "Гербе Клеверингов" целый гарем безобразных горничных и буфетчиц.
Бланш, вся розово-голубая, в переливчатом платье и изящнейшей мантильке, в перьях, цветах, побрякушках и с очаровательным зонтиком, являла собою видение столь ослепительное, что миссис Болтон, мывшая в сторожке пол, даже растерялась, а Бетси-Джейн и Эмилия-Энн от восторга застыли на месте.
Бланш глядела на них с улыбкой, неописуемо ласковой и покровительственной: как Ровена, пришедшая навестить Айвенго; как Мария-Антуанетта, посещающая бедняков во время голода; как маркиза Карабас, выходящая из кареты перед хибаркой нищего арендатора и, взяв у лакея пакетик слабительного, в собственной августейшей руке вносящая его в каморку, где лежит больная… — Бланш чувствовала себя королевой, спустившейся с престола к своей подданной, и упивалась блаженным сознанием, что совершает доброе дело.
— Голубушка, мне нужно повидать Фанни… Фанни Болтон. Она дома?
В душе миссис Болтон внезапно шевельнулось подозрение, что эта разряженная девица — актерка, а может, что и похуже.
— А зачем вам нужна Фанни? — спросила она.
— Я — дочь леди Клеверинг. Имя сэра Фрэнсиса Клеверинга вам знакомо? И мне очень, очень хочется увидеть Фанни Болтон.
— Заходите, мисс… Бетси-Джейн, где Фанни?
Бетси-Джейн отвечала, что Фанни пошла в подъезд э 3, из чего миссис Болтон заключила, что она, верно, у Стронга, и послала девочку поискать ее там.
— У капитана Стронга? Так пойдемте к капитану Стронгу! — воскликнула мисс Бланш. — Я с ним хорошо знакома. Скорее, малютка, проводи нас к капитану Стронгу! — заторопилась мисс Бланш, потому что в комнате резко пахло вымытым полом, а богиня не выносила запаха простого мыла.
Когда они уже поднимались по лестнице, некий джентльмен по имени Костиган, прохлаждавшийся в ту пору во дворе и успевший запустить глаза под шляпку Бланш, заметил, ни к кому не обращаясь:
