— Я постоянно меняюсь, — грустно улыбнулся Врон. — Только я начинаю привыкать к себе, как со мной снова что-то происходит. Но в любом состоянии я не смогу обидеть тебя.
— Когда мы пошли на охоту, — улыбнулась Ласка, — это было так давно, что я почти этого уже не помню, я относилась к тебе покровительственно и немного свысока. А теперь я сама ищу у тебя защиты, и, ты знаешь, мне это нравится. Мне, оказывается, уже давно надоело быть сильной…
— Ты и сейчас не слабая, — возразил Врон. — Поэтому вставай, начинается новый день. Сегодня мы попробуем вернуться в свой мир.
— Я буду беречь силы и встану только тогда, когда будет готов завтрак, — сказала Ласка, подталкивая его в спину. — Не забывай, что теперь я ношу твоего ребенка, и поэтому ты должен заботиться обо мне. И к тому же с этого момента я буду вести себя так, как ведут все беременные: быть капризной, ленивой и всегда всем недовольной.
— Да, — вздохнул Врон, закинул за спину меч, поймав себя на мысли, что он за это время стал для него привычной тяжестью и что без него он чувствует себя незащищенным. — Никогда не думал, что полюблю такую капризную и ленивую женщину.
— И беременную от тебя, — добавила Ласка.
— Да, — кивнул Врон. — Еще и беременную…
Каша сварилась быстро. Ласка съела много, он же не смог проглотить ни одной ложки.
Врон пристроил мешок с оставшимся зерном за спиной, использовав ремни, которые держали ножны меча.
— Если ты готова, то мы пойдем, — проговорил он. — Сказать честно, я уже устал от этого мира.
Они набили мешок зерном на поле за городом и не спеша двинулись по каменной дороге — она вела немного не туда, куда им было надо, но по ней были идти легче, чем по полю.
Когда стало темнеть, Врон предложил заночевать в заброшенных хижинах на поле, но Ласка отказалась, заметив, что она соскучилась по свежему воздуху.
Они улеглись спать в кустах рядом с дорогой. У них не было ничего, чем они могли бы разжечь огонь, поэтому им пришлось довольствоваться только теплом друг друга.
Когда они стали засыпать, появились первые насекомые. Врон с любопытством ждал, что будет, когда комар попытается укусить его. Укус оказался довольно болезненным, и комар спокойно полетел дальше, напившись его крови.
Врон с сожалением проводил его взглядом и тяжело вздохнул, подумав о том, что теперь пропитание для своего тела ему придется добывать самому.
Спал он беспокойно, ему мешали комары и холод. Ласка же заснула сразу и пробудилась только тогда, когда появилось солнце.
Они съели несколько горстей зерна, запивая родниковой водой, и снова пустились в путь.
На исходе третьего дня они добрались до скалы, в которой был проход, и тут и случилось то, чего так опасался Врон, — он не сумел его открыть.
Когда юноша зажмурился, то увидел только темноту с разноцветными кругами, а потом перед его глазами неожиданно замелькали странные образы.
Он вдруг увидел Ласку с большим животом, тяжело бредущую по городу. Он видел скрыта, который что-то быстро и бессвязно ему лопотал, и он даже увидел ребенка, который родится у Ласки.
Это был мальчик, совершенно обыкновенный, неотличимый от множества других человеческих детей, у него не было ни когтей, ни клыков, и кожа у него имела обычный человеческий цвет, только глаза его были странно темными…
Врон разомкнул веки, тяжело вздохнул и отступил от скалы.
— Я не могу открыть этот проход, — сказал он Ласке. — Похоже, что сейчас мне это стало не под силу. Вероятно, это связано с потерей памяти, а может быть, и с чем-то другим…
— Попробуй еще раз, — сказала Ласка, в глазах у нее промелькнула тревога. Врон замотал головой.
— Я уже пробовал множество раз, — выдавил он устало. — Боюсь, что этот проход больше не откроется для нас никогда.
— Этого не может быть, — заспорила Ласка. — Ты должен это сделать, ты же уже открывал проход в другой мир для демонов. Почему ты не можешь открыть тот, что больше всего нам нужен сейчас?
— Я перепробовал все, что знал, — тяжело вздохнул Врон. — Боюсь, что, пока ко мне не вернется вся память, мы не сможем уйти из этого мира. Нам придется какое-то время жить в этом мире, и тебе придется здесь рожать.
— Но я не хочу, — воскликнула Ласка, на глазах ее заблестели слезы. Он обнял ее и прижал к себе.
— Не знаю, утешит ли это тебя, — сказал он. — Но, когда я пытался открыть проход, я вдруг увидел ребенка, который у тебя родится. Это будет совсем обыкновенный мальчик, у него не будет ни лишних пальцев, ни рожек на голове, ни клыков и когтей, как у демонов.
— Совсем обыкновенный малыш? — удивилась Ласка. — Разве он не будет полукровкой, как я, или обладать такой странной силой, как ты?
— Может, и будет, — ответил Врон. — Я же видел его маленьким, а ты сама сказала, что изменения у полукровок начинаются, когда они взрослеют.
— То, что он будет такой, как все, это тоже неплохо, — сказала Ласка. — По крайней мере, у него не возникнет тех проблем, что у его родителей, но скверно то, что мы не можем вернуться домой, и то, что мне придется рожать без повитухи или лекаря. Женщины часто умирают при родах, у них начинается кровотечение, и его могут остановить только лекари…
— Нет, ты не умрешь, — сказал Врон и погладил ее по волосам. — Я видел, как ты будешь кормить грудью нашего малыша. И еще я видел, что нам будут помогать.
— Кто?
— Я видел скрыта и еще кого-то совсем непохожего на демона, но это был и не человек. А рожать ты будешь в городе…
— Опять город, — вздохнула Ласка. — Как я устала от этих безликих стен, странных дверей, камня, на котором можно спать…
— У нас нет выбора, — сказал Врон. — Город даст нам защиту, и в нем есть все, что нам нужно. Крыша над головой, еда и питье и главное — покой…
— Может быть, ты еще раз попытаешься открыть этот проклятый проход? — спросила Ласка. — Мы же совсем рядом с нашим миром, надо только пройти через скалу…
Он подошел к камню, закрыл глаза, но снова ничего не увидел, кроме темноты и разноцветных кругов.
— Ничего не получается, — сказал он с тяжелым вздохом. — Наш мир за этой скалой, но он так же далеко, как если бы был за огромным морем.
Ласка подступила к скале и потрогала ее руками.
— Может быть, кто-то другой сумеет его открыть? — спросила она. — А что, если в этом мире остался еще хоть один демон, который знает тайну прохода?
— Может быть, — согласился Врон, хоть и не верил этому. Он знал, что они заперты в этом мире и никто не сможет им помочь, кроме них самих…
Город был тем же, каким они его оставили. Они насобирали зерна на полях, а Врон подбил камнем птицу, которая на вкус оказалась вполне съедобна.
Дни, похожие один на другой, потянулись друг за другом. Врон собирал зерно на полях и сносил его в один из домов города, готовясь к зиме. Зерно на полях созрело и осыпалось на землю, и он спешил, понимая, что скоро им будет нечего есть.
Ласка менялась, у нее вырос живот, и теперь по утрам она жаловалась на боль в спине и на то, что у нее отекают ноги.
Она каждый день обходила одну за другой улицы города, надеясь встретить скрыта, чтобы крикнуть ему свое новое желание — вернуться обратно в свой мир.
А потом начались дожди, мелкие и моросящие, и теперь они часто сидели рядом на теплом мягком камне ложа и разговаривали о том, каким вырастет их ребенок.
Врон несколько раз ходил в тот дом, где стояло ложе, дающее энергию, и, несмотря на то что он после этого чувствовал в себе силу, он ничего не мог с ней сделать — энергия не слушалась его.
Она бесполезно разбрызгивалась мелкими брызгами, а не текла единой струей, необходимой для того, чтобы открыть проход.
Врон уже смирился с тем, что вся его странная сила исчезла. У него текла кровь при порезах и долго заживала любая рана. Он не мог быстро бегать и быстро двигаться, из него не выделялась слизь, которая закрывала его тело, когда становилось холодно или когда ему грозила опасность.
Врон решил, что он снова стал обычным пареньком из затерянной в глуши деревни, что наконец произошло то, о чем он так долго мечтал, только это его теперь не радовало, а огорчало.
Дожди прекратились, подули сильные, холодные ветра, и теперь иногда утром можно было увидеть в городе падающий снег. Но, как только снегопад прекращался, снег исчезал сам по себе, и мостовые снова приобретали обычный вид.
Ходить по улицам в одной набедренной повязке было холодно, но другой одежды не было ни у него, ни у Ласки.
Ласка грустила, сидя у открытой двери и глядя, как падают снежинки. Она страшилась родов, и чем ближе подходило их время, тем больше она боялась. Она уже несколько раз объясняла Врону, что и в каком порядке он будет делать, когда она будет рожать, но, тут же забывая об этом, снова начинала рассказывать, как принимать ребенка, как отрезать пуповину и завязать узел.
В день, когда родился ребенок, произошло много событий, и некоторые из них оказались неожиданными как для него, так и для Ласки.
