— Что за документы вы получили до знакомства с ней?
— Сопроводительное письмо от вас, копию полицейского отчета, видео, отснятое ТВ-6, заключение психиатра, подготовленное доктором Сторроу, окружным психиатром, который осматривал ее на две недели раньше.
— Как долго в первый день вы беседовали с миссис Фрост?
— Час.
— И в каком душевном состоянии она находилась?
— Разговор постоянно сводился к ее сыну. Она очень тревожилась за его безопасность, — отвечает О’Брайен. — Ее ребенок перестал разговаривать. Она обезумела от волнения, чувствовала вину за то, что слишком много внимания уделяла работе и не замечала, что происходит вокруг. Более того, профессиональное знание судебной системы позволяло ей оценить последствия насилия над детьми. И еще больше ее волновала способность сына пережить судебный процесс без существенного душевного потрясения. Принимая во внимание обстоятельства, которые привели миссис Фрост в мой кабинет, а также результаты нашей беседы, я пришел к выводу, что она является классическим примером человека, страдающего от посттравматического стрессового расстройства.
— Как это могло сказаться на ее душевном состоянии утром тридцатого октября?
О’Брайен подается вперед к присяжным.
— Миссис Фрост знала, что направляется в суд, где встретится с насильником своего сына. Она искренне верила, что ее сын все еще напуган происшедшим. Она верила, что его выступление в суде в качестве свидетеля — даже само присутствие на слушании о дееспособности свидетеля — будет иметь катастрофические последствия. В конце концов, она верила, что в итоге насильник будет оправдан. Все эти мысли проносились у нее в голове, когда она ехала в суд. Она все больше накручивала себя, все больше теряла самообладание, пока наконец не сломалась. К тому моменту, когда она приставила пистолет к голове отца Шишинского, она не могла усилием воли остановить себя — это был уже непроизвольный, машинальный поступок.
По крайней мере, присяжные слушают. Некоторые даже настолько осмелели, что бросают на меня косые взгляды. Я примеряю на себя роль — нечто среднее между Кающейся грешницей и Убитой горем.
— Доктор, когда вы последний раз видели миссис Фрост?
— Неделю назад. — О’Брайен дружески мне улыбается. — Сейчас она чувствует себе более способной защитить своего сына, но сознает, что средства, которыми она этого добилась, — незаконные. Если откровенно, она испытывает раскаяние за свои поступки.
— Миссис Фрост продолжает страдать от посттравматического стрессового расстройства?
— Посттравматическое расстройство — это не ветрянка, и его можно лечить бесконечно. Однако, на мой взгляд, на данный момент она отдает отчет в своих мыслях и поступках и может себя контролировать. Мне кажется, после адекватной амбулаторной терапии она сможет функционировать вполне нормально.
Эта ложь стоила Фишеру, а следовательно и мне, две тысячи долларов. Но оно того стоило: некоторые присяжные уже кивают. Возможно, честности придается слишком большое значение. На самом деле бесценно умение вычленить из потока лжи то, что человек больше всего хочет услышать.
У Натаниэля болят ноги, большие пальцы мерзнут даже в сапогах. Варежки остались в игровой комнате, поэтому кончики пальцев на руках покраснели, даже несмотря на то что он засунул руки в карманы куртки. Он считает вслух — просто для того, чтобы чем-то заняться, — и цифры зависают перед ним клубами в холодном воздухе.
Не придумав ничего лучшего, он перелазит через заграждение и выбегает на середину дороги. Приближается автобус, он сигналит, когда приходится вильнуть в сторону.
Натаниэль расставляет руки в стороны, чтобы не упасть, и шагает по тонкой пунктирной линии, как по канату.
— Доктор О’Брайен, — начинает Квентин Браун. — Как вы считаете, миссис Фрост в настоящий момент полагает, что может защитить своего сына?
— Да.
— В таком случае кому следующему она приставит к голове пистолет?
Психиатр ерзает на стуле.
— Не думаю, что она пойдет на такие крайние меры.
Прокурор задумчиво закусывает губу:
— Может быть, не сейчас. А скажем, через два месяца… или через два года? Какой-то ребенок на площадке станет угрожать ее сыну. Или не так посмотрит учитель. Неужели она до конца жизни будет строить из себя Грязного Гарри?
О’Брайен изумленно приподнимает бровь:
— Мистер Браун, мы обсуждаем не ситуацию, когда на ее сына не так посмотрели. Он подвергся сексуальному насилию. Она верила и ничуть в этом не сомневалась, что знает, кто это сделал. Насколько я понимаю, человек, который в конечном итоге оказался настоящим насильником, умер от естественных причин, поэтому так называемая вендетта, безусловно, для нее уже не имеет смысла.
— Доктор, вы читали заключение окружного психиатра. Правда ли то, что вы пришли к совершенно противоположному выводу касательно душевного состояния миссис Фрост? Он не только признал ее вменяемой и правомочной предстать перед судом, но также полагал, что она была совершенно вменяемой в момент совершения убийства.
— Да, доктор Сорроу пришел именно к такому заключению. Но это его первый опыт оценки душевного состояния для суда. Я же более сорока лет выступаю в роли судебного психиатра.
— И ваши показания недешевы, не так ли? — продолжает Браун. — Защита заплатила вам за то, чтобы вы сегодня свидетельствовали в суде?
— Мой обычный гонорар — две тысячи долларов в день плюс накладные расходы, — отвечает О’Брайен, пожимая плечами.
В глубине зала раздается шумок.
— Доктор, по-моему, вы выразились «наконец сломалась». Я правильно процитировал?
— Это, разумеется, не медицинский термин, но в разговоре я бы описал это именно так.
— Она сломалась до того или после того, как поехала в оружейный магазин? — спрашивает Браун.
— Это явно был поступок, продиктованный продолжительными отклонениями психики…
— Она сломалась до того или после того, как зарядила девятимиллиметровый полуавтоматический пистолет шестью патронами?
— Как я уже говорил ранее…
— Она сломалась до того или после того, как обошла металлоискатель, прекрасно зная, что пристав не станет ее обыскивать?
— Мистер Браун…
— И, доктор, она сломалась до того или после того, как очень точно прицелилась в одного-единственного человека в переполненном зале суда?
О’Брайен поджимает губы:
— Как я уже говорил суду, в тот момент миссис Фрост не отвечала за свои поступки. Она не могла не выстрелить, как не могла перестать дышать.
— Однако ей точно удалось заставить перестать дышать другого человека, не так ли? — Браун направляется через зал к присяжным. — Вы же специалист по ПТСР — посттравматическим стрессовым расстройствам, верно?
— Меня считают знатоком в этой области, да.
— И ПТСР вызывает какое-то травмирующее событие?
— Совершенно верно.
— Вы познакомились с миссис Фрост после смерти отца Шишинского?
— Да.
— И вы полагаете, — продолжает Браун, — что именно изнасилование сына миссис Фрост и вызвало у нее ПТСР?
— Да.
— А почему вы считаете, что не убийство священника?
— Возможно, — допускает О’Брайен. — Одна травма накладывается на вторую.
— Верно ли, что ветераны Вьетнама всю жизнь страдают от ПТСР? Что даже спустя тридцать лет эти люди все еще кричат по ночам от кошмаров?
— Да.
— Следовательно, вы не можете с научной точностью заверить присяжных, что подсудимая излечилась от заболевания, которое — по вашим словам — сломало ее?
В глубине зала ропот еще сильнее. Я смотрю прямо перед собой.
— Сомневаюсь, что миссис Фрост когда-либо совершенно сотрет из памяти события последних нескольких месяцев, — дипломатично отвечает О’Брайен. — Однако, исходя из личного опыта, могу сказать, что она не представляет опасности ни сейчас… и не будет представлять ее в будущем.
— С другой стороны, доктор, — гнет свое Браун, — вы же не Господь Бог.
— Простите! — кричит знакомый голос.
Моника отталкивает преградившего ей дорогу пристава и бежит по центральному проходу. Одна. Останавливается рядом с Калебом.
— Натаниэль пропал! — рыдает она.
Судья объявляет перерыв, и все приставы из зала суда отправляются искать Натаниэля. Патрик звонит шерифу округа и в полицию штата. Фишер вызывается усмирить обезумевшую прессу, которая учуяла новую сенсацию.
Я не могу никуда идти, потому что на мне этот чертов электронный браслет.
Неужели Натаниэля украли? Или он залез в товарный вагон старого поезда и замерз до смерти? Или незаметно пробрался на корабль? Он может объехать весь мир, а я все еще буду сидеть в этих четырех стенах.
