приосанились и перестали жевать.
− Ну давай, доченька, − сказала баронесса. – Вырази нам печаль свою, что завтра тебя уже не будет в нашем доме.
Вот помогло бы это чему, разозлилась Алиса, чувствуя себя по-дурацки с неприбранными волосами посреди обрывков её лент и разорённого деревца. К тому же она не выучила слова этой песни и была сейчас, подобно актрисе на сцене, забывшей все свои реплики.
− Маменька, я не буду петь, − вдруг сказала Алиса. – Зачем мне печалиться, если у меня лучший жених на свете? А вы желали мне только добра и в моём сердце лишь огромная благодарность к вам и папеньке.
Алиса опустилась перед баронессой на колени и спрятала лицо в её коленях.
Воззрилась тишина. Алиса успела сосчитать до пяти, когда почувствовала, как маменька перебирает её волосы.
− Встань, дочь моя! − приказала баронесса, и Алиса впервые увидела две прозрачные слезинки на её щеках.
Алиса поднялась. Посмотрела на девушек, сидящих с полуоткрытыми ртами. На подавшуюся вперёд Елену Вострикову, ожидающую с нетерпением, что мать должна отчитать дочь за несоблюдение обряда.
Но вместо этого баронесса всплеснула руками.
− Вот, милые мои. В этом вся моя дочь. Она всегда поступает по-своему и всегда правильно.
Баронесса встала и указательным пальцем подняла лицо Алисы, рассматривая её.
− Красавица ты моя. Я благодарна тебе за твои слова. − Баронесса повернулась к гостям. − И зачем нам печалиться?! Пусть печалятся те, кто ещё не просватаны, − при этих словах баронесса взглянула на Вострикову. – А мы будем радоваться. Давайте-ка лучше, − баронесса позвонила в колокольчик, вызывая служанку, − выпьем горячего чая со сладостями, чтобы сладкой была жизнь у моей доченьки с мужем.
Глава 33
Стас лежал в мягкой постели и чувствовал себя очень комфортно, несмотря на то, что никак не мог уснуть из-за волнения прошедшего дня. Для человека, вернувшегося с войны и уже привыкшего к неудобной солдатской койке в лучшем случае, а в худшем: к постели под открытым небом, казалось неизъяснимым блаженством лежать после ванны в чистой, пахнущей лавандой, постели. Накрахмаленные простыни приятно холодили кожу, а мягкая подушка казалась роскошеством. Стасу казалось, что именно подушка мешает уснуть, но он ни за что не смог бы от неё отказаться. Закрыл глаза, вспоминая знакомство с тётушкой.
Палехская Анна Васильевна понравилась ему сразу. Всё у неё было по- деловому без лишних охов и вздохов. Расцеловались, посидели посемейному за столом вдвоём. Графиня расспрашивала про войну, так что Стасу было легко поддерживать разговор. Как только речь заходила о прошлом, Стас делал вид, что увлечён едой. Графиня, потягивающая смородиновую настойку, только подкладывала на его тарелку то кусочек утки под рыжиками, то отменный кусок жареной осетрины, то предлагала отведать гарнир из маслин и солёные лимоны. Вокруг тихо суетились две девушки в белых передниках.
К десерту у Стаса глаза на все эти яства не смотрели. Он только мог пить крепкий чай. Графиня же, наоборот, налегала на сладкое, в особенности на ягодное суфле и слоёный пирог с брусникой.
Разошлись рано. Графиня отправила Стаса выспаться перед праздником.
− Как жаль, дорогой племянничек, что Лиза Калиновская уже замуж выходит. Я бы очень хотела, чтобы она твоей женой стала, − посетовала графиня на прощанье. − Ах, какая девица. Умница. Красавица. А какое приданое за ней дадут.
− Да я не собираюсь жениться, тётушка, − сказал Стас и зевнул, не удержавшись. Все упоминания о Лизе Калиновской действовали на него странно. Ему вдруг и самому стало казаться, что он упускает что-то важное в своей жизни. Что такое представляет собой эта Лиза, о которой столько разговоров? Он опять зевнул.
− Нет, дорогой, уже пора тебе семьёй обзаводиться. К тридцати положено жениться, чтобы не нарушать традицию.
Тётушка сама провела его в спальню, посмотрела всё ли хорошо устроено. Стас думал, что сразу провалится в сон, но заснул только после полуночи. Приснилась ему свадьба. Ярко горели свечи и уже шёл обряд венчания, как вдруг батюшка спросил, не связан ли кто из венчающихся клятвой? И тут невеста повернулась, их взгляды встретились, и он увидел, что из пальца, на которое жених должен вот-вот надеть кольцо, закапала кровь.
Стас проснулся. Сел на кровати. Сердце колотилось так, что было больно. Он прижал руку к груди и увидел на своём пальце каплю крови. Машинально слизнул, чувствуя во рту металлический привкус. Да где же он мог пораниться? И что за странный сон?! И тут на него снова навалилась усталость. Проспал до утра и проснулся с тяжёлым чувством, что всё не так. Совершается чудовищная ошибка.
Но тут закрутился новый день со своими заботами, и Стасу опять нужно было не попасть впросак. К двенадцати уже ждали в церкви.
Старенький камердинер принёс отутюженную парадную форму.
− Ваше сиятельство, горячей воды принёс. Побриться сейчас изволите или после завтрака?
Стас некоторое время рассматривал золотые погоны со спецзнаком гренадёрской артиллерии и с вензелем буквы М, великого князя Михаила Николаевича. Двубортный мундир с пуговицами выглядел новёхоньким, пуговицы сияли. Видимо, прежний хозяин его тела Александр надевал его нечасто.
− Её сиятельство, Анна Васильевна, спрашивали, завтрак Вам сюда подать или вниз сойдёте? Они у себя сегодня завтракает в покоях.
Стас, смущённый тем, что ему прислуживали, и хотел бы прогнать старика, но тот не сдавался.
− Понятное дело, Ваше сиятельство, что сами привыкли на войне. Но уж тут я за Вами поухаживаю. Извольте садиться. Ах, так с завтраком что?
− Не беспокойтесь, я вниз сойду, − отмахнулся Стас. – Вчера так накормили, что ещё и с утра сыт.
− Исхудали, Ваше сиятельство. Кушать поболи надо. Лицо вытянулось. Поправиться немного. Мундир то, наверно, болтаться будет. Эх, война есть война. Анна Васильевна говорит, ранены были? Как чувствуете себя нынче?
− Спасибо, уже лучше.
Стас вздохнул. Ещё бы хоть немного памяти от прежнего хозяина. Старик– то милейший, видимо, знает его хорошо. Ах, как бы сегодня на свадьбе не оскандалиться. И надо же вот так и сразу на свадьбу. Освоиться бы немного. Стас вспомнил сон, посмотрел на руку, царапина на безымянном пальце выглядела свежей, словно кто-то ночью ножом полоснул. И что за сон этот странный?!
Камердинер мастерски побрил Стаса, чуть подровнял бородку, поколдовал с усами. Потом занялся волосами. Расчесал на боковой пробор и к ужасу Стаса подвил волосы на висках, уложив их полукругом.
Угомонился старик только когда
