<Кипренскому.>
Любимец моды легкокрылой,Хоть не британец, не француз,Ты вновь создал, волшебник милый,Меня, питомца чистых Муз, —И я смеюся над могилой,Ушед на век от смертных уз.
Себя как в зеркале я вижу,Но это зеркало мне льстит.Оно гласит, что не унижуПристрастья важных Аонид.Так Риму, Дрездену, ПарижуИзвестен впредь мой будет вид.
Акафист Екатерине Николаевне Карамзиной
Земли достигнув наконец,От бурь спасенный провиденьем.Святой владычице пловецСвой дар несет с благоговеньем.Так посвящаю с умиленьемПростой, увядший мой венецТебе, высокое светилоВ эфирной тишине небес,Тебе, сияющей так милоДля наших набожных очес.
Поэт
Пока не требует поэтаК священной жертве Аполлон,В заботах суетного светаОн малодушно погружен;Молчит его святая лира;Душа вкушает хладный сон,И меж детей ничтожных мира,Быть может, всех ничтожней он.
Но лишь божественный глаголДо слуха чуткого коснется,Душа поэта встрепенется,Как пробудившийся орел.Тоскует он в забавах мира,Людской чуждается молвы,К ногам народного кумираНе клонит гордой головы;Бежит он, дикой и суровый,И звуков и смятенья полн,На берега пустынных волн,В широкошумные дубровы…
* * *
Близ мест, где царствует Венеция златая,Один, ночной гребец, гондолой управляя,При свете Веспера по взморию плывет,Ринальда, Годфреда, Эрминию поет.Он любит песнь свою, поет он для забавы,Без дальных умыслов; не ведает ни славы,Ни страха, ни надежд, и тихой музы полн,Умеет услаждать свой путь над бездной волн.На море жизненном, где бури так жестокоПреследуют во мгле мой парус одинокой,Как он, без отзыва утешно я поюИ тайные стихи обдумывать люблю.
Из Alfieri. [47]
Сомненье, страх, порочную надеждуУже в груди не в силах я хранить;Неверная супруга я ФилиппуИ сына я его любить дерзаю!..Но как же зреть его и не любить?Нрав пылкий, добрый, гордый, благородный,Высокий ум, с наружностью прекраснойПрекрасная душа… Зачем природаИ небеса таким тебя создали?Что говорю? Ах! так ли я успеюИз глубины сердечной милый образИскоренить? – О, если пламень мойПодозревать он станет! Перед нимВсегда печальна я; но избегаюЯ встречи с ним. Он знает, что весельеВ Испании запрещено. Кто можетВ душе моей читать? Ах, и самойНе можно мне. И он, как и другие,Обманется – и станет, как других,Он убегать меня… Увы, мне, бедной!..Другого нет мне в горе утешенья,Окроме слез, и слезы – преступленье.Иду к себе: там буду на свободе…Что вижу? Карл! – Уйдем, мне изменитьИ речь, и взор – всё может: ах, уйдем.
Послание Дельвигу
Прими сей череп, Дельвиг, онПринадлежит тебе по праву.Тебе поведаю, барон,Его готическую славу.
Почтенный череп сей не разПарами Вакха нагревался:Литовский меч в недобрый часПо нем со звоном ударялся;Сквозь эту кость не проходилЛуч животворный Аполлона;Ну словом, череп сей хранилТяжеловесный мозг барона,Барона Дельвига. БаронКонечно был охотник славный,Наездник, чаши друг исправный,Гроза вассалов и их жен.Мой друг, таков был век суровый,И предок твой крепкоголовыйСмутился б рыцарской душой,Когда б тебя перед собойУвидел без одежды бранной,С главою, миртами венчанной,В очках и с лирой золотой.
Покойником в церковной книгеУж был давно записан он,И с предками своими в РигеВкушал непробудимый сон.Барон в обители печальнойДоволен впрочем был судьбой,Пастора лестью погребальной,Гербом гробницы феодальнойИ эпитафией плохой.Но в наши беспокойны годыПокойникам покоя нет.Косматый баловень природы,И математик, и поэт,Буян задумчивый и важный,Хирург, юрист, физиолог,Идеолог и филолог,Короче вам – студент присяжный,С витою трубкою в зубах,В плаще, с дубиной и в усахЯвился в Риге. Там спесивоВ трактирах стал он пенить пиво,В дыму табачных облаков;Бродить над берегами моря,Мечтать об Лотхен, или с горяСтихи писать, да бить жидов.Студент под лестницей трактираВ каморке темной жил один;Там, в виде зеркал и картин,Короткий плащ, картуз, рапираВисели на стене рядком.Полуизмаранный альбом,Творенье Фихте и ПлатонаДа два восточных лексиконаПод паутиною в углуЛежали грудой на полу, —Предмет занятий разнородныхУченого да крыс голодных.Мы знаем: роскоши пустойПочтенный мыслитель не ищет;Смеясь над глупой суетой,В чулане он беспечно свищет.Умеренность, вещал мудрец,Сердец высоких отпечаток.Студент однако ж наконецЗаметил важный недостатокВ своем быту: ему предметНеобходимый был… скелет,Предмет, философам любезный,Предмет приятный и полезныйДля глаз и сердца, слова нет;Но где достанет он скелет?Вот он однажды в воскресеньеСошелся с кистером градскимИ, тотчас взяв в соображеньеЕго характер и служенье,Решился подружиться с ним.За кружкой пива мой мечтательОткрылся кистеру душойИ говорит: "Не льзя ль, приятель,Тебе досужною поройСвести меня в подвал могильный.Костями праздными обильный,И между тем один скелетПомочь мне вынести на свет?Клянусь тебе айдесским богом:Он будет дружбы мне залогомИ до моих последних днейКрасой обители моей".Смутился кистер изумленный."Что за желанье? что за страсть?Итти в подвал уединенный,Встревожить мертвых сонм почтенныйИ одного из них украсть!И кто же?… Он, гробов хранитель!Что скажут мертвые потом?"Но пиво, страха усыпительИ гневной совести смиритель,Сомненья разрешило в нем.Ну, так и быть! Дает он слово,Что к ночи будет всё готово,И другу назначает час.Они расстались.День угас;Настала ночь. Плащом покрытый,Стоит герой наш знаменитыйУ галлереи гробовой,И с ним преступный кистер мой,Держа в руке фонарь разбитый,Готов на подвиг роковой.И вот визжит замок заржавый,Визжит предательская дверь —И сходят витязи теперьВо мрак подвала величавый;Сияньем тощим фонаряГлухие своды озаря,Идут – и эхо гробовое,Смущенное в своем покое,Протяжно вторит звук шагов.Пред ними длинный ряд гробов;Везде щиты, гербы, короны;В тщеславном тлении кругомПочиют непробудным сномВысокородные бароны…
Я бы никак не осмелился оставить рифмы в эту поэтическую минуту, если бы твой прадед, коего гроб попался под руку студента, вздумал за себя вступиться, ухватя его за ворот, или погрозив ему костяным кулаком, или как-нибудь иначе оказав свое неудовольствие; к несчастию похищенье совершилось благополучно. Студент по частям разобрал всего барона и набил карманы костями его. Возвратясь домой, он очень искусно связал их проволокою и таким образом составил себе скелет очень порядочный. Но вскоре молва о перенесении бароновых костей из погреба в трактирный чулан разнеслася по городу. Преступный кистер лишился места, а студент принужден был бежать из Риги, и как обстоятельства не позволяли ему брать с собою будущего,то, разобрав опять барона, раздарил он его своим друзьям. Большая часть высокородных костей досталась аптекарю. Мой приятель Вульф получил в подарок череп и держал в нем табак. Он рассказал мне его историю и, зная, сколько я тебя люблю, уступил мне череп одного из тех, которым обязан я твоим существованием.
