Экран пустой.
Должно быть, тот мужчина врезался в меня по чистой случайности. Просто он произнес те же слова, что и Томас: «Будь осторожна».
Радостное возбуждение, что владело мною на льду, когда я, держась за руки с Ноа, каталась на коньках, исчезло.
Он возвращается к скамейке с двумя пластиковыми стаканчиками. Я улыбаюсь ему, но Ноа словно чувствует перемену в моем настроении.
— Тот тип будто из-под земли вырос, — замечает он. — Не ушиблась?
Я смотрю в его теплые карие глаза. Мне кажется, из всего, что окружает меня, он один незыблем. Уже не в первый раз я недоумеваю, как меня угораздило лечь в постель с Томасом в пятницу вечером.
Если б я только знала, чем для меня обернется то мое импульсивное решение. И, возможно, расплата еще впереди.
И мне вдруг подумалось, что в моей вселенной Ноа — единственное, о чем не знает доктор Шилдс. На одном из первых компьютерных сеансов я ей описала свою первую ночь с ним, но имени его я не упоминала. И скрыла от нее, что я по-прежнему с ним встречаюсь.
Вероятно, подсознательно я хотела это утаить: пусть хотя бы частичка моей жизни принадлежит мне одной.
Доктору Шилдс я рассказала про Бекки, про моих родителей, про Лиззи. Я сообщила ей место работы, домашний адрес, номер социального страхования, дату рождения. Ей известны мои слабости и самые сокровенные мысли.
Что бы она ни делала со всей этой информацией, Ноа, я знаю, к этому не имеет отношения.
Я мгновенно принимаю решение.
— Нет, не ушиблась, но меня тревожит один вопрос, — начинаю я и, глотнув горячего шоколада, продолжаю: — У меня на работе сложности, возникла одна неприятная ситуация, но…
Я ищу подходящие слова, и Ноа меня не торопит.
— Как узнать, что тому или иному человеку можно доверять? — наконец спрашиваю я.
Ноа приподнимает брови, потягивая напиток.
Потом снова смотрит мне в глаза, причем так серьезно, будто черпает ответ из самой глубины своей души.
— Если у тебя появился этот вопрос, тогда, думаю, ответ на него ты уже знаешь.
* * *
Спустя два часа, после того, как мы с Ноа перехватили по кусочку пиццы и он проводил меня до дома, я, свернувшись калачиком, лежу в своей постели. Засыпая, я слышу жужжание телефона.
В комнате темно. Я вижу только голубое пятно рассеянного света на прикроватной тумбочке.
Сон как рукой сняло. Я беру телефон.
«Почему не отвечаешь? — написал Томас. — Нужно встретиться».
Под посланием — свадебная фотография. На ней доктор Шилдс, в кружевном платье цвета слоновой кости, улыбается в объектив. Такой счастливой я ее не видела, сознаю я, глядя на чуть зернистое изображение. Она лет на пять моложе, чем сейчас, но я и без того знаю — со слов Томаса, — что она замужем семь лет.
Рядом с ней жених. Он покровительственно обнимает ее одной рукой. И это не темноволосый мужчина с фотографии в ее столовой.
Это Томас.
Глава 40
17 декабря, понедельник
Вы честны со мной, Джессика?
Вы продолжаете утверждать, что Томас никак не откликнулся на ваше приглашение.
Верится с трудом. У Томаса почти павловский условный рефлекс на сигнал, уведомляющий о поступлении нового сообщения. Он мог бы отклонить ваше приглашение. Или принять. Но чтобы вовсе проигнорировать его — это маловероятно.
Сегодня понедельник, три часа дня. Более суток миновало с тех пор, как вы покинули мой дом. Последний раз вы связывались со мной три часа назад.
Нужно еще раз вам позвонить.
Вы не отвечаете.
«Джессика, что с вами? Меня… расстраивает то, что вы не даете о себе знать».
Вы не перезваниваете. Вместо этого прислали сообщение: «Пока никаких вестей. Я неважно себя чувствую, попробую поспать».
Неубедительными отговорками вы пытаетесь замедлить темп общения. Будто считаете, что это вы контролируете ситуацию.
Зачем вам понадобилось брать паузу, Джессика? Ведь до сих пор вы были так усердны и податливы.
Выпор пал на вас именно потому, что вы должны были понравиться Томасу.
Значит, он тоже вам приглянулся?
После вчерашнего внезапного визита Томас так и не уточнил свое расписание на предстоящую неделю, как обещал.
Лишь вечером разок позвонил, чтобы пожелать мне спокойной ночи, и с тех пор не объявлялся.
Дыхание прерывистое, учащенное. Требуются сознательные длительные усилия, чтобы замедлить его. Кусок не лезет в горло.
Сразу же по выходе из кухни есть одна плохо пригнанная половица, которая издает тихий скрип каждый раз, когда на нее наступаешь. Ритм завораживающий — как мелодичная трель сверчка.
Сто скрипов.
Двести.
Пусть Томас не может разобраться со своим расписанием, но ведь мое ему известно.
По понедельникам с пяти до семи часов вечера мое присутствие необходимо в одной из аудиторий Нью-Йоркского университета, рядом с аудиторией № 214.
Правда, несколько недель назад мне разрешили уйти в отпуск, и теперь мой семинар ведет другой преподаватель.
Я вынуждена сомневаться в Томасе. К сожалению, это неизбежный побочный эффект его поведения.
Но сомневаться еще и в вас, Джессика… это невыносимо.
* * *
Импульсивность или опрометчивые необдуманные действия чреваты губительными последствиями.
Тем не менее в 15:54 я принимаю скоропалительное решение.
Пора напомнить вам, Джессика, кто играет первую скрипку.
Вы не сказали, что у вас болит, но куриный бульон — универсальное лекарство.
Купить его можно чуть ли не в каждом нью-йоркском гастрономе, — например, в том, что находится неподалеку от вашего дома.
Выбран большой контейнер, в простой бумажный пакет положены несколько упаковок соленых крекеров. А также пластмассовая ложка и салфетки.
Я несколько удивлена, когда вижу желтый фасад дома — с обсыпающейся штукатуркой и металлической пожарной лестницей в торце, — где вы снимаете квартиру. Сама вы всегда столь стильная и привлекательная, что трудно представить, как вы выходите из такого невзрачного здания.
Я звоню в квартиру № 4С.
Вы не отзываетесь.
Делать выводы преждевременно: возможно, вы действительно спите, как и говорили.
Я снова давлю на кнопку звонка, на этот раз дольше.
В вашей маленькой квартирке-студии, наверно, стоит оглушительный трезвон.
Ответа нет.
Даже если бы вы спали, такой громкий резонирующий шум вас не мог бы не разбудить.
Торчать у вас под окнами бесполезно — это ничего не даст. Но просто так взять и уйти я не могу.
И вдруг взгляд, случайно, еще раз падает на дверь подъезда. Она закрыта неплотно: замок не защелкнулся.
Чтобы войти в дом, нужно просто толкнуть дверь.
В подъезде ни лифта, ни консьержа. Лестница тусклая, унылая, застелена истершейся серой
