– Я не буду сердиться. Но объясни…
– Никто не касался меня так после смерти Шона, и я подумала о нем.
– Твой муж? – Она кивнула. – Это было давно?
– Десять лет назад.
– Это долгий срок.
– Я верна в супружестве. – Она улыбнулась сквозь слезы. – Как и ты.
Он вздохнул:
– Ты права. Я был женат дважды и сегодня в первый раз стою на пороге измены. Я подумал о Диане и том типе.
– То есть мы оба идиоты?
– Скорее всего. Надо перестать думать о прошлом, пользоваться моментом, жить сегодняшним днем.
– Может быть, ты прав, – сказала она и поцеловала его.
Самолет снова взбрыкнул, точно наткнувшись на препятствие. Они ударились друг о друга головами, замигал свет. Самолет сильно швыряло из стороны в сторону. Нэнси больше не думала о поцелуях, она инстинктивно прильнула к Мервину.
Когда качка несколько унялась, Нэнси увидела, что у него кровоточит губа.
– Ты меня укусила, – объяснил он, грустно улыбнувшись.
– Прости.
– Я рад. Надеюсь, будет шрам. На память.
Она обняла его, почувствовав прилив благодарности.
Они лежали на полу, пока бушевал шторм. Когда он снова чуть поутих, Мервин сказал:
– Давай переберемся в койку, там будет удобнее, чем на ковре.
Нэнси кивнула. Поднявшись на колени и упираясь руками в пол, она подползла к койке и забралась в нее. Мервин, последовав за ней, лег рядом. Он обхватил ее рукой, и она уткнулась лицом в его пижаму.
Всякий раз, когда качка усиливалась, Нэнси теснее прижималась к нему, держась за него, как матрос, привязавший себя канатом к мачте. Когда качка ослабевала, она расслаблялась, и он гладил ее тихо, утешающе.
Потом Нэнси заснула.
Ее разбудил стук в дверь и тут же раздавшийся голос:
– Это стюард!
Она открыла глаза и увидела, что лежит в объятиях Мервина.
– Господи Иисусе! – воскликнула Нэнси, испугавшись. Она села и в панике огляделась.
Мервин мягко коснулся ее плеча и громко, повелительно крикнул:
– Подождите минутку, стюард!
Ему ответил слегка испуганный голос:
– Ради Бога, сэр, не торопитесь.
Мервин скатился с койки, встал и накинул на Нэнси одеяло. Она благодарно улыбнулась и повернулась, притворяясь спящей, чтобы не видеть стюарда.
Нэнси услышала, как Мервин открыл дверь и вошел стюард.
– Доброе утро! – сказал он приветливо. Запах свежего кофе ударил Нэнси в ноздри. – Сейчас девять тридцать в Англии, четыре тридцать ночи в Нью-Йорке и шесть часов в Ньюфаундленде.
– Вы говорите, девять тридцать в Англии и шесть часов в Ньюфаундленде? Три с половиной часа разница с английским временем?
– Да, сэр. Ньюфаундлендское стандартное время отстает от среднего по Гринвичу на три с половиной часа.
– Не знал, что полчаса принимаются во внимание. Наверное, это головная боль для тех, кто составляет расписание полетов. Когда посадка?
– Мы сядем через тридцать минут, на час позже, чем по расписанию. Опоздание вызвано штормом. – Стюард вышел и прикрыл за собой дверь.
Нэнси повернулась. Мервин поднял жалюзи. За окном было светло. Она смотрела, как он наливает кофе, и минувшая ночь встала перед ее глазами в нескольких ярких картинках: Мервин, взявший ее за руку в шторм, оба они, свалившиеся на пол, его ладони на ее груди, она, прильнувшая к нему, когда самолет швыряло из стороны в сторону, он, поглаживающий ее, чтобы она уснула. «Господи Иисусе, – подумала Нэнси, – мне ужасно нравится этот человек».
– Какой ты кофе предпочитаешь? – спросил он.
– Черный, без сахара.
– Как и я. – Он протянул ей чашку.
Она благодарно отхлебнула кофе. Ей вдруг захотелось узнать о Мервине тысячу самых разных вещей. Играет ли он в теннис, бывает ли в опере, любит ли ходить по магазинам? Много ли читает? Как завязывает галстук? Сам ли чистит себе ботинки? Наблюдая за тем, как он пьет кофе, она обнаружила, что может сказать о нем многое. В теннис, по-видимому, играет, романы читать недолюбливает и уж наверняка не ходит по магазинам. Должно быть, хорошо играет в покер и не очень уверенно танцует.
– О чем ты думаешь? – спросил он. – Смотришь на меня так, словно оцениваешь, насколько безопасно заключать со мной договор о страховании жизни.
Она засмеялась:
– Какую музыку ты любишь?
– Мне медведь на ухо наступил. В юности, до войны, в танцевальных залах царствовал регтайм. Мне нравились эти ритмы, хотя хорошим танцором я не был. А ты?
– О, я много танцевала, меня заставляли. Каждое утро по воскресеньям я ходила в танцевальную школу в белом платье с рюшами и в белых перчатках – учиться бальным танцам с двенадцатилетними мальчиками в вечерних костюмах. Мама считала, что это откроет мне двери в высшее бостонское общество. Конечно, этого не произошло, но, к счастью, мне было все равно. Меня куда больше интересовала папина фабрика – к большому огорчению матери. Ты воевал?
– Да. – На его лицо легла тень. – Я был на Ипре. – Он произнес это название как «Уипр». – И клянусь, я не буду смотреть равнодушно, как еще одно поколение молодежи гибнет подобным же образом. Но появления Гитлера я не предвидел.
Она смотрела на него с состраданием. Он поднял глаза. Их взгляды встретились, и Нэнси поняла, что Мервин тоже думает об их поцелуях и ласках минувшей ночью. Вдруг она почувствовала себя неловко. Нэнси отвернулась к окну и увидела землю. Это напомнило ей, что, когда они сядут в Ботвуде, может раздаться телефонный звонок, который изменит всю ее жизнь – в ту или иную сторону.
– Мы почти прибыли! – сказала Нэнси и спрыгнула с койки. – Мне нужно одеться.
– Давай сначала я. Хочу предстать перед тобой в лучшем виде.
– Хорошо. – Нэнси не была уверена, сохранила ли она хоть какую-то репутацию, которую стоило беречь, но думать об этом не хотелось. Она наблюдала, как он взял костюм на плечиках и бумажный пакет с чистой одеждой, которую купил в Фойнесе вместе с ночной рубахой: белую сорочку, черные шерстяные носки и серое хлопчатобумажное нижнее белье. Мервин на секунду задержался у двери, и Нэнси решила, что он задумался, поцелует ли она его когда-нибудь еще. Она подошла к нему и подставила губы. – Спасибо, мне было хорошо провести всю ночь в твоих объятиях, – сказала Нэнси.
Он наклонился и поцеловал ее. Это был нежный поцелуй сомкнутых губ. Длился он лишь мгновение.
Нэнси открыла дверь, и Мервин удалился в туалетную комнату.
Она вздохнула, закрывая за ним дверь. «Мне кажется, я могу его полюбить», – подумала Нэнси.
Подумала также о том, увидит ли она еще хоть раз эту ночную рубаху.
Нэнси выглянула в окно. Самолет постепенно снижался. Ей надо было поторопиться.
Она быстро причесалась за туалетным столиком, затем взяла сумку и направилась в дамскую комнату, расположенную рядом с номером для новобрачных. Там были Лулу Белл и еще одна женщина, но, к счастью, не жена Мервина. Нэнси хотелось принять ванну, но пришлось лишь ополоснуться в раковине. Она приготовила свежее белье и блузку, на этот раз синюю вместо серой, под красный костюм.
Одеваясь, она вспомнила утренний разговор с Мервином. При мысли о нем Нэнси почувствовала себя счастливой, но где-то внутри таилась неуверенность. Почему? Она уже задавала себе этот вопрос, и ответ был очевиден. Он ничего не сказал о жене. Прошлой ночью Мервин признался, что испытывает к жене «смешанные» чувства. И больше ничего не сказал. Но хочет ли он, чтобы Диана вернулась к нему? Всю ночь Мервин сжимал Нэнси в объятиях, но разве это перечеркивает долголетний брак? Вряд ли.
«А чего хочу я? – спрашивала она себя. – Конечно, я хочу снова видеть Мервина, ходить на свидания с ним, может быть, даже закрутить с ним роман, но хочу ли я, чтобы он ради меня расторг свой брак? Как я могу это сказать после одной ночи неудовлетворенной страсти?»
Она сделала паузу, прежде чем накрасить губы, и посмотрелась в зеркало. «Кончай ты это, Нэнси, – сказала она себе. – Ты знаешь правду. Ты хочешь этого мужчину. За десять лет он первый, которым ты всерьез увлеклась. Тебе сорок лет и один день, и ты наконец встретила того, кто тебе нужен. Перестань ходить вокруг да около, бери его мертвой хваткой».
Она надушилась духами «Розовый кленовый листок» и вышла.
И тут же столкнулась с Нэтом Риджуэем и братом Питером, у которых были места около дамской комнаты.
– Доброе утро, Нэнси, – сказал Нэт.
Она сразу вспомнила свои чувства к этому человеку пять лет назад. «Да, – подумала Нэнси, – я могла в него влюбиться, будь у меня время, но времени не было. И наверное, мне повезло: а вдруг он больше хотел не меня, а «Блэк бутс»? Ведь Нэт все еще пытается завладеть компанией, но ясно, что меня он добиваться не собирается». Она коротко кивнула и прошла в свой номер.
Койки были разобраны и превращены снова в диван, на нем сидел Мервин, выбритый, в темно-сером костюме и белой сорочке.
– Посмотри в окно, – сказал он. – Мы практически прибыли.
Нэнси увидела землю. Они летели совсем низко над сосновым лесом, прорезанным серебристыми ручьями. Потом деревья уступили место воде – не темные глубокие воды Атлантики, а тихая серая акватория. Вдали были видны гавань, кучка деревянных строений и среди них церковь.
