– А где именно мы закончили?
Я бросила взгляд на Ребекку и увидела, как она выразительно посмотрела на меня перед тем, как исчезнуть под палубой, чтобы переодеться.
Ник, лежа на палубе, оперся на локти и прищурился, глядя на стоявшее высоко солнце.
– Как насчет тетради вашей бабушки?
– Ох…
Поскольку заговорил Ник в довольно игривой манере, я ожидала, что он вернется к разговору об одном спальном мешке на двоих у Наханни, и слегка огорчилась из-за того, что разговор свернул не туда.
– Вчера вечером, – продолжил Ник, и его нахмуренный лоб подтвердил, что мы находимся на разных планетах, – когда вы рассказывали мне о вашей бабушке, то сказали, что она, скорее всего, некогда была археологом и что ее тетрадь должна быть результатом ее усилий расшифровать некий древний язык.
– Это, – сказала я, всячески ругая себя за восхищение его растянувшимся под солнцем телом и, что было куда более серьезно, за то, что слишком много ему рассказала, – выглядит единственным логическим…
– Тогда как вы объясните новые слова? – Ник резко повернулся ко мне. – Помидоры. Кукуруза. Какао. – Поскольку я ответила не сразу, Ник улыбнулся. – Ну же, доктор Морган, не разочаровывайте меня! Все эти растения прибыли из Америки в шестнадцатом веке. Так что объясните мне, зачем культуре бронзового века в Северной Африке понадобились слова для их обозначения?
Я открыла было рот, но тут же поняла, что ответа у меня нет. Изучив бабушкину тетрадь вдоль и поперек, я просто не обратила внимания на эти так называемые новые слова. Я ведь в первую очередь сосредоточивалась на незнакомых символах, а не на их английском значении. Другими словами, причиной, по которой я ни разу не спотыкалась, например, о слово «помидор», было то, что в тексте, который я переводила, оно не встречалось. Так же как и слова «кукуруза» и «какао», в этом я была уверена.
– Значит, вы просмотрели всю тетрадь? – спросила я наконец.
Ник рассеянно крутанул свой телефон на лакированных досках палубы.
– Само собой.
– Но зачем? Чтобы найти следы современных амазонок?
Ник наконец посмотрел мне в глаза, и под внешним дразнящим весельем его взгляда я заметила ту неизмеримую тьму, которую так хорошо помнила по Алжиру.
– Там есть также такие слова, как «отель», «поезд» и «конверт». Думаю, это куда больше, чем просто какой-то след, Диана.
Пораженная тем, что он сумел так много обнаружить в бабулиной тетради, я чуть повернулась и тоже оперлась на локти, повторяя позу Ника.
– О чем вы говорите?
– Я действительно должен произнести это вслух?
Я покачала головой, не желая воспринимать все это всерьез. Да, я всю жизнь верила в амазонок, искала подтверждения своей теории… И тем не менее застыла в нерешительности перед последним шагом, боясь признать существование амазонок в современном мире. И тут из ниоткуда появился Ник и напрямую заговорил об этом.
– Да вам-то что за дело? – спросила я. – Разве все это не просто грандиозная иллюзия, предназначенная для обмана врагов?
Ник откатился в сторону, прикрыв лицо ладонью:
– Значение имеет только то, во что они верят. Ваш ноутбук, кстати, сейчас в Женеве.
– И откуда вы это знаете?
– В Швейцарии есть некая группа, за которой мы наблюдаем уже довольно долго. Они представляют собой часть сети контрабандистов, чья штаб-квартира находится в вольной гавани в Женеве. Они связаны со всеми главными международными торговыми площадками… – Ник убрал руку, чтобы внимательно посмотреть на меня. – И я совершенно уверен, что они крепко связаны с вашими друзьями Моузлейнами.
Несмотря на то что солнце жарило вовсю, мне вдруг стало холодно.
– Ник, вообще-то…
Он сложил руки на груди и продолжил:
– Вы когда-нибудь спрашивали своего дружка, как и за что его предок получил свой титул? Ну так я вам расскажу. Это было вознаграждение от короля за огромные сокровища древнего мира, привезенные в Англию. Лорд Моузлейн гордится своей фамильной историей и продолжает дело предков, а женевская группа – его преданный поставщик. Эти люди большие мастера в том, чтобы устранять отпечатки пальцев и создавать фальшивые документы об источниках происхождения предметов. Мне лично больше всего нравится формулировка: «Дар анонимного шведского коллекционера».
Именно высокомерное пренебрежение по отношению к Джеймсу более, чем что-либо иное, вызвало во мне новую вспышку гнева. Однако вне зависимости от того, лгал ли он – а я сильно подозревала, что лгал, – я понимала, что главной целью Ника было спровоцировать меня.
– Откуда вы знаете, что мой ноутбук в Швейцарии? – снова спросила я, изучающе всматриваясь в его лицо. – А как насчет моего сотового? Позвольте угадать… Вы следите за моими вещами с помощью какого-то устройства? – Ник не стал возражать, и я покачала головой. – И у вас еще хватает наглости называть других людей мошенниками!
Ник как будто смутился, но ненадолго.
– Таковы правила игры, – сказал он, мрачно пожимая плечами. – Я думал, вы подкуплены Григорием Резником. – Увидев ошеломление на моем лице, он быстро добавил: – А зачем тогда вы сделали вид, что садитесь на самолет в Англию, а сами вместо этого отправились в Грецию? Я не смог ответить на этот вопрос. Но я знаю, что Резник буквально одержим этими браслетами с головой шакала. – Ник кивком указал на мое запястье. – Он бы заплатил за него неплохие денежки, уж поверьте. И не стоит удивляться тому, что ему хочется заглянуть в ваш компьютер. Но ваш телефон тем не менее, – он небрежно повел плечом, – похоже, сейчас на пути в Испанию. И не спрашивайте меня почему.
Я была настолько растеряна, что почти не помнила, о чем мы говорили перед тем, как в прошлый раз перешли к разговору о коллекционере из Стамбула и его сыне, погибшем в Алжире.
– Я и не знала, что эти браслеты – тоже часть амазонской мании Резника, – сказала я. – А откуда вы знаете, что это именно он охотился за моим компьютером? Мне казалось, мы сошлись на том, что этот взрыв в храме организовал не он… Что кто-то еще пытался его подставить…
Ник явно удивился:
– Наверное, я забыл сказать самое главное: именно Резник – тот серый кардинал, что стоит за женевской группой, о которой я вам только что рассказал. Они ли в действительности взорвали тот храм, мне неизвестно. Одно я знаю наверняка: люди Резника преследуют нас, причем с самого начала. Могу на что угодно поспорить.
– Но почему? – Мне очень не хотелось покупаться на сомнительные аргументы Ника, не взвесив все «за» и «против». – Что, Резник действительно верит в тайник амазонок? Но если это так, то его охота за сокровищами должна была начаться задолго до того, как мы к ней присоединились.
– Да, он явно знает что-то такое, чего не знаем мы, – согласился Ник. – Но что именно? Может быть, ответ кроется как раз в его «Истории амазонок»… А это объяснило бы, почему Резник так заинтересовался вами. Вы ему писали, да?
– Но он мне так и не ответил.
– Ох, он ответил! – Ник показал на синяк на моем виске. – Могу поклясться, вы с тех самых пор попали к нему на прицел. Он, может быть, даже прослушивал ваш телефон. И через него узнал, что вы отправились на Крит.
– Но тогда зачем ему заставлять своих людей красть мою трубку? – возразила я. – В этом нет смысла. Теперь он больше не сможет подслушивать.
Ник на некоторое время погрузился в молчание. Потом, всматриваясь в затянутый дымкой горизонт, сказал:
– Похоже, у нас два варианта. Или мы разделяемся, отправляемся по домам и изо всех сил стараемся убедить Резника, что сдались. Или… – он одарил меня дерзкой улыбкой, – мы продолжаем дело вместе и находим сокровища до того, как он это сделает за нас.
К Дарданеллам мы подошли в пятницу днем. Дарданеллы – или по-древнегречески Геллеспонт – представляют собой чрезвычайно узкий проход из Эгейского моря в Мраморное. По своей ширине, или, точнее, узости, он может соперничать только с Босфорским проливом, соединяющим Мраморное море с Черным. Дарданеллы – чрезвычайно ветреное и опасное для мореплавателей место.
После свободы открытого моря было страшновато направиться в коварный пролив, который вскоре буквально стиснул нас с обеих сторон, став не шире большой реки. Последний час или около того мистер Телемакос оживлял наше продвижение вдоль берега замечаниями вроде: «Тенедос! Предположительно именно здесь греки спрятали свой флот, пока ожидали, что троянцы заглотят наживку» или «Видите береговую линию вон там? Там раньше был открытый залив, что описан у Гомера».
К тому времени, когда мы наконец причалили в шумном Чанаккале – ближайшем к древним руинам Трои городе, – Ребекка уже спала на матрасе прямо на палубе, наплевав на весь портовый бедлам. За время нашего путешествия она начала засыпать в самое неподходящее время, и я заподозрила, что, несмотря на ее внешнюю бодрость, она находила всю ситуацию довольно угнетающей. В конце концов, ее ведь изгнали с горячо любимого ею Крита, и она ехала куда-то с подругой, раздираемой противоречивыми опасениями. Даже мистер Телемакос был слишком занят тем, что наслаждался неожиданно свалившейся на него компанией молодых людей, чтобы заметить упаднические настроения Ребекки.
