– Я так и думала, ты осталась, чтобы унижать и оскорблять меня. Не надейся, что я все забуду. Решила показать себя спасительницей? Ври кому другому, я все твои мотивы знаю, я тебя насквозь вижу. Как только выберемся, я на тебя в суд подам.
– Сколько угодно. Вот только насчет «выбраться» – это, Ида, теперь зависит только от тебя. Потому что я иду первой. Захочешь жить – пойдешь следом. Захочешь, чтоб вокруг тебя плясали, – сиди и жди, может, кто и спляшет. Ясно, да?
Я не стала дожидаться ее ответа. Чтобы идти первой, мне надо было пробраться мимо нее. Места было достаточно, но, едва я приблизилась, Ида немедленно растопырилась во все стороны. А мне уже поздно было отступать: под ногой посыпался край, я рисковала сорваться.
Мне пришлось проскользнуть вплотную с ней.
– Не смей ко мне прикасаться! – прошипела Ида и толкнула меня.
Я потеряла равновесие, зацепилась за какой-то хилый прутик…
– Ты грязная шлюха, и я не собираюсь тебе позволять лапать меня, как будто тут мало места для прохода!
Она повернулась и очень даже легко пошла догонять наших.
Прутик, за который я держалась, лопнул, я сползла на метр ниже карниза, нащупала камень, камень немедленно вывернулся из почвы.
Я полетела вниз, в реку.
* * *
Трудно, ох как трудно молодому индейцу из лесной деревни выбиться в люди! Нет ни влиятельной родни, ни накопленных богатств. Нет даже двух золотых колец, чтобы жениться на хорошей девушке. Только и остается, что пойти в царское ополчение.
Ополченцев в лагере презирали. Каждый гвардеец, пусть он и родился грязным степняком, глядел свысока. Им отвели худшие места, им даже не дали кумыса, когда лагерь пировал. Гости прилетели – да не для таких, как ополченцы, этот праздник.
Его звали Дук. Он сам придумал себе новое имя, когда ушел из родной деревни. Ему казалось, он отлично подготовился к походу. У него был шатер, две циновки, чистая одежда и даже сапоги. В ополчении ему дали рогатину. А другие ездили на кобылах и носили плащи с богатой вышивкой, а таких, как Дук, могли и отшвырнуть пинком с дороги.
Он уже понял, что в ополчении не разбогатеет. И пока лагерь пировал, тихонько готовился уходить. Назад, в родную деревню.
Тут-то и порвался полог в его шатре, а в дыру пролезло чудовище.
Это было самое настоящее чудовище. Огромное, черное, мокрое, оно выглядело так, словно только что вылезло из могилы. От него и пахло могилой. Глаза пылали зеленым пламенем, из пасти искры сыпались, когти были из синего драгоценного камня, какой выламывают из священной горы на берегу моря. Оно ходило на четырех лапах и размахивало хвостом.
Чудовище бесцеремонно схватило Дука за руку, схватило прямо зубами, и потащило на улицу. Он хотел вырваться, но чудовище сжало зубы сильней. Тогда Дук подчинился. Он понял, что чудовище ведет его на смерть, Духи пожелали его жизни, и сопротивляться бессмысленно.
Так они и пришли на берег большой реки, что начинается в болоте, а впадает в чистое озеро. Там, на камнях, лежала женщина. Тут-то Дук и понял, что Духи посылают ему не золото, а сразу жену. Он взвалил ее на плечо и понес в шатер. Чудовище мирно трусило рядом.
В шатре Дук положил женщину на циновку, принес свечу и огорчился. Она была уже не так молода, но это можно стерпеть. Хуже, что она оказалась из чужаков. Нельзя индейцу жениться на ней, дома спросят – отчего ты женился на рабыне?
Чудовище легло рядом с женщиной и стало вылизывать ее. Большим розовым языком. Язык у него был совсем не чудовищный. А Дук, глядя на него, понял, что нужно делать.
Это же хорошо, что женщина – чужачка! Ведь к царю прилетел гость из чужаков. Можно продать чужачку ему. Да, можно так и сказать: это особая женщина, ее охраняет чудовище, посланное Духами, и великому воину будет полезно держать в доме такую женщину. Вдруг воин даст за нее не два, а три кольца? Или даже четыре?
Дук подхватился и пошел искать гостей-чужаков. Он не знал, как найти их шатры, потому спрашивал у всех знакомых. И всем говорил: Духи послали мне женщину с чудовищем, хочу продать ее. Все встречные старались помочь ему. Однажды его спросили: не та ли это великая пленная колдунья? Дук подумал: колдунью продавать нельзя. И ответил – нет, не та, другая.
Так он и дошел до шатров гостей-чужаков. И там еще долго искал, кто бы умел говорить на хорошем языке, а не тявкал бы по-чужацки. Привели его к самому великому воину, который знал хороший язык. Дук не успел и поторговаться, а воин говорит – идем.
Пока Дук ходил, его соседи переполошились. Кто-то сказал про чудовище, кто-то – что Дук нашел свою женщину в реке. Это было плохо. А то люди не знают, кого можно найти в реке! Небось, ее худо похоронили, теперь она приняла облик чужачки и будет мстить всем живым. Кровь по ночам будет пить, и детей-младенцев воровать. И чудовище при ней. Разве у живых, обычных женщин, да даже колдуний, бывают чудовища?
Собрались люди, кликнули гвардейцев в помощь, да и пошли за той женщиной: обратно ее в воду кинуть, чтобы не пила у живых кровь по ночам. Не успели дойти, как встретило их чудовище. И такое оно было – всем чудовищам чудовище. На него собак натравили – оно кого порвало, прямо напополам, кому шею сломало. На него гвардейцы на кобылах поехали, так оно одной кобыле ногу откусило, а другому гвардейцу – половину рогатины. Как ножом просто срезало. Что тут делать? Отошли люди подальше, стали камнями и палками кидать. Попали в плечо, взвизгнуло чудовище, люди обрадовались, стали еще больше кидать. И лук нашли со стрелами, подожгли одну да в шатер ее выпустили. Загорелся. Из шатра выползла утопленница та. Уж точно утопленница, на живую женщину и не похожа вовсе, даже на чужачку.
Люди требовали смерти – и утопленницы, и чудовища. Ближе и ближе подходили они, чаще и чаще летели камни.
А потом раздались крики с другой стороны, и люди, ворча, расступились. Дорогу себе прокладывали пришельцы. Впереди с индейцем Дуком шел великий воин, а с двух сторон – другие чудовища в железной чешуе, с головами как ведро, с огромными щитами, об которые ломались индейские клинки, и от поступи их тряслась земля. В руках они держали лучи ослепительного света. Воин склонился над женщиной, потом вынул из мешка на поясе горсть золотых колец и отдал индейцу. Свет упал на лицо утопленницы, и кто-то вдруг закричал: «Колдунья! Это же великая колдунья!» И народ в одном порыве опустился на колени, стремясь загладить нанесенное оскорбление. Ведь не признали, ошиблись. Наверное, болотный морок задурманил их головы. А старики говорили, говорили: дурное место для стоянки.
Чудовища в железной чешуе положили на один щит женщину, на другой – того зверя, который ее защищал.
И унесли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
