особенно горькие…
Не знаешь ли ты кого-нибудь в Петербурге, кто бы мог заняться разысканьем одного господина – Рудольфа М. Я просила Сочаву заняться этим делом, но ему, вероятно, некогда. Я бы была очень счастлива, если бы его кто-нибудь разыскал и передал ему письмо, которое я переслала Сочаве, кажется, еще в июне или в самом начале июля.
[?] очень кланяется. Они поумнели значительно. – Глобиной поклонись.
Н. П. Суслова – А. П. Сусловой // Долинин А. С. Достоевский и Суслова. С. 282–283.
Иваново (?), 6 декабря 1865 г.
А. П. Суслова – Ф. М. Достоевскому (несохранившееся письмо).
Иваново (?), 15 декабря 1865 г.
А. П. Суслова – Ф. М. Достоевскому (несохранившееся письмо).
С. Иваново. 14 декабря 1865 г.
Дорогая Графиня,
Я страшно соскучилась так долго не получать от Вас писем и не писать Вам сама. Вот уже почти месяц, как я в Иванове с матерью, и до сих пор не могу прийти в себя от новой жизни и новых встреч.
Бывши в Москве, я отыскала Новосильцевых и была у них. Они приняли меня очень любезно, и мы много говорили о Вас. Я очень рада, что с ними познакомилась, потому что мне придется довольно часто бывать в Москве, так как здесь недалеко по железной дороге (часов 7). Жаль, что от железной дороги мы довольно далеко, верст 70, а то бы можно было еще чаще ездить в Москву. На этот раз я была там на очень короткое время, торопилась к матери. Брат мой скоро будет в Москве служить[185], и, может быть, даже отец скоро туда приедет. Так что все будем в Москве жить. Впрочем, я для себя, собственно, ничего еще не решила и не решаю до тех пор, пока не выдержу экзамен, до тех пор можно жить здесь. Здесь даже можно себе составить общество: я нашла двух женщин очень милых и неглупых, из купчих, кое-что знающих и понимающих. Здесь есть и такие дамы, что рассуждают насчет прогресса, эмансипации женщин и прочих высоких вещах не хуже питерских нигилисток, жизнь свою коверкают наподобие «Подводного камня»[186] и других новейших сочинений, вообще прекрасный пол очень образован и далеко опередил мужчин. Впрочем, своими глазами я еще почти ничего очень модного не видела. Из мужского общества здесь: доктор и учитель местной гимназии, последний, кажется, дельный господин, герои романов: становые и разные офицеры.
А как мы здесь просвещены, можете судить по тому, что в каждом купеческом доме увидите на столе книгу Бокля «История цивилизации в Англии»[187]. Хотя мы читаем большею частью, как гоголевский Петрушка или некий извозчик: «Буки-аз-ба-ба, буки-аз-ба-ба, ба-ба, ха-ха, ха. Смотри-ка, Ванюха, что вышло – баба». Признаться, у Бокля и этого удовольствия никогда не имеем, попадается иногда такое слово, что и не знаешь, что значит. Прежде читали «Еруслана Лазаревича»[188], а теперь читаем «Историю цивилизации». Скажите, что мы не идем вперед.
Я здесь не скучаю, в Петербурге было бы мне хуже, там постоянное раздражение: досада и злость на умных людей, а здесь только смех, и больше ничего.
Я думала об Вас, Графиня, все время, когда была в Москве, и сравнивала Вас с Вашей приятельницей (Варварой Владимировной Новосильцевой). Она очень мила, а не такая, как Вы. Вы незаменима, кто Вас знал и оценил, тот никогда не забудет. У Вас какая-то аристократическая природа, невыносимая для мелких характеров и мелких самолюбий; с другими чувствуешь какое-то равенство, так что и промахиваешься так не очень конфузно, а при Вас-то другое дело, да и чувствуешь, что слушать Вас нужно.
Я думаю о Вас. Здоровы ли Вы? И кто у Вас есть близко из русских? Пожалуй, что никого или почти никого. Даже фельетонов Ваших что-то не видно; здесь в библиотеке получается «Голос».
Я надеюсь, что со временем, года через полтора, с Вами увижусь в Париже, это будет возможно.
Прощайте, целую Ваши руки. Ваша Полинька.
Р. S. Я не знаю, где Е. Утин. Верно, Вы знаете, он где-нибудь за границей недалеко от Вас. Я ему должна и хотела послать деньги через Вас, но я Вас завалила поручениями.
А. П. Суслова – Е. В. Салиас // РГАЛИ. Ф. 447. Оп. 1. Д. 21.
Кёльн, 4 января 1866
Милая Полинька, я получила вчера ваше милое письмо и спешу ответить вам. Сперва на вопрос о книге. По-моему, всего лучше прочесть для истории Англии сперва простой учебник, хотя Лоренца, что ли? для голых фактов. А потом взять Маколея. В [предисловии] введении к истории Оранского дома он рассказывает всю почти историю Англии. Можно также прочесть историю Кромвеля Гизо (только она скучна). Впрочем, я ныне спрошу еще. Вот если бы вы по-английски знали, то куча книг. Теперь о вас. Я рада, что вы со своими родными – значит, вас любят, ласкают и балуют, как и следует такую добрую дочь и милую девушку. Рада, что вы не сердитесь, как в Париже, и смеетесь. Но и смех этот грустный, а мне от вашего письма повеяло тоскою. Когда в селах купчихи (вы меня довольно знаете, что я употребляю это слово не как термин презрения, а как выражение, рисующее степень образования) читают «Подводный камень» и другие книги, такие же, говорят о эмансипации женщин и поставляют ее в том, чтобы бегать по свету с любовниками, бросая мужа и детей, – дело плохо. Все это вместе взятое и соединенное ужасно! Бокль, нигилисты, патриоты, естественные науки, разврат, возведенный в принцип; с одной стороны краснокожие, с другой русопеты, с третьей бубошники, с четвертой красные социалисты, а посреди всего женщины, хранительницы семьи, матери-воспитательницы детей, потерявшие голову, в чаду, в невежестве и разврате, которые, сидя по горло в грязи [принимаются за прогресс – то далеко не отрадно], воображают, что они бегут и ловят и поймали прогресс! Что же это такое? Поверьте, это – разложение общества. Оно предшествует всегда катастрофам! Мне было больно, больно читать письмо ваше. Если уж дело дошло до сел, то где же спасение? Неизбежное совершается. И вот она, та Немезида, Полинька, о которой я всегда твердила вам, – это ее появление, это первые мерцания того факела возмездия, который она несет в руках. Я бы хотела ошибаться, но внутри меня крепко убеждение в этом.
Вы хорошо делаете, что хотите держать экзамен. Без него нельзя свободно располагать собою. Что вы пишите о мне и Вареньке Н. – несправедливо. Меня Бог одарил умом, как говорят, а ее наделил тем, что лучше,
