Пушкин, Гоголь, Достоевский и Толстой — все они считали, что их читателям хорошо знакома бурлящая, шумная жизнь Санкт-Петербурга. Герои их произведений бродили по улицам этого города, смешивались с рыночной толпой, прогуливались по паркам, переживали сердечные муки в бальных залах и великосветских салонах. Во дворах-колодцах и закоулках Петербурга разыгрывались настоящие драмы. Достоевский называл Санкт-Петербург «самым умышленным и отвлеченным городом в мире», а поэт Александр Блок считал его отправным пунктом в вечность.
Подобно Венеции, Санкт-Петербург — это город водной стихии, и его жизнь неразрывно связана с рекой. Петр Великий хотел создать центр российской столицы на Городском острове, но из-за частых наводнений было принято решение перенести его на материковую часть. В течение восемнадцатого-девятнадцатого веков Санкт-Петербург быстро рос[42]. Он осваивал многочисленные острова невской дельты, каждый из которых обладал собственным характером и жил своей жизнью.
Большая Нева — река, достигающая 1300 метров в ширину, — на протяжении пяти километров проходила по городу и отделяла материковую часть от двух самых больших островов — Васильевского и Городского. Рукава Невы вьются между другими многочисленными островами и островками дельты. В устье река имеет шесть выходов к морю. Как и Нил, Нева была источником жизни для селившихся на ее берегах людей. Всю необходимую жителям города воду они брали в реке, так как в этих заболоченных местах не существовало поблизости других чистых источников. В середине девятнадцатого века вода в Неве, на всем ее протяжении от истока до устья, считалась самой чистой по сравнению с другими реками. Люди, возвратившись домой из поездок, всегда радовались, что они опять могут пить такую воду. Императору Александру I присылали во время его путешествий бутылки с невской водой. На этой воде замечательно заваривались чай и кофе, а пиво, приготовленное на ней, рассылали по всей Империи.[43] Привычная повседневная городская картина не мыслилась без лошадей, запряженных в повозки, на которых помещали огромные бочки с водой. Зимой во льду делали большие проруби, чтобы добывать драгоценную чистую воду. Женщины круглый год стирали белье в реке и каналах, и для этой цели строились специальные мостки.
С середины ноября на шесть месяцев жизненно важная артерия города покрывалась льдом, превращаясь в сверкающий ледяной путь. Лучшие дорожки по льду через Неву отмечались рядами небольших елок. Деревянные спуски, украшенные вырубленными изо льда колоннами и балюстрадами, устраивали с берегов реки, чтобы сани могли легко переехать на другую сторону. На Неве было целое производство, связанное с добычей льда. Русские использовали огромное количество льда в домашнем хозяйстве. Они любили охлаждать льдом напитки, пить замороженные соки, которые продавали в течение всего лета на улицах городов. Жители России пили охлажденные льдом воду, вино, пиво и даже, к удивлению иностранцев, чай со льдом. Так как лето в этих краях очень короткое, но жаркое, все, даже крестьяне, имели собственные погреба, и русские не могли себе представить, как можно содержать хозяйство без ледника. В Санкт-Петербурге были тысячи таких погребов, и каждую зиму с Невы вывозили до пятисот тысяч саней со льдом. Можно было видеть, как выезжали на берег длинные вереницы саней, нагруженных льдом, и тысячи человек занимались его рубкой во многих местах на всех рукавах Невы. Они вырубали и поднимали огромные, сверкавшие на солнце блоки, которые использовались для того, чтобы обложить стены погребов. Лед в погребах не таял даже летом.
Обычно не ранее апреля, а в редких случаях — в конце марта, вода в реке прогревалась настолько, чтобы взломать лед. Этого события все нетерпеливо ждали. Многие держали пари и ставили огромные суммы, пытаясь угадать точный день вскрытия реки, происходившего обычно между 6 и 14 апреля. Это зрелище доставляло огромную радость всем жителям города. Как, только лед вскрывался, с Петропавловской крепости палили пушки, возвещая о счастливом дне. Комендант крепости, надев ордена и знаки отличия, в сопровождении офицеров входил на борт великолепно убранного катера и переплывал на другой берег реки, к Зимнему дворцу, чтобы доставить Императору чистую невскую воду в красивом хрустальном кубке. Комендант подносил кубок Императору в знак наступившей весны, извещая его о том, что власть зимы закончилась, и река опять освободилась. Император выпивал воду за процветание столицы и возвращал коменданту кубок, наполненный золотыми монетами. Привлеченные громом пушек жители стекались к берегам реки, чтобы полюбоваться тем, как комендант в отделанном позолотой катере переплывает Неву. После того, как катер успешно достигал пристани у Петропавловской крепости, на Неве появлялось множество весельных судов.
В середине девятнадцатого века через петербургские реки и каналы было перекинуто более шестидесяти мостов, но из-за ледостава и ледохода было сложно строить постоянные мосты через Неву. Реку и ее рукава перекрывали только шесть деревянных понтонных мостов, состоявших из отдельных секций, размещенных на барках, или плашкоутах. Не составляло большого труда в течение нескольких часов разобрать такой мост или установить его снова. Летом понтонные мосты удерживались с помощью спущенных якорей и швартовки к опорам. Когда Нева замерзала, мосты разбирали на части, а затем некоторые из них снова устанавливали поверх льда. После того, как выстрелы пушек с Петропавловской крепости извещали о том, что лед тронулся, мосты убирали, и на короткое время единственным способом сообщения между двумя берегами реки и островами оставались лодки. Чтобы перебраться через реку, некоторые отчаянные смельчаки прыгали с льдины на льдину. Как только вода очищалась ото льда, на Неве вновь, как по мановению волшебной палочки, появлялись понтонные мосты. Иногда во время ледохода мосты собирали и разбирали по несколько раз на дню.[44]
Суда, прибывавшие из разных стран, ждали того момента, когда лед тронется и они смогут войти в город. В такой день суда под парусами с высокими мачтами и пароходы из Америки и Швеции, из Голландии и Англии и из других стран торжественно проходили вверх по Неве, в то время как россияне проплывали в обратном направлении на плотах и баржах. Леса мачт вновь вырастали вдоль набережных, на которых толпились шкиперы и матросы буквально изо всех стран мира. Суда ежечасно привозили что-то новое и удивительное — небольших попугайчиков и крупных ара, апельсины, устрицы и разные модные новинки.
Весной и летом реки и каналы были заполнены лодками, большими и маленькими, парусными и весельными. В 1842 году торговцы для доставки своих товаров наняли более тысячи лодок. Отделанные позолотой прогулочные суда состоятельных горожан были обиты бархатом и покрыты шелковыми балдахинами. Лодочники облачались в ливреи; те, что служили у богача князя Юсупова, носили великолепно расшитые камзолы вишневого цвета и шляпы с перьями. В распоряжении министров, Адмиралтейства и различных канцелярий имелись свои специальные лодки, и лодочники на них носили особую форму. Для рядовых жителей по всему городу были устроены причалы; в конце девятнадцатого века переправа на другой берег Невы стоила четыре копейки, а через канал — копейку. Коль писал: «Большинство этих лодок открытые, в каждой по два гребца, а крупные суда — крытые, с шестью, десятью или двенадцатью гребцами, весьма искусными в своей профессии. Обычно они развлекают пассажиров пением или музыкой за дополнительную плату».
Зимой и летом в Неве ловилось огромное количество рыбы. Кроме того, рыбу завозили из других регионов, в том числе стерлядь с Волги. Русские славились умением ловить, заготавливать и продавать рыбу. Вдоль рек и каналов Санкт-Петербурга, особенно на Мойке, на плотах, бросивших якорь неподалеку от берега, располагались маленькие ярко окрашенные домики. К плотам с берега вели небольшие мостки. Здесь торговали рыбой, и эти сооружения назывались садками. Внутри домика, по обе стороны основного помещения располагались две комнаты — одна для приказчиков и рабочих, а вторая — для посетителей, которые приходили, чтобы посидеть за столиками и поесть икры. Центральная комната была заполнена копченой и соленой рыбой, подвешенной, как писал Коль, «подобно окорокам и колбасам в Вестфалии». В углу перед большими иконами горели лампадки, и это выглядело, по словам Коля, так «будто вы находились в храме некой речной богини, а подвешенная рыба казалась подношением ей». Кроме копчения и соления, русские использовали еще один способ заготовки рыбы, который был совершенно не известен в Европе — замораживание. Большие ящики, похожие на лари для хранения муки, были заполнены мороженой рыбой — палтусом, сельдью из Архангельска и с Ладожского озера. За домиками в огромных чанах, спущенных в воду, держали живую рыбу. Русские были большими ценителями рыбных блюд и предпочитали готовить их из свежей рыбы, поэтому в садках продавали, например, живых осетров с Волги.
