Дверь отворилась, и князь Андрей, стоявший у порога, пропустил вперед себя Михаила Глинского. После взаимных поклонов, свое слово сказал царь:
- Я возвращаю тебе, князь, все прежние чины и дарованные прежде города в полное удельное владение, - произнес он торжественно и обратился ко всем: - Зову в малую трапезную палату. Пообедаем в дружеском кругу перед твоим, барон Герберштейн, отбытием.
Трапеза затянулась надолго. Когда же тосты иссякли, все поняли, что пора расходиться. Василий Иванович объявил Михаилу Глинскому:
- Пару недель не позову тебя для дела. Ты волен в своем времени.
- Позволь царице Елене провести эти недели со мной в моей вотчине.
- Скучно мне станет без нее. Ну, да ладно, увози. Пошли дни, полные благодушия, проскальзывали недели, месяцы, миновал почти год в мирном покое. Польша и Литва перестали беспокоить русские земли. Наступать на недругов Василий Иванович не хотел, не накопив достаточно сил, не омноголюдив погосты и деревни, ибо война с ляхами, литвой, казанцами и стычки с набегами крымцев заметно поубавили число детей боярских, смердов, да и пахарей со скотоводами.
Не проявлял прыти и Крым. Хотя трон и захватил злейший враг России Мухаммед-Гирей, мечтавший к тому же, вырвавшись из-под власти султана, воссоединить Казань и Астрахань под своей властью и вернуть тем самым былую мощь Золотой Орде, добрые отношения Василия Ивановича с Турецким султаном связывали крымскому хану руки.
Михаил Глинский, получая вести и от короля венгерского, и от Карла, ставшего императором после смерти Максимилиана, одна другой тревожней, ни сам не придавал этим важным сведениям должного внимания, считая все происходившее продолжением прежней политики втягивания России в войну с Турцией, не настораживал и Василия Ивановича.
Не повлияло на это благодушие даже известие князя Ивана Воротынского, самолично прискакавшего в Кремль, о готовящемся походе на Казань ханов Мухаммед-Гирея и его брата Саип-Гирея[142]. Князь пытался доказать, что после захвата Казани братья, удвоив свои тумены за счет казанских татар и черемиси, поведут их на Москву этим же летом, но Дума его не поддержала.
Бояре думные и государев двор тревожились о другом: царица Елена не беременела, и это весьма огорчало как самого царя, так и всех его слуг. Всех, кроме князя Старицкого, жена которого ликовала:
- Ну, что я тебе говорила? Сваха правду мне выложила: Василий Иванович сам бесплоден. Быть Владимиру нашему на троне!
- Похоже, что так и есть, - вроде бы безразлично отвечал князь жене, - может, и впрямь наш сын наследует трон российский?
Князь Андрей старался показать жене, что сдержанно относится к ее вожделенным мечтам, ибо Ефросиния слишком рьяно увлеклась идеей как можно скорее стать матерью царя всей России, хотя, если положить руку на сердце, его самого тоже грела мысль о том, что их сын может стать вседержавным государем.
И вдруг… Ефросиния встревожилась.
- Ты знаешь, что Елена собирается в Валаам? На богомолье?!
- Ну и что? Дело мужа отпускать жену или нет. Тебя-то что взволновала эта поездка царицы?
- Ты пойми, это - хитрый ход женщины, решившей во что бы то ни стало понести в чреве своем ребенка.
- От старцев-затворников?
- Не кощунствуй. Ты лучше насторожи Василия Ивановича, чтоб князя Овчину-Телепнева не приставил к ней с охраной.
- Ты сама не кощунствуй. Думаешь, что царица совсем без чести и совести? Или совсем без ума?
Это была первая размолвка в дружной семье князя. Первое разномыслие. Ефросиния настаивала на разговоре супруга с братом-царем, а князь считал такой разговор непростительной бестактностью и, кроме того, думал, что длительная отлучка царицы вряд ли устроит Василия Ивановича, который, как он видел, без Елены дня прожить не мог. Даже отпуская ее на пару недель с дядей, царь не просто скучал, а тосковал. Время все же показало, что княгиня Ефросиния была совершенно права.
В Кремле началась подготовка к поездке царицы на Валаам. К удивлению князя Андрея, его жена восприняла это события без всяких волнений. Она каким-то образом узнала, что князь Овчина-Телепнев не назначен к царице в приставы[143].
- Слава Богу, - поделилась она своей радостью с мужем. - Охрану возглавил тысяцкий из дворян. Не пойдет Елена на связь с ним.
- Тьфу ты! Как можно так унизить царицу? Может, она честней нас с тобой.
- Возможно. Но я не верю ей. Она - католичка. А у католиков иные нравы.
Снова последнее слово оказалось за княгиней.
Недели полторы миновали после отъезда царицы Елены, когда из Казани прискакал гонец. Вернее, не из самой Казани, а от воеводы Карпова, которого Мухаммед-Гирей, уже захвативший Казань, отпустил приставом к свергнутому хану, присяжнику Москвы Шаху- Али. Он не казнил свергнутого хана, ибо тот был Чингизидом, а отпустил с миром, но не дал ни охраны, ни слуг. Одна единственная кляча везла Шаха-Али. Жены его следовали за мужем пешком, коня не было и у воеводы Карпова.
Увы, и это новое известие не подвигло царя к решительным действиям. Не подали голоса и думные бояре, когда начали обсуждать обычный весенний вопрос о посылке полков на летнее сидение в Приокских городах. Главным воеводой Окской рати назначили по царскому слову юного летами князя Дмитрия Бельского[144]. Он не имел никакого опыта в делах ратных, к тому же прослыл не весьма смекалистым и расторопным. Только князья Иван Воротынский и Михаил Глинский пытались настроить царя и бояр на более продуманные меры, но к ним никто не прислушался.
Воротынский обиду упрятал в себе, а Михаил Львович сразу же, после заседания Думы, откровенно поделился ею с Андреем Старицким.
- Все еще не имеет царь Василий Иванович ко мне полного доверия, - посетовал Глинский. - Ээто очень плохо, ибо грядет, на мой взгляд, страшное. Князь Иван Воротынский тысячу раз прав.
- Попробую я поговорить с братом.
Будь настойчивей князь Андрей, может быть, из того разговора что-либо и получилось, а совет, данный с опаской, как бы не обидеть брата-царя, ни к чему не привел. Василий Иванович сделал лишь малую уступку:
- Ладно, усилю Окскую рать своим полком. Отдам его под твою руку. Встанешь в Коломне. Если от Казани пойдут братья Гирей, ты заступишь им путь. Вторым воеводой к тебе - князь Воротынский. С запада полки не сниму. Уверен, не пойдут нынче Мухаммед-Гирей и Саип-Гирей, хотя они и захватили Казань. Не успеют они быстро устроить войско, а к следующей весне мы сами ударим.
Что ж, и на том спасибо. Более дюжины тысяч отборных мечебитцев многого стоят. Верная оценка, но с одной оговоркой: если мужество, храбрость и мастерство ратников управлять умелой рукой.
Может быть, Андрей Старицкий устроил бы Окскую рать лучше, имея в советниках такого знатного воеводу, как Иван Воротынский, но что он мог сделать, будучи всего-навсего первым воеводой царева полка, то есть полностью подчиненным князю Дмитрию Бельскому. А сам князь Бельский, верхоглядный в мышлении, не счел нужным посоветоваться с опытными воеводами: возгордясь столь высоким доверием государя, он вполне разделял мнение Василия Ивановича и также считал, что Мухаммед-Гирей никак не успеет в это лето двинуть тумены на Москву. Ведь Казань взять обманом - это не главное, а вот как воспримут нового хана черемисы Нагорной и Степной сторон? Их еще предстоит усмирить, а уж после чего начинать поход. Раньше того, как убедится в полном господстве над Средневолжскими землями, не осмелится оттуда уйти.
События тем временем развивались стремительно и не так, как предполагали недальновидные. Мухаммед-Гирей взял Казань без боя, посадил на ханство Саип-Гирея и, прибавив к своему немалому войску несколько туменов казанских татар и черемисов, без промедления ринулся на Москву. Из донесений своих лазутчиков он точно знал, где располагаются русские полки, знал, что они беспечны и не ждут никакого нападения, и поэтому его тумены смогли пройти между полками без каких- либо препятствий, и теперь быстро приближались к стольному граду России.
Андрей Старицкий об этом ужасном известии узнал от гонца главного воеводы Дмитрия Бельского, который не передал князю никакого распоряжения, ни устного, ни письменного. Что делать? В Москве нет войска. Она беззащитна. Сам Василий Иванович, чтобы заглушить тоску по Елене, тешит себя охотой на Воробьевых горах и в Щукинской пойме. Через Коломну же, похоже, крымцы не пойдут. Все тумены уже переправились через Оку в других местах. Вот князь Андрей и принял решение спешно вести царев полк в Москву для ее защиты. Весь город он, конечно, не оборонит, но Кремль удержит до прихода помощи.
Иван Воротынский попытался было отговорить князя Старицкого от столь поспешного решения.
- Кремль Мухаммед-Гирею и без царева полка не по зубам. Сколько тысяч в Кремле выборных дворян? Они вой надежные. Непреодолимы и крепостные стены, твоим отцом поставленные. Мы нужней здесь, в Коломне. Я уверен, что два-три тумена пойдут через Коломну. Крепость они не возьмут, мы же, отбившись, ударим им в спину.
