Century, ed. Roger Weiss (1989), 3.
225
Ср.: Geoffrey Drage, Russian Affairs (1904), 114–115 (обнаружено, что в первые 20 лет после освобождения крестьянства население увеличивалось пропорционально величине земельного надела: начиная с 16,6 % для имеющих менее десятины на душу и до 30,3 % для имеющих шесть и более десятин). Анализ недоразумения, приведший исследователей к необоснованно мрачному представлению о тенденциях изменения производительности и материального благосостояния, см. в: Elvira M. Wilbur, “Was Russian Peasant Agriculture Really That Impoverished? New Evidence from a Case Study from the ‘Impoverished Cenre’ at the End of the Nineteenth Century,” Journal of Economic History 45 (1983): 137–147.
226
Hoch, “Good Numbers,” 69.
227
Ibid., 70. См. также: Thomas McKeown, “Fertility, Mortality and Causes of Death: An Examination of Issues Related to the Modern Rise of Population,” Population Studies 31 (No. 3, November 1978): 535–542.
228
Hoch, “Good Numbers,” 68–70. В другой работе Хох обнаруживает, что после 1830 г. периоды повышенной смертности (на 50 % выше скользящей средней [trended average]) не имеют никакой связи с нехваткой хлеба, измеряемой уровнем цен на зерно. Если бы это в целом оказалось верным для России, у нас исчезли бы основания связывать острые проблемы смертности и обеспеченности продовольствием, а благоприятные демографические данные перестали бы служить свидетельством повышения производительности сельского хозяйства. Хох, однако, не считает, что эти данные ставят под сомнение его предыдущие утверждения. См.: Hoch S. L., “Famine, disease, and mortality patterns in the parish of Borshevka, Russia, 1830–1912,” Population Studies 52 (1998): 357–368.
229
Peter I. Lyashchenko, History of the National Economy of Russia to the 1917 Revolution, trans. L. M. Herman (1949), 735. [Лященко П. И. История народного хозяйства СССР. Т. 1. М., 1939. С. 613.] Справочник по европейской статистике, содержащий данные об общем производстве различных видов зерновых и о площадях их выращивания, свидетельствует о примерно таком же отставании России. См.: B. R. Mitchell, European Historical Statistics: 1750–1970 (1975), 210–226, 249–266. Митчелл приводит данные о площади, отведенной под пшеницу, рожь, ячмень и овес, и о производстве этих культур. Разделив урожай на площадь, получаем, что в 1909–1913 гг. средняя урожайность зерновых в России составила 0,75 т с гектара, тогда как в Германии она составляла 1,93 т, в Великобритании – 1,91 т, во Франции – 1,29 т, в Швеции – 1,64 т и в Бельгии – 2,37 т. В 1900–1904 гг. сопоставление выглядело не лучше: 0,71 т с гектара в сравнении с 1,67 т в Германии, 1,23 т во Франции, 1,07 т в Швеции и 2,29 т в Бельгии. В 1905–1909 гг. урожайность в России составила 0,67 т с гектара, что было отчасти связано с разрухой, воцарившейся в результате революции 1905 г. (У Митчелла данные об урожайности в Великобритании за 1900–1904 гг. приведены в гектолитрах, т. е. в мерах объема, а не веса, что трудно перевести в тонны с гектара.) Сходные данные приводит Анфимов. См.: Анфимов А. М. Крестьянское хозяйство европейской России 1881–1904. М., 1980. С. 202. См. также: I. M. Rubinow, Russia’s Wheat Surplus (1906), 25.
230
Moon, 120. См. также: Kahan, Russian Economic History: The Nineteenth Century, 7 (о засушливом климате Черноземья).
231
Richard Pipes, Russia Under the Old Regime (1975), 5–6. [Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993. С. 15.]
232
Moon, 212.
233
Steven L. Hoch, “Did Russia’s Emancipated Serfs Really Pay Too Much for Too Little Land? Statistical Anomalies and Long‐Tailed Distributions,” Slavic Review 63 (2004): 247, 268–274. См. также: Robinson, 80–82.
234
См.: Hoch, “Too Much for Too Little Land,” 264–274.
235
Alexander Gerschenkron, “Agrarian Policies and Industrialization, Russia 1861–1914,” in Alexander Gerschenkron, Continuity in History and Other Essays (1968), 169–170, 176, 215.
236
Hoch, “Too Much for Too Little Land,” 262.
237
Относительно утверждений, что выкупные цены намного превосходили реальную стоимость земли, см.: Robinson, 83–84, 88; Christine D. Worobec, Peasant Russia: Family and Community in the Post‐Emancipation Period (1995), 30.
238
Hoch, “Too Much for Too Little Land,” 257–260.
239
Ibid., 260–263.
240
Бурдина О. Н. Крестьяне‐дарственники в России, 1861–1907. М., 1996. С. 131–137.
241
Там же. С. 88—130.
242
Там же. С. 103.
243
Там же. С. 163—64.
244
Там же. С. 88—130.
245
Таблица заимствована из Robinson, 268. Опущены 9,5 млн десятин земли, принадлежавших «другим классам собственников».
246
Беккер С. Миф о русском дворянстве: дворянство и привилегии последнего периода императорской России. М., 2004. С. 81–83, 308–309.
247
Robinson, 268.
248
Есть и другие данные. Ср., напр.: Тюкавкин В. Г. Великорусское крестьянство и столыпинская аграрная реформа. М., 2001. С. 104, где утверждается, что к концу XIX века крестьянам принадлежало 34 млн десятин ненадельной земли. Хотя дворянство избавлялось от земли, концентрация земельной собственности была поразительно высока: около 1100 собственников владели более чем 5000 десятин каждый, что составляло примерно 40 % принадлежавших дворянам 50 млн десятин. См.: Nicholas Spulber, Russia’s Economic Transitions: From Late Tsarism to the New Millenium (2003), 76.
249
Robinson, 136.
250
Ibid., 199, 230.
251
См., также: Robert Pepe Donnorummo, The Peasants of Central Russia: Reactions to the Emancipation and the Market, 1850–1900 (1987) (показывает, что в разных местностях обеспеченность землей на душу крестьянского населения сокращалась).
252
Например, когда Грегори говорит о «производительности труда», он явно имеет в виду производство на одного работника, не учитывающее возможных изменений других издержек производства. Gregory, Russian National Income, 136.
253
