что так великолепно соотносилось с нашествием мух.
«А не пора ли исчезнуть и мне? — встрепенулся он внезапно. — Самое время!.. Но ведь надо во что-то одеться. И куда подевалась эта баба с моими брюками? Лучше всего выехать уже сегодня. Лишь бы подальше от этой проклятой Праги! Здесь снова безумие чадит из всех закоулков. Нет, мне совершенно необходимо пройти в Карлсбаде курс омоложения».
Он позвонил.
Подождал. Никто не явился.
Позвонил еще раз.
В дверь постучали. «Ну наконец!»
— Войдите!
Ошеломленный, он откинулся на подушки, испуганно натянув одеяло до самого подбородка: вместо экономки на пороге стояла графиня Заградка с кожаной сумкой в руке.
— Ради Бога, любезнейшая, я... только что-нибудь на себя накину.
— А я и не думала, что вы спите в сапогах для верховой езды, — даже не взглянув в его сторону, буркнула старуха.
«Очередной заскок», — решил императорский лейб-медик, покорно ожидая дальнейшего.
Некоторое время графиня хранила молчание, глядя куда-то в пространство.
Потом открыла сумку и протянула ему допотопный седельный пистолет.
— Вот! Как это заряжают?
Флугбайль осмотрел оружие и покачал головой.
— Это кремневое оружие, почтеннейшая. Такое древнее, что его и заряжать-то опасно...
— Но мне нужно!
— Ну, прежде всего необходимо засыпать в ствол порох, потом забить туда бумагу и пулю. И наконец, подсыпать пороху на полку. Когда кремень ударит, искра все подожжет.
— Прелестно, благодарю. — Графиня спрятала пистолет.
— Надеюсь, сударыня, вы не собираетесь воспользоваться этим самопалом? Если вы опасаетесь, что дойдет до беспорядков, то самым разумным было бы уехать в деревню.
— Полагаете, я побегу от этого сброда, Флугбайль? — Графиня мрачно усмехнулась. — Этого еще не хватало! Поговорим о чем-нибудь другом.
— Как себя чувствует контесса? — не сразу нашелся императорский лейб-медик.
— Ксена исчезла.
— Что? Исчезла? Ради Бога, с ней что-то произошло? По крайней мере, вы уже распорядились о розысках?
— Искать? Зачем? Или, вы думаете, будет лучше, если ее найдут, Флугбайль?
— Но как все это произошло? Ну расскажите же, графиня!
— А ровным счетом ничего не произошло, просто в день святого Яна она сбежала из дому... Скорее всего, к Отакару... Вондрейку. Мне всегда казалось, что так оно и будет. Кровь! Кстати, тут давеча ко мне явился какой-то тип с длинной желтой бородой и в зеленом пенсне. («Ага, Брабец!» — прошептал Пингвин.) Болтал, дескать, знает кое-что о ней. За свое молчание хотел денег. Естественно, его вышвырнули вон.
— И он не сказал ничего более конкретного? Сударыня, прошу вас!
— Говорил, знает, что Отакар мой внебрачный сын.
Императорский лейб-медик возмущенно выпрямился:
— Каков мерзавец! Уж я позабочусь, чтобы его обезвредили!
— Па-апрашу вас не обременять себя заботой о моих делах, Флугбайль! — вскипела графиня. — Эта чернь обо мне еще и не то болтает. Неужели вы никогда не слышали?
— Я бы сейчас же принял меры, — заверил Пингвин, — я... Но старуха не дала ему договорить.
— Вам известно, конечно: мой муж, оберст-гофмаршал За-градка, пропал без вести, то бишь я его отравила, а труп спрятала в погребе... Этой ночью трое каких-то оборванцев тайком проникли вниз, намереваясь раскопать его. Разумеется, я их выгнала собачьим хлыстом.
— Мне кажется, почтеннейшая, вы воспринимаете все это чересчур мрачно, — бодро затараторил императорский лейб-медик. — На Градчанах существует легенда о кладе, якобы скрытом во дворце Моржины, а дворец занимаете сейчас вы; видимо, этот клад они и собирались раскопать.
Графиня ничего не ответила — огляделась, сверкнув черными глазами.
Возникла продолжительная пауза.
— Флугбайль! — вырвалось у нее внезапно. — Флугбайль!
— К вашим услугам, сударыня!
— Флугбайль, скажите: если спустя многие годы раскопать мертвое тело, могут ли при этом появиться из земли... мухи?
— Му-мухи?
— Да. Тучами...
Лейб-медик сглотнул подступивший к горлу комок и отвернулся к стене, чтобы Заградка не заметила гримасы отвращения на его лице.
— Мухи, графиня, могут появиться только от свежего трупа. Уж через несколько недель тело лежащего в земле покойника истлевает, — брезгливо выдавил он наконец.
Графиня на несколько минут задумалась, сохраняя совершенную неподвижность. Полностью закоченела.
Потом встала, направилась к дверям и еще раз обернулась:
— Вы это наверное знаете, Флугбайль?
— Это абсолютно точно, ошибиться я не могу...
— Прелестно... Адье, Флугбайль!
— Целую ручку, лю-любезнейшая, — пробормотал императорский лейб-медик.
Шаги старой дамы стихли в каменной прихожей...
Императорский лейб-медик смахнул со лба пот: «Призраки моей жизни прощаются со мной!.. Ужасно! Ужасно! Сплошь безумие и преступления... И это город, которому я отдал свою юность! А я ничего не видел и не слышал... Был слеп и глух...»
Он яростно зазвонил.
— Мои брюки! К дьяволу, почему не несут мои брюки? Пришлось вылезать из постели и в одной рубашке тащиться на лестничную площадку.
Все как вымерло...
— Ладислав! Ладислав!Никакого движения...
«Экономка, кажется, в самом деле сбежала. И Ладислав туда же! Проклятый осел! Могу об заклад побиться, он этого Брабеца уже до смерти забил».
Открыл окно.
На замковой площади ни души.
Смотреть в телескоп не имело смысла: конец трубы был прикрыт крышечкой, а «его превосходительство», разумеется, не мог в полуголом виде выйти на балкон и снять ее.
Но даже невооруженным глазом он видел кишевшие людьми мосты.
«Проклятая глупость! Делать нечего, придется распаковывать чемоданы!»
Лейб-медик рискнул приблизиться к одному из кожаных чудовищ и даже открыть ему пасть, как в свое время благочестивый Андрокл льву; на него хлынул поток галстуков, сапог, перчаток и чулок. Но только не брюк...
Второй саквояж вывернул свою душу в виде смятых резиновых плащей, нашпигованных щетками и гребешками, а потом, как-то опустошенно вздохнув, бессильно опал.
Следующий уже почти переварил свое содержимое с помощью красноватой жидкости, которую самостоятельно сумел извлечь из флаконов с зубным эликсиром.
И вот наконец... Стоило Пингвину положить руку на замок одного из коробов, импозантная наружность которого вселяла некоторую надежду, как в его брюхе и в самом деле что-то ободряюще застрекотало... Уверенный, что это глас судьбы, лейб-медик приступил к раскопкам, — однако уже через несколько минут, к его великому разочарованию, выяснилось, что это взывал о спасении неуклюжий, впавший в старческий маразм будильник, заживо погребенный в тесных объятиях бесчисленных подушечек и влажных полотенец; теперь, восстав из мертвых, он, видимо окончательно спятив, вдруг ни с того ни
с сего жизнерадостно, как жаворонок,, запел свой трескучий утренний гимн.
Комната стала вскоре походить на арену ведьмовского шабаша, как при инвентарной описи у Титца или Вертхайма.
С крошечного островка, затерявшегося среди вулканических нагромождений, Пингвин, вытянув шею, оглядывал свои новые владения...
Гневными очами взирал он
