Ты должен меня выслушать. Никто не придет. Никто не может прийти. Я два часа ожидала внизу, пока не убедилась, что в замке никого нет. А если б кто и пришел, я бы скорее выбросилась из окна, чем опозорила тебя своим присутствием.
Все это она выпалила одним духом, задыхаясь от возбуждения.
Мгновение императорский лейб-медик колебался. В нем боролись сочувствие и ставший привычкой страх за доброе имя Флугбайлей, веками сохранявших свою репутацию незапятнанной.
Наконец в нем восстала, как нечто почти инородное, какая-то независимая, самоуверенная гордость.
«Куда ни взгляни — слабоумные болваны, пьяные кутилы, неверные слуги, продувные трактирщики, сволочи-вымогатели и мужеубийцы, так почему же я не могу по-христиански принять отверженную, которая на дне отчаяния и нищеты целует мой портрет, находя в этом хоть какую-то тень утешения!»
Улыбнувшись, он протянул руку Богемской Лизе:
— Садись, Лизинка! Устраивайся поудобней. Успокойся и не плачь. Ведь я рад! Действительно! От всего сердца! И вообще, теперь все будет по-иному. Я больше не могу видеть, как ты голодаешь и гибнешь в нужде. И какое мне дело до других!
— Флугбайль! Тадеуш, Тад... Тадеуш! — вскрикнула старуха и зажала уши. — Не говори так, Тадеуш! Не своди меня с ума. Безумие шествует по улицам. Средь бела дня. Оно уже охватило всех. Но не меня. Будем держаться вместе, Тадеуш! Сейчасмне необходимо сохранять ясный рассудок. Речь идет о жизни и смерти. Ты должен... должен бежать! Сегодня. Сейчас же! — Она прислушалась к доносившимся с площади звукам. — Тыслышишь это? Они идут! Живо! Прячься! Слышишь барабанный бой? Вот! И снова! Жижка! Ян Жижка из Троцнова! Зрцадло! Дьявол! Он закололся... И они содрали с него кожу... У меня! В моей комнате! Он так хотел. И натянули на барабан... Это сделал дубильщик Гавлик... Он идет впереди и бьет в барабан. Разверзлись адские врата. Канавы снова наполнились кровью. Борживой — король! Отакар Борживой!.. — Простирая руки, она застыла, словно видела сквозь стены. — Ониубьют тебя, Тадеуш!.. Дворянство уже бежало. Сегодня ночью... Неужели все тебя забыли? Эти изверги вырезают всех, в чьих жилах течет дворянская кровь. Я видела одного. Ставна колени, он пил струившуюся в канаве алую влагу... Кровопийцы!.. Слышишь?.. Вот! Вот! Прибыли солдаты! Солда...
И она рухнула в беспамятстве.
Флугбайль поднял ее и уложил на ворох одежды. Ужас охватил его.
Старуха тут же пришла в себя.
— Барабан из человеческой кожи! Спрячься, Тадеуш, ты не должен погибнуть! Спрячься...
Он прикрыл ей ладонью рот:
— Тебе лучше сейчас помолчать, Лизинка! Слышишь? Делай, что я скажу. Ты же знаешь, я врач и лучше тебя разбираюсь, что к чему. Я принесу вина и чего-нибудь поесть. — Он огляделся. — Господи, мне бы только брюки! Это сейчас пройдет. У тебя в голове помутилось от голода, Лизинка!
Старуха вырывалась и, сжимая кулаки, заставила себя говорить как можно спокойнее:
— Нет, Тадеуш, это у тебя помутилось в голове. Я не сумасшедшая. Все сказанное мною — правда. До последнего слова. Конечно, они пока внизу, на Вальдштейнской площади; люди в страхе бросают из окон мебель, пытаясь преградить им путь.Кое-кто из преданных своим господам смельчаков оказывает сопротивление, строит баррикады; ими предводительствует Молла Осман, татарин принца Рогана. Но в любой момент Градчаны могут взлететь на воздух: бунтовщики все заминировали. Я это знаю от рабочих.
По старой профессиональной привычке он пощупал ее лоб.
«Надо же, чистый платок надела, — отметил про себя. — Бог мой, даже голову вымыла».
Поняв, что он все еще принимает ее слова за лихорадочный бред, она задумалась — во что бы то ни стало надо заставить его поверить.
— Способен ты хоть одну минуту выслушать меня серьезно, Тадеуш? Я сюда пришла, чтобы предупредить тебя. Ты должен сейчас же бежать! Каким угодно способом. Появление их здесь, наверху, на Градской площади, — вопрос лишь нескольких часов. Прежде всего они собираются разграбить сокровищницу и собор. Ни единой секунды ты не можешь быть больше уверен, что останешься жив, понимаешь ты это?
— Ну успокойся, Лизинка, — твердил в полном смятении императорский лейб-медик. — Самое большее через час войска будут здесь. Что ты! В наше время такое сумасбродство? Ну хорошо, хорошо, я верю, может быть, там внизу — в «свете», в Праге — действительно все так плохо. Но здесь-то, наверху, где есть казармы!
— Казармы? Да! Только пустые. Я тоже знаю, Тадеуш, что солдаты придут, но явятся они только завтра, если не послезавтра или даже на следующей неделе; и тогда будет слишком поздно. Я тебе еще раз повторяю, Тадеуш, поверь мне, Градчаны покоятся на динамите. Первая пулеметная очередь — и все взлетит на воздух.
— Ну хорошо. Пусть так. Но что же я должен делать? — простонал лейб-медик. — Ты же видишь, на мне даже брюк нет.
— Ну так надень их!
— Но я не могу найти ключ, — взвыл Пингвин, злобно глядя на саксонскую каналью, — а эта сволочь экономка как сквозь землю провалилась!
— Да ведь у тебя на шее болтается какой-то ключ — может быть, это он?
— Ключ? У меня? На шее? — схватившись за горло, залепетал господин императорский лейб-медик, потом испустил радостный вопль и с ловкостью кенгуру сиганул через жилетную гору...
Спустя несколько минут он, как дитя лучась от счастья, в сюртуке, брюках и сапогах восседал на вершине крахмально-рубашечного глетчера — vis-a-vis с Богемской Лизой на другом холме, а между ними, где-то далеко внизу, вилась по направлению к печке цветная лента из галстуков.
Беспокойство вновь овладело старухой:
— Там кто-то идет. Разве ты не слышишь, Тадеуш?
— Это Ладислав, — равнодушно ответил Пингвин. Теперь, когда он снова обрел свои брюки, для него не существовало страха и нерешительности.
— Тогда я должна идти, Тадеуш. Что, если он нас увидит наедине! Тадеуш, ради Бога, не откладывай. Смерть у порога. Я... я хочу тебе еще... — и, достав из кармана какой-то бумажный пакетик, она снова быстро спрятала его, — нет, я... я не могу...
Слезы вдруг хлынули у нее из глаз. Она бросилась было к окну, но господин императорский лейб-медик нежно усадил ее на холм.
— Нет, Лизинка, так просто ты от меня не уйдешь. Не хнычь и не брыкайся, теперь я буду говорить.
— Но ведь каждую секунду может войти Ладислав, да и... ты должен бежать... Должен! Динами...
— Спокойствие, Лизинка! Во-первых, пусть для тебя будет совершенно безразлично, войдет сюда этот болван Ладислав или нет; а во-вторых, динамит
