– Никак нет. Не прибывали-с!
– Странно… У них запас должен быть по времени… Скорость больше, да и лететь должны прямиком.
– Прикажите «Вечную память» батюшке заказать?
– Типун тебе на язык! Здоровенный типунище такой. До утра доживем – тогда и заупокойную…
Затем не то обедали, не то уже ужинали. Делали это в тишине, не повышая голоса, словно на поминках. Повода для веселья особо и не было.
Неясно было, справилась ли команда дирижабля с заданием, насколько серьезно повреждены миноносцы. Следовало ждать подтверждения от разведки. Зато два офицера авиаотряда пропали без вести.
Затем разошлись по летному полю. Выглядывали: не появятся ли на востоке русские аэропланы.
Устав ждать, расходились по палаткам отдыхать. День выдался долгим, тяжелым…
Сабуров же не спешил писать рапорт: если станет известно, что за линией фронта пропал Данилин – неприятностей не обобраться.
И уже в сумерках над летным полем раздался ровный рокот двигателя.
Сидя в палатке по стуку двигателя Сабуров определил:
– «Руссо-Балт»… Андрюха!..
Выскочил наружу – и действительно, со стороны реки на посадку заходил «Сикорский» Данилина.
Аппарат коснулся летного поля, покатился по нему… Доехал прямо к палаткам. Пилот отстегнул ремни, устало выпрыгнул из кабины.
– Андрюха?.. – крикнул кто-то. – Жив?.. А мы-то и не ждали уже! Как ты?
– Есть хочу – невообразимо! – улыбнулся Андрей. – Давайте украдем у казаков лошадь, зажарим ее и съедим. А если что, свалим на цыган.
– Андрюха! Где ты так долго шлялся?..
– С курса сбился, едва дотянул до линии фронта. Сел на картофельное поле – так свои же и обстреляли. Пока нашел газолин, пока заправился… Взлетел… И тут вспомнил, что забыл на земле перекусить. Ну не возвращаться же из-за такого пустяка назад?..
– А где Брусин?..
Андрей мгновенно стал серьезней, серее лицом.
– Погиб…
– А может…
– Никаких «может». Разбился вдребезги…
И вдруг посмурнел, словно сбили его самого.
…Но печаль не затянулась. Как водится за плохим следом шло хорошее.
Когда дирижабль еще висел в небе над Данцигом, в авиаотряд пришла полевая почта. В письме к своему мужу Аленка сообщала, среди прочего, ждет ребенка.
Результаты
Скрыть налет не было никакой возможности. От взрыва во всем городе вылетели стекла даже в будильниках. Кареты скорой помощи равозили раненых по больницам до поздних сумерек. И в течение недели на кладбищах появился целый квартал с новыми могилами.
В городе имелись журналисты, просто обыватели из других, нейтральных стран. И очень скоро газеты всех стран пестрели заголовками вроде: «Избиение в Данциге» и «Рейд русского воздушного флота».
Немецкие же газеты писали о варварском терроризме и твердили про неотвратимость возмездия. Впрочем, признавали потерю транспорта, двух миноносцев и повреждение еще двух судов. Писали о сбитом русском авиаторе, похороненном со всеми почестями. Упоминали и о сбитом Данилиным «Шукерте».
Вышла целая серия патриотических открыток «Налет дирижабля «Генерал-адьютант Скобелев» под командованием капитана первого ранга Сабурова на Данциг».
На целых трех открытках был изображен «Сикорский» Данилина: вот он вылетает из-под чрева дирижабля, вот – сбивает германский аппарат, вот, наконец, пролетает над линией фронта. Последняя была, пожалуй, самой фантастичной: на ней германцы палили по аппарату, а русские солдаты самолет штабс-капитана приветствовали, подбрасывая фуражки. Разумеется, все это было неправдой: пролет «Сикорского» над позициями войск обошелся без стрельбы. Данилин вел машину очень низко, поэтому аппарат, вылетевший из-за леса, стал для солдат полной неожиданностью.
И Сабурову, и Данилину приходили целые мешки писем. Андрей находи в них щедро надушенные листки писчей бумаги, часто – фотокарточки, на которых корреспондентки были изображены во фривольных нарядах и позах.
Прочтя по диагонали, Андрей отдавал письма Сабурову.
Тот же подходил к делу серьезней. Он отвечал часто и за Данилина, украшал стены своей палатки фотокарточками, имел целую карту, на которой отмечал местожительство корреспонденток.
И, очутившись с оказией в том или ином городе, наносил даме визит.
***
По причине знаменитого рейда поступил приказ: «Скобелеву» вместе со всем экипажем, участвовавшем в налете, идти в Гатчину.
Сабуров велел снять с подвесок аэропланы, и приказал драить палубы, начищать до блеска все, что могло блестеть по определению. Наведение порядка продолжалось, даже когда дирижабль был в воздухе.
Затем спешно гладили мундиры. И к месту прибыли в полном порядке, в чистоте.
Дирижабль пришвартовался к мачте, Андрей сошел на землю, отдал рапорт встречающему дирижабль начальнику летной школы – бессменному и незаменимому Александру Матвеевичу.
Кованько улыбнулся, узнав в офицере своего выпускника:
– Как долетели, Андрей Михайлович?..
– Великолепно! «Скобелев» на ходу – идет мягче «пулльмана».
– И то хорошо… С прибытием вас.
…У поля Андрея ждала жена. Днем раньше Андрей отбил ей телеграмму, вызывая Алену в Гатчину, впрочем, подозревая, что сообщение затеряется. Потому собирался по прибытию отправить еще одну депешу.
Однако вопреки, а может даже благодаря околовоенной суете, телеграмма была доставлена в срок. Аленка прибыла в Гатчину раньше своего мужа и даже успела снять комнатенку где-то на окраине.
Впрочем, Гатчина городком была совсем небольшим и почти вся являлась окраиной. Андрей попросил у Сабурова увольнение. Капитан дирижабля его легко разрешил. Лишь попросил:
– Будьте завтра утром к семи. А лучше – к пол-седьмого.
Около аэродрома дежурили извозчики, чувствующие в прилетевшем аппарате возможность подзаработать.
Пока ехали, Аленка обронила:
– Это, конечно, тайно, но завтра вас будет награждать сам император.
– А ты откуда знаешь?..
– Город стал синим от жандармских мундиров…
– Может, будет шеф Военно-Воздушного флота… Великий князь Александр Михайлович…
– Вот не думаю. Из-за троюродного брата Государя столько бы людей не топтали бы этот городишко.
В снятом доме его ждал еще один сюрприз: Аленка приехала не сама, привезла с собой сына. Отправляясь на аэродром, спящего Фрола будить не стала, оставила его на попеченье хозяйки.
И теперь Фрол занимался тем, что пытался дрессировать гатчинских гусей. Он объяснял им что-то, но те хоть и смотрели на мальчика со вниманием, команды выполнять категорически не хотела.
Но скрипнула калитка, пропуская сперва Аленку, затем Андрея.
Гуси были забыты. Фрол бросился со всех ног, повис на шее у отца.
– Экий ты тяжелый! Вырос-то как! Что ты с гусями творил-то?.. Воспитывал?
– Дрессировал! – отвечал Фрол. – Я им рассказал, что мой папка летает куда лучше, чем они… Я хотел, чтоб они строем сперва ходили, потом летали… Чтоб можно было из них повозку сделать воздушную! Я хочу, как ты летать!
– Подожди, вырастишь – полетишь.
Потом обедали.
– Как там на фронте?.. – интересовалась хозяйка. – Верно, страшно, грязно?..
– Да я как-то и не замечаю. Я в воздухе все больше. Грязь-то на земле остается… – попытался отшутиться Андрей.
Хозяйка кивнула: аэропланами местных жителей удивить было трудно. Редкий день обходился без того, чтоб над огородами не проносился самолет.
– Летаете, значит… Наверное, страшно. Того глядишь и собьют!
– Да как же меня сбить? Небо вон смотрите какое большое, а самолет у меня махонький. Ну как же в меня попасть?..
В ответ хозяйка охала: аварии в летной школе были нередки, об этом знали все.
Но за столом сидел ребенок, его не хотелось пугать. И хозяйка удалилась по своим делам.
Андрей во все глаза смотрел на свою жену: они были женаты уже шесть лет, знал он ее вовсе сколько помнил себя. А вот все равно не мог ее налюбоваться…
– Что такое, Андрюша?.. – спросила Алена, поймав его взгляд.
– Запасаюсь красотой…
– …впрок… – закончила жена. – Я это уже слышала… Тебе хлеб намазать маслом? Кофе ты все так же пьешь черный?
– Ну вот еще! Я тебе про любовь, про красоту. А ты про кофе да масло! Обидно даже…
– Не обижайся, милый друг. Только ты мне не только любимый, но и муж… А муж должен быть сыт…
После обеда гуляли по городку: Данилин заметил не только жандармов, но и скользких типов в гражданском. Поцеловал жену в щечку, сообщил, что она, вероятно, права.
Подумалось: не следует ли вернуться на аэродром, сообщить Сабурову. Но вряд ли Кованько был не в курсе.
Поэтому гуляли далее. Зашли в фотографическое ателье: сделали портрет на память. Андрей про себя улыбался: он знал, что на фото они на самом деле не втроем, а вчетвером.
