нет желания здесь работать.
– Понимаю, – сочувственно кивал Мухин. – Весьма прискорбный случай.
По пути из института Тальберг навестил в больнице Саню. Тот лежал вполне бодрый и читал книгу с полностью стертой, но смутно знакомой коричневой обложкой. Видимо, что-то приключенческое для юношеского возраста.
– Чем думаешь дальше заниматься?
– В вуз хочу поступать, – Саня отчего-то смутился. – На заочное отделение, потому что работать надо, чтобы прожить. Лера в школу идет в этом году.
– Где учиться планируешь?
Адуев ответил.
– Какое совпадение, – Тальберг изобразил удивление. – Оля туда же поступать собралась, но на другой факультет.
Саня залился краской.
– Понимаю, счастливый случай. Страна у нас тесная, вузов мало.
Замечание осталось без ответа.
– В НИИ вернешься?
– Не знаю. Раздумываю, но пока без вариантов. К Краю мне теперь приближаться нельзя – врачи запретили.
– А приезжай ко мне ассистентом в институт высокопрочных материй, – предложил Тальберг.
Адуев обещал подумать.
– Как самочувствие?
– Нормально. До свадьбы заживет, – ответил Саня и уточнил: – Через месяц Устрицина замуж за Моржова выходит.
Уже уходя, Тальберг снова посмотрел на книгу и вспомнил название – Эмилио Сальгари, «Смертельные враги». Она стояла на полке у него дома с той поры, как прочитал ее в девятом классе. Но из-за суперобложки не сразу узнал.
– Книгу Ольга принесла? – спросил он.
Саня кивнул и сказал, оправдываясь:
– Чушь для школьников, но тут нечем заняться.
– Ты бы лучше учебники попросил, чтобы к вступительным экзаменам готовиться.
– Я и попросил. Сегодня обещала принести. Тесты совсем несложные, я без подготовки могу все задачи решить.
Тальберг что-то вспомнил и снова заглянул в палату.
– Слушай. Хотел поблагодарить за чучело зайца, – сказал он. – Оно так помогло, нет слов, чтоб описать.
– Да не за что, – ответил Саня в легком недоумении.
Через два дня позвонили из НИИ Края и попросили прийти, чтобы оформить бумаги для расчета.
Когда Тальберг находился в отделе кадров и писал заявление на имя Мухина с просьбой уволить по собственному желанию, зашел охранник:
– Вот вы где, – обрадовался он. – Пройдите с нами, пожалуйста.
– Но я еще не дописал.
– Подождет. Безуглый ждет.
Тальберг отложил листок, на котором успел написать «И. о. директора Лоскутовского НИИ Края Мухину П. В.» и поплелся следом за охранником. Он склонялся к мысли, что это, скорее всего, связано с производством платоновки. Впрочем, жизнь непредсказуема – может быть, они и на самого Тальберга что-то накопали.
Безуглый дружелюбно поприветствовал его, словно старого приятеля.
– Добрый день. Говорят, увольняешься?
– Да, решил сменить работу, а заодно и место жительства.
– Понимаю, в НИИ сейчас непросто. Столько несчастных случаев.
– Слишком, – согласился Тальберг. – Я привык к более спокойной обстановке, она лучше способствует творчеству.
– Кстати, об этом я и хочу поговорить, – Безуглый стал серьезным. – Точнее, я тебя сюда пригласил по двум причинам.
– Одна – никакая, другая – плохая? – предположил Тальберг.
– В каком-то роде. Сначала подпиши соглашение о неразглашении информации, связанной с твоей научной деятельностью, – Безуглый приободряюще кивнул: – Обязательная стандартная процедура при увольнении.
Тальберг прочитал заявление, представляющее собой листок с заранее подготовленной формой и пропусками в местах, где требовалось вписать фамилию-имя-отчество, расписаться и поставить дату. Текст вместо привычного словоблудия излагался ясным недвусмысленным языком, от простоты которого пришел бы в ужас любой юрист – как можно называть вещи своими именами?
Внимательно просмотрел список запретов и наказаний за каждое нарушение. Подобную бумажку он подписывал при устройстве на работу, с той лишь разницей, что пятнадцать лет назад он не имел информации для разглашения, а теперь знал предостаточно.
Он дочитал и подписал. Безуглый взял заявление и положил в папочку:
– С половиной дела покончили.
– Это было хорошее или плохое?
– Никакое, – ответил Валентин Денисович и из другой папки достал тетрадь, в которой с одного быстрого взгляда узнавался дневник Карла.
– Как он у тебя оказался?
– С господином Шмидтом возникли большие проблемы, – Безуглый нахмурился.
– Если вы думаете, что он шпион, могу тебя заверить, это не так, – поспешил сказать Тальберг. – Он исключительно увлечен наукой. Во всяком случае, за время, сколько его знаю, он показался мне порядочным человеком…
– Проблема куда серьезней.
Безуглый положил тетрадь на стол перед Тальбергом, который опустил взгляд и заметил бумажный уголок, выпачканный во что-то ярко-красное. «Кровь», догадался с ужасом. Поверх обложки по диагонали той же самой перьевой ручкой пролегла надпись «für Thalberg».
– Где Карл? – спросил он, предчувствуя, что ответ ему не понравится.
– Вот и плохая новость, – вздохнул Безуглый. – Мистер Шмидт утром был найден мертвым на рабочем месте. Он лежал лицом на тетради, на которой перед смертью написал твое имя, поэтому тебя и вызвали. Может, ты нам поможешь разобраться.
Мозг отказывался принимать такую информацию. Как же, буквально на прошлой неделе Карл брил его опасной бритвой, а позавчера Тальберг помогал ему упаковывать вещи в ящики. Шмидт делился планами на будущее, оставил адрес и предложил приехать в гости.
«И домой не успел», подумал с горечью, а вслух спросил:
– Умер-то он отчего?
– Неизвестно, вероятно, несчастный случай, криминалисты разберутся, – пожал плечами Безуглый. – У него ртом и носом шла кровь – я, по секрету сказать, столько кровищи еще не видел за один раз.
Тальберг взял тетрадь и перелистал. Естественно, Шмидт вел записи на своем языке.
Безуглый выжидательно посмотрел на него, словно надеялся, что тот даст ему ответы на все вопросы.
– Тут не по-нашему…
– Я-то заметил, но твой дедушка вроде бы переселился из…
– Да, знаю, – перебил Тальберг. – Я в далеком детстве говорить умел на уровне неуча-первоклассника.
– Хотя бы попробуй, – попросил Безуглый. – Это как велосипед. Сначала тяжело, а потом ноги вспомнят.
– Сам-то сколько языков знаешь?
– Один, – Валентин Денисович ничуть не смутился.
– «Как на велосипеде, ноги вспомнят», – передразнил Тальберг. – Тут ноги не помогут. У Шмидта здесь сплошная терминология, а я в герпетологии и на родном языке-то не силен.
– Места про змей можно опустить, – предложил Безуглый.
– Боюсь, там про одних змей и будет.
– Вряд ли он написал бы твою фамилию, если бы писал только о герпетологии.
– Есть же профессиональные переводчики…
– Конечно, – согласился Безуглый, – но разве тебе не любопытно прочитать лично, ведь зачем-то Шмидт тебя упомянул.
Тальберг сходил в пустую лабораторию, где взял с полки самый большой словарь из имевшихся.
– Готов, – объявил он, вернувшись. – Давай тетрадь.
Он пролистал до последних заполненных страниц и заметил множество мелких записей за сутки до смерти. Причем ближе к концу дневника буквы становились неуклюжими и кривыми, поэтому превращался в неудобоваримую кашу, но к счастью, Безуглый оказался прав – Тальберг быстро втянулся и легко вспоминал значения слов, а когда не знал, догадывался из контекста.
Он читал вслух по одному предложению, а Валентин Денисович делал пометки.
«…Чем дольше наблюдаю за людьми, тем больше замечаю холодность, отчужденность, зависть. Трудно передать ощущения, когда ты общаешься с ними. Они кажутся добрыми, учтивыми. Не все, но большинство. Но при этом тебя никогда не оставляет чувство, что находишься в состоянии постоянной угрозы. Словно сквозь маску доброжелательства проглядывает хищная внутренняя натура, ждущая твоей оплошности и падения, чтобы всласть потоптаться по лежащему на полу телу, мешая тебе подняться
