15.
Карты наши, выпуска и… их с местностью, скажу вам, дело мудреное. В жизненных отношениях между людьми я по молодости тогда разбирался плохо. Стоял всегда за правду, искал во всем истину. А вот карты и местность я знал и читал хорошо. Раньше мне никогда не приходилось ходить по замерзшему руслу. Я не знал, что на поверхности льда, под толстым слоем снега, может появиться и скапливаться вода. Она может затопить сравнительно, большое пространство. Она не сразу, когда идёшь, выступает в следах. Вот почему вся рота незаметно зашла на залитое водой пространство. Снег был глубокий. Мы не сразу заметили воду в ногах. Обнаружили мы когда она захлюпала в портянках и с валенок побежали ручьи. Обморожение ног у целой роты! – мелькнуло в голове. И я, не раздумывая, повернул солдат обратно. Мы быстро дошли до леса. Зашли в его глубину, так чтобы не видно было огня м я велел развести небольшие костры.
– Выжимайте портянки, сушите их над oгнем натирайте ими внутри свои валенки!
– И держите над огнем мокрые валенки подальше. Мокрые валенки быстро не высушишь. Свеpху подсушишь, а внутри горячо и сыро. Несколько человек, которые шли сзади, в воду по своей лени не попали. Ноги у них были сухие. Я послал в батальон двоих доложить о случившемся. Остальные сидели у костров сушили валенки и грели голые пятки. Ноги… к огню и шевелили грязными пальцами. (Под ногами у каждого лежала куча сухого валежника). От мокрых портянок и валенок валил белый пар, застилая солдатские лица и разнося противный (удушливый) запах в лесу. Некоторые, что были пошустрей, набивали…Пока рота пускала пары и гоняла чаи, комбат пустил вперед другую стрелковую роту. Полк на ходу получил пополнение. В батальоне теперь было две стрелковые роты. Наша, считай, получила передышку на целые сутки. На рассвете следующего дня мы должны были пойти на деревню.
Без потерь её не взять – подумал я, переворачивая валенок. Если бы не вода, лежать бы нам сейчас под той деревней. Утро наступило как-то сразу. Из роты, что ушла вместо нас вперед, появились первые раненные. К вечеру зa мной прислали связного, меня вызывали в батальон. При встрече комбат, конечно, высказал своё неудовольствие и велел, как он выразился, непромокаемому… немедленно на исходное положение вперед.
16.
– Атаку четвертой роты немцы отбили! – добавил он – о потерях, что они были большие он ничего не сказал. Не хотел, чтобы я был в курсе дела.
– Ты со своими выходишь на опушку леса и занимаешь исходное положение! Телефонную связь тебе дадим!
«Каждый умирает в одиночку!»
Здесь, в непосредственной близи от деревни, костров не разведешь. Хотя солдаты не все как следует подсушили, но что сделаешь, приказ есть приказ, нужно ложиться в снег. На теле досохнет! Впереди нас, на снегу в открытом поле лежат раненые и убитые четвертой стрелковой роты, которую вместо нас послали на деревню. Одни будут ждать темноты, другие останутся здесь до весны. Мои сол паты довольны, что на марше залезли в воду и промочили ноги (штаны, валенки, до колен). Зато пока живой! Один день да наш (это большое дело).
– Вот так бы каждый день! – услышал я разговор среди моих солдат.
– Пусть посылают! Мы хоть по горло в воду! А потом подальше в лес, шмутки сушить!
– А вон Ленька и Егор остались сухие! Им море по колен!
– Чего по колен? Они как доходяги, всегда сзади топают! Ночь прошла без стрельбы. Часть раненых успела низиной выбраться к Утром как обычно заработали немецкие батареи. Немец взметал в небо снежные сугробы, облака снега и дыма летели вверх от замерзшей земли. Сюда на опушку леса снаряды не долетали. Они рвали остатки роты, которая лежала впереди. По разрыву снарядов и по звуку немецких пулеметов можно было представить, что творилось на передке (впереди). Немцы не выдерживали, когда русские подползали слишком близко. Они начинали нервничать, торопиться, метаться по деревне. А сейчас, прислушиваясь к разрывам и спокойному рокоту их пулеметов, было похоже, что живых солдат, лежащих впереди не осталось. Видно очень нужна была эта деревня и нашим и немцам. Одни не жалели стволов и снарядов, другие не считали и не жалели своих солдат. А что сделаешь, если на то категорический приказ из штаба дивизии или еще даже с самого верха. Взять деревню любой ценой. А с одними винтовками не всегда получается. Но вот и на опушку леса, где мы лежим, немцы бросили первый снаряд. Он пролетел над головой и глухо ударил сзади между деревьев. Второй при подлете затих и через секунду рванулся рядом. На душе кошки скребут, когда их пускают по одному. Вот завыл третий. Твой он или пронесет? Лучше бы бросили сразу десяток и заткнули стволы. А эти одиночные, как бритвой по горлу! Резанёт или нет? Мы лежим метрах в ста позади наступавшей роты, дым и гарь разрывов сдувает на нас. Да ещё эти одиночные, как серпом по мягкому месту.
17.
Хотя, если подумать, нам лучше чем им. К полудню небо нахмурилось. В лесу потемнело. Казалось, что зимний день уже близится к концу. И вот тяжелые хлопья снега стремительно понеслись сплошной пеленой к земле. Стрельба с немецкой стороны прекратилась. Немцы зачехлили свои стволы. Используя затишье, к опушке леса побежали раненые, ползком подались тяжёлые, доложить по телефону явились связные:
– Командир роты жив?- спросил я связных.
– Жив! Там с ним человек десять живых осталось!
Я позвонил в батальон, доложил комбату обстановку и пролил прислать санитаров с волокушами для отправку в тыл тяжело раненых, На следующий день, собрав остатки рот, их снова пустили, рассчитывая под снежную завесу малыми силами ворваться в деревню. Но новый мощный налет похоронил в снегу небольшую отважную группу. Живой цели перед немцами не было, они прекратили стрельбу. Деревню нахрапом не возьмёшь! Штабные запросили передышки. В батальоне практически осталась опять одна стрелковая рота. Пушка и два станковых пулемёта из батальона куда-то исчезли, а с одними винтовками на деревне в открытую не пойдёшь. В этом только что убедились. А снег всё валил и валил, укрывая изорванную чёрными плешинами землю. За несколько дней навалило целые сугробы. Ночью по телефону я получил приказ перейти к обороне. Солдаты обтоптали снег вокруг себя и залегли за стволы деревьев на самой опушке леса. Ночью из штаба не звонили.
"Смерть телефониста"
Утром, когда рассвело, телефонист окликнул меня
– Товарищ лейтенант! Вас вызывают к телефону! Телефонист сидел на поваленной берёзе, привалившись спиной к стволу толстой ели. Я подошел к нему и протянул руку за трубкой. Он поднял на меня сбои глаза и подал мне телефонную трубку. Рука его с трубкой застыла, издержалась на мгновение в воздухе. Я взялся за трубку и легонько потянул ее на себя, а пальцы телефониста почему-то не разжимались. Я поглядел на парнишку и хотел было сказать:
– "Давай трубку! Чего держишь её?”
Но готовая фраза оборвалась у меня на полуслове. Комок подкатил к горлу. Я проглотил слюну и увидел. На белом лбу у паренька появилось маленькое розовое пятнышко, совсем меньше копейки. Пятнышко быстро покраснело и налилось алой кровью.
18.
Кровь в виде тонкой струйки поползла к его бровям и переносице. Глаза телефониста по-прежнему смотрела на меня. У меня мелькнула мысль. Как пуля могла прилететь со стороны немцев, если я своим телом прикрываю, солдата с той стороны. Откуда она взялась? Пуля прилетела неслышно! Ни щелчка! Ни малейшего звука! Только красное пятнышко появилось на солдатском лбу! Рука телефониста упала и коснулась, снега. Трубка телефона вывалилась у него из руки. А глаза чистые, как живые, с грустью и тоской продолжали смотреть на меня. Солдаты, стоявшие рядом,… и оцепенели увидев ручеёк алой крови сбегавший по его лицу. Тонкая строка сбегала к переносице, обошла вокруг губ и остановилась на подбородке. Здесь она задержалась и крупными каплями стала падать на шершавую шинель и в раскрытую ладонь руки. Он ронял капли крови, и даже мертвый собирал в горстку по капельке свою кровь. Глаза его были устремлены на меня, как на живого.свидетеля этого последнего мгновения. Так исчезла ещё одна жизнь. Он отдал её за Родину без вздоха и сожаления. Прошло несколько томительных минут, пока один из солдат не обратил внимание на дребезжащий телефон. Солдат поднял трубку с земли, приложил её к уху и обратился ко мне.
– Вас товарищ лейтенант!
Я махнул рукой. Мне било не до трубки. Я пошевелился, повел в стороны плечами поднял локти вверх, подвигал туда-сюда спиной. Боли нигде не было. Нигде не болит? – спросили солдаты. Пуля не должна пролететь мимо меня! Ну-ка посмотри! На спине,в полушубке вырванный клок меха есть? Солдаты осмотрели полушубок со спины. Они поковыряли пальцами в старых дырах. Так не больно? А так? Нет, не болит! Ну-ка раздевайтесь, товарищ лейтенант! Будем под полушубком искать а то в стой шерсти ни черта не видно! Пуля, она когда насквозь, ее сразу не учуешь. Потом заболит! А ты откуда, знаешь? Старики говорили! Я снял портупею, скинул полушубок и почувствовал, как холодная струйка побежала у меня по спине.
