Мы лежим на немецком блиндаже, – подумал я. Небольшой бугор снега, это блиндаж. А край бугра, это торцы бревен или сами накаты. Снегу навалило много. Печная железная труба где-то внизу. А вот, где у блиндажа выход, из-за снежного бугра не видно. День уже кончался. Серые сумерки ночи стали незаметно ползти по земле. Я знаком подозвал к себе ординарца. Оттянув ему капюшон маскхалата и клапан папки шепотом сказал: – Приготовь гранату! Я буду откапывать снег до трубы. Как докопаю, выдернешь чеку из гранаты и спустишь ее в трубу! Все ясно? Надев варежку, я стал рукой разгребать снег вокруг отверстия. Расширив воронку и углубив её, я скинул варежку и опустил руку вниз. Пальцами я нащупал что-то холодное и твердое. Я осторожно подался вперёд, вытянул шею и посмотрел на дно воронки. Внизу на дне воронки было человеческое лицо. Под снежным бугром лежал раненный русский солдат. Мы очистили сиу голову и лицо от снега. Он лежал без памяти, но живой и дышал. Это был не дым, как мне показалось в начале, это был легкий белый пар, который выходил у него из ноздрей (при выдохе солдата). Работу по очистке его тела мы проделали в несколько этапов. Когда мы добрались до поясного ремня, на бёдрах и ногах осталось немного снега. Когда весь снег с солдата был убран, мы увидели, что он ранен в обе ноги. Кровь мелкими пятнами успела просочиться сквозь ватные штаны. Ноги солдату побило осколками. Солдат лежал с закрытыми глазами. Посмотришь на него, он как будто забывшись и устав, спит непробудным и глубоким сном. Холод и снег сковали его раны и остановили кровотечение. 23. Видно он потерял не так много крови, чтобы под снегом угаснуть совсем. А говорят на ветру человек, засыпая, замерзает мгновенно. Снег припорошил его, укрыл от переохлаждения и мороза, вот он и остался живой. Он лежал на спине и над ним за эти дни насыпало целую кучу снега. Ровное дыхание образовало отверстие в снегу. Мы приняли его за немецкую печную трубу. Пока мы возились с раненым, ночь навалилась совсем. Я велел ординарцу отправиться в роту. Из роты возьмешь с собой четырёх толковых ребят, санитарную волокушу и катушку телефонного провода! Я до твоего возвращения останусь здесь. Оставь мне гранаты и свой автомат! Вернёшься назад, солдат сюда не води! Оставь их с катушкой в лощине. Волокушу и конец телефонного провода сам дотащишь сюда! Давай быстро! И действуй осторожно! Немцы не должны нас здесь заметить! Ординарец как тень скользнул по снегу и исчез. Прошло часа два, когда я сзади услышал его сопение. На последнем отрезке пути он ползком подбирался по нашим следам. Мы отгребли снег из0под раненого солдата, подтолкнули край волокуши ему под бок и осторожно перевалили. Я приготовился прикрыть ему варежкой рот, если oн от боли вдруг закричит или охнет. Но солдат видно был терпеливый, он не вздохнул и даже не пикнул, не застонал. Мы его уложили на волокушу, он был в забытьи. Волокуша оснащена боковыми ремнями. Мы его приторочили к ней. Когда все было готово, за нос волокуши был мы привязан конец телефонного провода, мы пригнулись и тихо пошли вдоль него. Снежное поле было ровное, с небольшим уклоном в нашу сторону, так что тянуть за провод потом будет легко. Спустившись в лощинку, я лёг на спину и развалился на снегу. Полежав и отдохнув немного, я подозвал к себе солдат.
– Вот провод! На том конце волокуша. В ней лежит раненый. Вы будете тянуть за провод, а я выйду на край поля и буду наблюдать.
– Работать спокойно! Провод рывками не дёргать! Если волокуша застрянет, один из вас по моей команде ползет туда.
– Имейте в виду! Немец не должен здесь никого обнаружить! За это отвечаете головой! Вскоре на снегу показался приплюснутый нос волокуши. Раненый покачивался на ходу вместе с ней. Мне важно было убрать раненого солдат с нашего пути, да и долг был перед ним. Мы после воды сушились в лесу, а он пошел вместо нас умирать под деревню.
24.
Когда волокушу скатили вниз, я приказал ординару со строгостью проследить за солдатами, чтобы они без всякого шума с волокушей дошли до леса. Я полагался на него. Он был парень понятливый и толковый.
– Я в роту приду потом! Я полежу, послушаю здесь. Ты их проводи до лесной дороги!
Отвезете раненого в санвзвод! – сказал я солдатам. Я остался лежать в низине. Хотел сам убедиться, что мы не встревожили немцев. Для нас здесь был реальный шанс без шума и без особых потерь ворваться в деревню. Ворвемся! А там что будет! Главное сейчас не наделать шума. Как мне потом доложили, раненого благополучно доставили фельдшеру. Но кто он? Как его фамилия? Я так и не узнал. Война надавила на хребет, позвонить (потом) фельдшеру не было (ни какого) времени. Я ещё раз убедился в мысли, что вместо нас пошли на смерть эти солдаты. Мы обязаны были, обнаружив, спасти его. Утро и короткий день пролетели быстро. Я урывками спал. Меня часто будили. То комбат вызывал к телефону, то во взводе у старшины появились раненные. Завтра с рассветом пойдём, на деревню. Нужно еще успеть проверить снаряжение и оружие у солдат. В мешках у солдат чего только нет. Ходят гремят, как стадо коров пустыми консервными банками. Постучал у одного по мешку на спине.
– Это (для) чего?
– Это? Это где успеть на лучинках согреть водицы! У этого в мешке рядом с пустым котелком горсть мороженной картошки. Они как булыжные камни стучат по котелку.
– У этого две ложки запасные из ляминя, говорит, сам сделал.
– У тебя нет ложки браток? Для своего солдата это можно! Подходи выбирай! Бери, бери любую! Какая на тебя смотрит? Гони горсть табаку! Пару сухарей! Можешь пайку сахару дать в придачу. Если при выходе на деревню, у одного из них чего-нибудь брякнет в мешке, считай погубили все дело и целую роту! Я велел сержанту, который заправлял у нас снабжением, собрать у солдат заплечные мешки. Забрать и сложить, их в ротную повозку!
– Выложить из мешков гранаты и патроны! – приказал я солдатам. Если не проверить, солдат, они на деревню пойдут без запаса патрон и гранат. В роте найдутся такие. Солдаты, правда, сомневались. У них проверят мешки и потрясут барахло. Я при всех объявил:
– Сержант перед ротой головой отвечает! Если кто из солдат потом предъявит претензии! Слову претензии они поверили. Оно пришлось им по душе.
25.
Сержант исполнил всё, как я приказал. Получил на роту чистые маскхалаты. Отобрал у солдат мешки. Я проверил оружие и амуницию (своих солдат) и доложил в батальон, что рота к выходу на деревню готова. Я не стал рассказывать комбату о двух амбарах и сарае. Утром следующего дня, как я и предполагал, всё вышло шито-крыто и гладко. Мы без потерь ворвались в деревню. Немцы, увидев наших солдат между домов, подумали, что мы их обошли с тылу и разбежались в разные стороны. Они несколько минут отстрелись из последних домов (с правого края деревни), но увидев, что мы готовы отрезать им путь, заметались в панике и побежали по снежному полю. И только спустя часа два, когда связисты размотали в деревню телефонную связь, я от комбата получил строгий приказ преследовать отступавшего противника. Над деревней в это время разорвалась два первых немецких снаряда. А кого собственно догонять? Не побежим же мы, как дураки по снежному полю за немцами! Мы пойдём по дороге, и не торопясь. Мы все понимаем. Нас хотят поскорей выставить из этой деревни. Вот так и живём! Деревни берём мы, а спать в ней будут другие! Не справедливо ведь, правда! Я, конечно, пекусь не о себе. Так солдаты думают. Вон послушайте что они говорят!
– Взяли деревню! Она наша! Отдайте ее нам хоть на два дня! Пожалуйста отдыхайте!' Спитя! Чай кипятитя! Картошку варитя! А то ширь! И опять на снег вываливай. Справедливости нету. Штабные, они…, не мы как… У них палатки в лесу имеются, первым делом лезут в избу, где спать потеплей! А мы этого тепла всю зиму не видели. Где уж нам? Опять за немцем гонись!
– Ладно, иди! А то баба на печке приснится! А тебе на неё сейчас смотреть, даже во сне, никак нельзя!
– Давай, давай иди! У нас дела поважней!' Нам нужно за Родину воевать! Энтих на немца с ружьём не пошлёшь. Они в этому не обучены. Они по проволоки привыкли орать. Потом после войны будут заливать, так мол и так, брали деревни (подряд). А в чём ты сомневаешься? Всегда это было так! Одни сидели сзади, другие шли впереди. А вон, говорят, у немцев ротный сидит за три километра от передовой. А наш лейтенант вместе с солдатами под пулями мается. За то мы и берем деревни. А немцы, сам видишь, драпают и бегут.
Ну заговорили! – подумал я. Взяли деревню, теперь до ночи языками будут чесать.
– Не растягивайся! – крикнул я. И солдаты подобрались быстро в кучку.
* * *
Глава 10. Передовая и тыл
??.0?.1983 (правка)
Декабрь 1941
– – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - -
Лютая зима. Повозочный. Ординарец. Ножичек. Мертвые. Обоз.
– – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - -
