Служба началась тотчас же: Баранов и Рылеев, исполняя роль шаферов, держали венцы над Александром и княгиней Долгорукой. Протоиерей повторил три раза торжественную формулу, старательно упоминая каждый раз императорский титул супруга по специальному приказанию царя:
— Обручается раб Божий, благоверный государь император Александр Николаевич с рабой Божией Екатериной Михайловной.
Когда служба была окончена, священник воздержался от обращения к новобрачным с обычным предложением: «Облобызайтесь». Они не поцеловались, не обменялись ни словом и удалились. Молчаливая процессия быстро проследовала обратно подлинным коридорам дворца, ведущим к вестибюлю. Здесь Александр обнял жену и пригласил совершить с ним прогулку в коляске.
Стоял один из тех прекрасных дней, когда северное лето распускается и чаруется мягкостью красок, спокойной лазурью и той особой прелестью, которая в несколько часов искупает всю тоску бесконечной зимы. Коляска въехала в тень высокого леса, соединяющего императорский парк с павловским.
Только тогда Александр прервал молчание. Повернувшись к жене, он сказал:
— Слишком долго пришлось мне ждать этого дня. Четырнадцать лет. Какая пытка. Я не мог дольше выносить ее. Мне казалось все время, что непосильная тяжесть давит мне на сердце.
Внезапно лицо его омрачилось.
— Меня пугает это счастье, — сказал он. — Как бы Бог не отнял его у меня слишком скоро.
После минутного молчания он прибавил, обращаясь к Екатерине Михайловне:
— Если бы мой отец знал тебя, он бы сильно тебя полюбил.
Потом, наклонившись к сыну и жадно глядя на него, государь произнес:
— Гого, дорогой мой, обещай, что ты меня никогда не забудешь.
Ребенок, не понимая, не знал, что ответить. Но отец настаивал, умоляя:
— Обещай мне это, дорогой мой, обещай.
Ребенок повторил вслед за матерью:
— Обещаю, папа.
Смягчившееся лицо императора снова изменилось. Очевидно, какая-то мысль не давала ему покоя.
Вечером этого же дня государь приказал составить брачный акт, копию с которого он засвидетельствовал собственной подписью.
«С подлинным верно: Копия.
Александр.
Царское Село, 18 июля 1880 г.
АКТ
Тысяча восемьсот восьмидесятого года, восемнадцатого июля, в три часа пополудни, в часовне Царскосельского дворца, Его Величество Император Всероссийский Александр Николаевич изволил вторично вступить в законный брак с фрейлиной, княгиней Екатериной Михайловной Долгорукой.
Мы, нижеподписавшиеся, бывшие свидетелями их бракосочетания, составили настоящий акт и подтверждаем его нашими личными подписями.
18 июля 1880 года».
В подлиннике подписи: генерал-адъютант граф Александр Владимирович Адлерберг, генерал-адъютант Эдуард Трофимович Баранов, генерал-адъютант Александр Михайлович Рылеев. Обряд бракосочетания был совершен протоиереем большой церкви Зимнего дворца Ксенофонтом Яковлевичем Никольским.
Одновременно Александр подписал следующий тайный указ:
Вторично вступив в законный брак с княгиней Екатериной Михайловной Долгорукой, мы приказываем присвоить ей имя княгини Юрьевской с титулом «светлейшей». Мы приказываем присвоить то же имя с тем же титулом нашим детям: сыну Георгию, дочерям Ольге и Екатерине, так же как и тем, которые могут родиться впоследствии. Мы жалуем их всеми правами, принадлежащими законным детям, согласно пункту 14 Основных закон империи и пункту 147 учреждения императорской фамилии [66].
Этим указом Александр II устанавливал законное происхождение своих детей от Екатерины Михайловны.
Он решил и материально обеспечить будущее своей жены и детей, у которых не было личного состояния, составив следующее завещание:
«Государственные процентные бумаги, опись которых присеем прилагается, помещенные от моего имени министром двора в Государственный Банк 5 сентября 1880 года, в сумме три миллиона триста две тысячи девятьсот семьдесят рублей, есть собственность моей жены, ее светлости, светлейшей княгини Екатерины Михайловны Юрьевской, урожденной Долгорукой, и наших детей. Ей одной я даю право распоряжаться этим капиталом при моей жизни и после моей смерти. Александр.
Ливадия, 11 сентября 1880 года».
В Ливадии вместе с императором отдыхал и его сын Александр, цесаревич. Между отцом и сыном состоялась беседа, в ходе которой наследник поклялся отцу быть Екатерине Михайловне и ее детям надежной защитой в случае смерти императора. Тогда же Александр написал цесаревичу письмо следующего содержания:
Ливадия, 9 ноября 1880 года.
Дорогой Саша.
В случае моей смерти поручаю тебе мою жену и детей. Твое дружественное расположение к ним, проявлявшееся с первого же дня твоего с ними знакомства и бывшее для нас подлинной радостью, убеждает меня в том, что ты их не покинешь и будешь их защитником и добрым советчиком. При жизни моей жены дети должны остаться лишь под ее опекой, если же Бог призовет ее к себе до их совершеннолетия, я желаю, чтобы их опекуном стал ген. Рылеев и еще одно лицо по его выбору и с твоего согласия. Моя жена ничего не унаследовала от своей семьи. Все имущество, принадлежащее ей в настоящее время, движимое и недвижимое — приобретено ею лично, и родственники ее не имеют на это имущество никаких прав. Моя жена может распоряжаться ими по собственному усмотрению. Из предосторожности она передала мне все свое состояние, и мы условились, что если я переживу ее, оно будет поровну распределено между наши детьми и передано им мною после их совершеннолетия или при замужестве наших дочерей.
Пока наш брак не будет признан официально, капитал, который я поместил в Государственном Банке, принадлежит моей жене, согласно свидетельству, которое я ей выдал. Вот мои последние желания, которые, я уверен, ты добросовестно исполнишь. Да благословит тебя Бог за это. Не забывай меня и молись за душу того, кто тебя так нежно любил! Па [67].
Вернувшись в Петербург с юга, Александр II энергично занялся государственными делами. В начале 1881 года он особое внимание уделил подготовке Конституции Российской империи.
В конце февраля, в субботу, Александр вышел из своего рабочего кабинета и, зайдя к жене, сказал ей со вздохом облегчения:
— Это сделано. Я подписал Манифест. В понедельник утром он появится в газетах и, надеюсь, произведет хорошее впечатление. По крайней мере, русский народ увидит, что я дал ему все, что было возможно. И все это — благодаря тебе.
— Я счастлива, — ответила Екатерина Михайловна.
На следующий день, в воскресенье 1 марта, после обедни и работы со своими министрами император, наскоро позавтракав, зашел в комнату жены. Держа на коленях одну из своих дочерей, Александр сообщил княгине, как он намерен провести этот день.
Через полчаса он поедет в Михайловский манеж, чтобы присутствовать на разводе караулов. Оттуда он отправится к своей кузине, великой княгине Екатерине, живущей вблизи манежа. Без четверти три он будет дома.
— Если хочешь, мы поедем вместе в Летний сад, — предложил царь.
Екатерина Михайловна согласилась, и было условлено, что ровно в три четверти третьего она будет дожидаться его, одетая для прогулки.
Александр выехал в три четверти первого из Зимнего дворца в карете, сопровождаемый шестью казаками. Седьмой помещался на козлах. Слева от кучера. Трое полицейских чинов, в числе которых был полковник Дворжицкий, следовали за царской каретой в санях.
По традиции, идущей еще от Павла, император каждое воскресенье присутствовал на разводе караулов в манеже Инженерского замка…
Александра окружала блестящая свита великих князей и генерал-адъютантов. Иностранные послы тоже были в числе приглашенных. Во время развода император удостоил каждого из присутствующих любезной улыбкой или дружеским словом. Давно уже у него не было такого спокойного настроения.
После развода Александр отправился к своей любимой кузине, великой княгине Екатерине, где выпивал чашку чая. В четверть третьего он снова сел в карету и поспешил в Зимний дворец, сопровождаемый той же охраной. По Инженерской улице кортеж доехал до набережной, обычно пустынной, расположенной между Екатерининским каналом и садами Михайловского дворца.
Несколько полицейских агентов, мальчуган, тащивший по снегу небольшую корзину, офицер, два-три солдата, какой-то молодой человек с длинными волосами и маленьким свертком в руке — и больше никого на этой широкой, тихой улице. Орловские рысаки царского экипажа пошли полным ходом, так что сопровождавшие его казаки принуждены были галопом следовать за ним.
Когда царская карета поравнялась с молодым человеком, он бросил свой пакет под ноги лошадям. Взрывом были убиты двое казаков и мальчик, тащивший корзину, разворочена задняя часть кареты. На снегу темнели лужи крови и валялись осколки выбитых стекол.
